Коль не издал ни звука, но его мускулистые ягодицы дернулись, прижавшись к твердому члену Деймона.

Он схватил узкие бедра Коля, наклонил тело Коль, в то время как Коль упирался ладонями в стену. Он был напряжен, но Деймон не просил его расслабиться. Коль, конечно же, знал это, поэтому он, должно быть, хотел немного боли, чтобы оправдать свое удовольствие.

Деймон в целом предпочитал спать с женщинами, хотя этот парень был лакомым кусочком, лакомством после пира. Особенно в походе измученные лагерники не могли сравниться со свежим оруженосцем; некоторые оруженосцы, которых знал Деймон, могли конкурировать с лучшими шлюхами в мастерстве.

Взрослые мужчины с крепкими мускулами и длинными конечностями были не в обычном вкусе Деймона, но он подозревал, что при дворе не было человека, который не завидовал бы ему прямо сейчас. Кристон Коль был человеком удивительной красоты для своего низкого происхождения.

Деймон раздвинул ягодицы Коля, будто плюнул ему в дырку, чтобы посмотреть, не заставит ли это гордого рыцаря прыгать и ругаться.

Отказавшись от всего, что может показаться добротой, Деймон бросился домой.

Дыхание Коля свистело сквозь зубы, но он не сопротивлялся и не жаловался. Он был тугим, как и подозревал Деймон. Мгновение они стояли неподвижно, грудная клетка Коля расширялась и сжималась от глубоких, безмолвных вдохов, Деймон поражался тому, как сильно уже галопировало его сердце — он гордился своим контролем — поражался длинной, мускулистой спине перед ним, виду его бледные частные волосы на коже Коля. Он переместил свою хватку с тугих бедер на острый выступ левой бедренной кости, стиснув правое плечо, сжимая его сильными руками, чтобы лучше удержать Коула, и начал трахаться всерьез.

У Коля перехватило дыхание, но он все равно не стонал. Он растопырил пальцы и напряг предплечья, мышцы и сухожилия торчали вдоль рук и спины, чтобы не разбить голову о стену. Деймон почувствовал, как он тоже напряг ноги, когда Деймон взял его, представил, как Коль кусает губу, чтобы не издать ни звука, ноздри раздувались, когда он давился удовольствием, болью.

Деймон мог бы растянуть это, заставить Коля просить, как шлюху (как Рейниру), но терпение Деймона уже лопнуло. Деймон скользил в него и выходит из него, быстрее, раскаленный еще больше от вида, ощущения Коля, гладкого и тугого, как кулак. Коль по-прежнему не издавал ни звука, но сжался в середине удара, не так, как сделал бы опытный любовник — как будто у него была половина мысли, чтобы побудить Деймона, и половина мысли, чтобы изгнать его

>>50702
>>50671

«Я пришел не драться», — умоляет Люцерис, пытаясь втиснуть свои пальцы между пальцами Эймонда.

— Ну, ну. Где твоя самодовольная улыбка, которую я так люблю, племянник?

«Я никогда не хотел ничего из этого», — хнычет Люцерис, хватаясь за запястье Эймонда обеими руками. Такие нежные руки, совсем без мозолей . «Если это касается твоего глаза, мне очень жаль! Ты вынудил меня!»

— Заткнись, ублюдок , — плюется он с ядом в голосе, — Я здесь, чтобы забрать долг, который ты мне должен.

"Тогда сделай это!" Люк кричит: «Возьми мой глаз.»

В мыслях Эймонда не было места ничему, кроме ярости. Он ненавидит своих незаконнорожденных племянников и ненавидит все, чем они являются, за ложь. Больше всего он ненавидит Люцериса. Его нежное лицо и красивые глаза. Его мелодичный смех, его сладкий запах. Принца, купавшегося в любви и заботе, которых был лишен сам Эймонд. Эймонд тянется к нему и вытаскивает кинжал. Он подносит его к щеке Люцериса, когда глаза мальчика начинают слезиться.

«Умоляю», — шепчет мальчик и начинает плакать.

Эймонд никогда раньше не чувствовал такого восторга. Он наблюдает, как загипнотизированный, как капли слез скапливаются вокруг ресниц Люцериса, как они стекают ручейками и собираются в уголках его розового рта. Эймонду хочется облизать их, запомнить вкус.

Внезапно он чувствует, как твердеет в штанах. Он продолжает смотреть на Люка и прижимает плоскую часть лезвия ближе к его левому глазу, но не может заставить себя нанести порез. Он застыл на месте, взволнованный и потрясенный этим перепадом эмоций внутри него.

. Люцерис смотрит на него большими и темными глазами, как у лани, а тело сотрясается от рыданий. Его руки все еще цепляются за предплечье Эймонда, он умоляет: «Пожалуйста, дядя».

Это только усугубляет состояние Эймонда, вся кровь течет вниз от его головы к члену. Он стонет и роняет кинжал, как будто обжегсч. Он наклоняется вперед и касается лбом Люцериса.

"Что ты наделал?" — спрашивает он злым шепотом.

Люцерис смотрит на него. Он не отвечает, захлебываясь нытьем. Влага от слез все еще блестит на его лице в темной комнате.

«Ты околдовал меня, я знаю», — выдавил Эймонд, двигая руками и кладя их на тонкую талию Люцериса. Он потерял контроль над собой. Он сжимает нежную плоть по бокам и тяжело дышит через нос.

«Я не понимаю, — говорит Люцерис, — ты меня так пугаешь».

Эймонд смотрит на него, болезненно напрягшись. Он толкается пахом вперед и сильнее прижимает племянника к каменной стене, желая, чтобы тот почувствовал это. Люцерис резко выдыхает, в его глазах что-то, определенно не страх. Эймонд наблюдает, как искажается его лицо .

«О, — выдыхает он, — Эймонд» .

«Посмотри, что ты со мной сделал», — шипит Эймонд, потирая медленно реагирующее тело Люцерис. — Ты горд, злой мальчишка?

«Нет, — стонет Люцерис, полузакрыв глаза от удовольствия, — я ничего не делал. Это ты всегда причинял мне боль, а теперь хочешь…»

Эймонд грубо целует его. Люцерис отвечает на поцелуй и наклоняет его шею в сторону. Он чувствует язык Эймонда у себя во рту, между зубами и в горле. Эймонд поднимает его выше к стене, пока Люцерис не вынужден обхватить его ногами. Они оставались в таком положении, впиваясь друг в друга, пока не рухнули на пол, не в силах удержаться. Они продолжают обвиваться друг вокруг друга, Эймонд перевернул их, так что Люцерис оказался под ним.

Люцерис обхватывает руками шею дяди, притягивает его обратно.

«Ты хочешь взять меня», — говорит Люцерис.

«Я хочу быть причиной твоих слез, — шепчет он на ухо племяннику, — единственной причиной».

Люцерис прерывисто стонет, когда Эймонд дергает его голову за волосы и засовывает три пальца ему в рот. Он инстинктивно смыкает губы и всасывает их, тяжело дыша. Эймонд груб, он заходит слишком далеко ему в горло, заставляет Люцериса давиться ими.

— Вот и все, — говорит Эймонд, его единственный глаз останавливается на заплаканных глазах Люцериса.

Он отрывает пальцы и почти благоговейно проводит ими по груди. Эймонд следует по следу слюны, которую они оставляют позади, покусывая кожу Люцериса, когда тот медленно спускается вниз по своему телу. Когда Люк чувствует, как те же пальцы, которые только что были у него во рту, входят в него, он издает сдавленный всхлип и тщетно пытается опереться на каменный пол под ним. Пальцы Эймонда длинные и толстые, загрубевшие за годы фехтования. Он добавляет один сразу за другим, и с каждым пальцем внутри него Люцерис теряет связность.

«Тебе это нравится, мои пальцы в твоей заднице», — говорит Эймонд, скручивая пальцы, пока они не находят место внутри, где его племянник скручивается и стонет от удовольствия.

Люцерис трясется, не в силах выдержать, пока его дядя снова и снова задевает одно и то же место, превращая его в плаксивую кашу.

«Эймонд, — умоляет он, — дядя, пожалуйста!»

Еще один резкий рывок, и Эймонд выводит пальцы. У Люцериса нет ощутить внезапную пустоту, прежде чем член Эймонда начинает входить в него. Люцерис задерживает дыхание, медленно впускает каждый его дюйм, ощущает его внутри себя. Это хорошо, так хорошо, и он чувствует, что переполняется.

— Бля, - выдыхает он, когда Эймонд входит до упора.

«Такой хорошенький маленький принц, такие грязные слова», — замечает Эймонд, переводя взгляд с заплаканного лица перед собой туда, где они соединены: «Самый красивый мальчик во всем королевстве, сломленный и плачущий на моем члене».

— Двигайся, — говорит Люцерис, поднимая руку, обхватывая лицо Эймонда и лаская кожу его повязки на глазу. Он слегка улыбается, мягко и открыто, несмотря на покраснение глаз.

Эймонд медленно выходит и еще медленнее толкается обратно. Он ругается себе под нос, никогда в жизни он не чувствовал ничего более приятного. Люцерис пытается двигаться на его члене, но скулит, когда Эймонд держит его бедра на месте.

«Скажи мне, чего ты хочешь», — говорит он, успокаивая себя внутри.

«Я хочу этого, — сглатывает Люцерис, шепчет, — я хочу жестко, хочу, чтобы ты заставил меня плакать до хрипоты».

Эймонд садится, хватает тонкие ноги Люцериса и закидывает их себе на плечи, пока мальчик не сгибается пополам в талии.

Ритм, который он задает, груб. Он целует Люцериса, наслаждаясь вкусом его слез на языке. Когда он отстраняется, он понимает, что близок к завершению, у него болят мышцы.

«Я собираюсь излиться внутри тебя».

«Боги, да», — кричит Люцерис, запрокидывая голову. Он двигается в такт толчкам Эймонда, теперь под идеальным углом, так что каждый толчок попадает в то место внутри него, от которого он белеет.

Эймонд не знает, когда они оба закончат. Он только отмечает, как ощущение давления в животе исчезает, а затем наступает самый прекрасный экстаз, который он когда-либо знал.

Когда он приходит в себя, он распластывается на Люцерисе. Они оба дышат так тяжело, что в комнате становится душно. Его племянник дрожит и тянется к его прикосновениям.

— Дядя, пожалуйста, пойдем меня в постель.

Им есть о чем поговорить. Он решает, что это может подождать до утра.

Он облизывает щеку Люцериса и наслаждается вкусом.

- Али, — заговорила Рейнира, как раз перед тем, как кто-то из них заснул. Алисента что-то промычала в ответ, давая ей понять, что она слушает. «Мой отец напомнил мне ранее, что я должен когда-нибудь жениться». — проворчала Рейнира, устраиваясь поудобнее на кровати поближе к Алисент. «Я не думаю, что хочу жениться».
«Он говорит, что я могу выйти замуж за своего кузена, Лейнор, гадость», Рейнира издала давящий звук, заставив Алисент хихикнуть. — Или, может быть, мой младший брат, если он у меня когда-нибудь будет. Тут настала очередь Алисент выразить свое отвращение, а принцесса рассмеялась.
— Я не думаю, что хочу выйти замуж за мужчину, — пробормотала Рейнира. — Я… — Ее глаза метнулись по лицу Алисент, затем на мгновение отвлеклись, обдумывая, что сказать. В конце концов она решила: «Я не понимаю, почему мы не можем пожениться».
Сердце Алисент екнуло, ее мысли наполнились воспоминаниями о Саманте и каждой мысли, которую она подавляла в течение последних лет. Рейнира заметила, как расширились глаза Алисент, но Алисента была слишком потрясена, чтобы ответить.
Рейнира придвинулась немного ближе: «Представь себе. Только ты и я до конца жизни. Нам не пришлось бы беспокоиться о суде, политике или детях. Я мог бы прокатить тебя на Сираксе, мы могли бы отправиться куда угодно.
— Рейнира, это… — тихо сказала Алисент, замолчав, пытаясь подобрать слова. Ее разум разрывался между « именно то, чего я тоже хочу » или « ужасно и неправильно, и нам не следует это обсуждать». ”
Рейнира потянулась, заправив выбившиеся волосы, упавшие на лицо Алисент, за ухо и мягко обхватила ее лицо. Ни один из них ничего не сказал на мгновение, глубоко дыша и наслаждаясь моментом. Рейнира очень осторожно наклонилась.
Алисент знала, что ей делать. Она должна оттолкнуть Рейниру, вернуться в свои покои и притвориться, будто ничего этого никогда не было. Если об этом узнают ее отец или король, Алисент не выживет. Даже если они останутся в неведении, боги этого не сделают. Они следили за ней каждое мгновение. В некоторые дни Алисента утешалась мыслью, что они присматривают за ней, но сейчас это казалось угнетающим. Возможно, это был тест, который они послали ей, чтобы узнать, была ли она в глубине души грешницей или истинной последовательницей Веры. Если это так, то Алисент с треском провалила их тест.
Через мгновение она решила, что Рейнира наклоняется слишком медленно, бросаясь вперед и захватывая губы принцессы своими. Они быстро разошлись, Алисента была в ужасе от того, что она только что сделала, но принцесса счастливо ухмыльнулась. Алисент знала, что этой ночью она еще много раз провалит испытание богов.
Следующие несколько месяцев будут одними из самых счастливых в жизни Алисент, поскольку они с принцессой влюбились в тайный роман. Она чувствовала себя виноватой, часто молилась о покаянии или руководстве, чтобы помочь ей разорвать эти отношения, которые, как она знала, были неправильными, но каждый раз, когда Рейнира широко улыбалась ей или брала ее за руку, Алисента снова падала.
Так было до той ночи, когда все рухнуло. Ее отец, конечно. Холодный, далекий и расчетливый, со шпионами повсюду в замке. Отец кричал на нее часами, чудом никто не слышал их сквозь стены. «Как вы думаете, что произойдет, если кто-нибудь еще обнаружит это? Как вы думаете, король был бы склонен проявить милосердие к шлюхе, которая соблазнила его дочь, чтобы она поддалась ее извращенным желаниям? Алисент все время плакала, какое-то время ей казалось, что она когда-нибудь перестанет плакать.
На следующий день Рейнира радостно встретила ее, пригласив в свои покои, чтобы помочь ей одеться. Как только дверь закрылась, Рейнира приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать Алисент, которой пришлось отвернуться, чтобы избежать этого. Рейнира казалась сбитой с толку и обиженной этим, когда Алисента отошла от нее, избегая ее взгляда. «Али? Что случилось?"
Алисент глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Это то, что должно было случиться, это было необходимо. Для их безопасности. Потому что было неправильно начинать эти отношения с самого начала. «Мы больше не можем этого делать».
"Что ты имеешь в виду?"
"Мы не можем быть вместе. Это нечестиво и зло для нас, что мы зашли так далеко».
«Алисента…» Рейнира выглядела скорее озадаченной, чем опечаленной ее словами. «У вас не было таких возражений ни вчера, ни в последние месяцы».
«Я раскаялся и увидел тяжесть греха, который мы вместе совершили. Мы должны прекратить это, пока это не зашло дальше». Пальцы Алисент сцепились, цепляя друг друга, как они делали это всякий раз, когда она нервничала.
Она двинулась вперед, взяв Алисент за руки. «Алисент, если кто-то узнал, скажи мне, кто. Мы можем справиться с этим, это не должно быть нашим концом. Мы можем… — Рейнира попыталась придумать решение, — мы можем улететь на Сираксе, как я всегда говорила. Или, мы могли бы сказать моему отцу. Я уверен, что он рассердится, но не причинит нам вреда. Со временем он поймет, если мы скажем ему правду.
— Рейнира, нет! Алисент в кои-то веки повысила голос, убирая руки, прежде чем у нее возникло искушение последовать плану принцессы. Возможно, они могли бы сработать, но это был слишком большой риск. Если бы ее отец знал, что она пыталась бросить ему вызов… «Нет ничего, кроме того, что мы должны были сделать в первую очередь. Покончи с этими ужасными отношениями».
Рейнира выглядела так, будто сейчас расплачется: «Ты действительно этого хочешь? Ты даже не хочешь попытаться сражаться за нас? Мы могли бы найти способ, я знаю, что мы могли бы.
— Вы можете поступать, как хотите, принцесса, но я не хочу иметь ничего общего с вашими… — Алисента выдавила из себя слова отца, — извращенные желания.

........

Ночь была сладкой, но стала кислой, когда король ушел. Еще одна битва между ее сыновьями и сыновьями Рейниры. Возможно, уже слишком поздно залечивать раны между их семьями, но, по крайней мере, у Алисент и Рейниры еще может быть надежда.

— Думаю, будет лучше, если мы вернемся на Драконий Камень, — сказала Рейнира, положив руку на беременный живот.

«Но вы же только что приехали», — слова прозвучали более отчаянно, чем предполагала Алисента, только раздраженная, когда она протянула руку и вцепилась в руку Рейниры. Она хотела, чтобы Рейнира осталась, ее больше не заботило то, что было правильным или правильным в глазах богов и людей. Она знала, что это невозможно, но Алисент хотела вернуться, когда они были детьми. Когда они были друзьями. И возможно, когда их было больше.

«Позвольте мне проводить детей домой, — решила Рейнира, — я… вернусь верхом на драконе».

Слезы навернулись на глаза Алисент, возможно, она больше не будет одна. — Мы с королем оба хотели бы этого.

Дни после возвращения Рейниры были трудными. Они хотели примириться, но почти два десятилетия гнева и злобы было не так легко сломить. Однажды ночью, после множества признаний и правды, Рейнира положила свою руку на руку Алисент.

— Ты имел в виду все, что сказал? В тот день, когда ты разорвал наши отношения? Это была тема, вокруг которой они всегда танцевали, вместо этого предпочитая говорить о своих детях, семенах войны, которые были посажены и рано или поздно прорастут, о том, как Алисент была вынуждена выйти замуж за Визериса и многих любовников Рейниры на протяжении многих лет. .

— Я этого не делала, — призналась Алисент, вздохнув так, словно она сдерживала его с того дня. «Мой отец узнал, я был слишком напуган, чтобы ослушаться его. Я все еще любил тебя».

"И сейчас?" Глаза двух женщин встретились, прошло мгновение, и Алисент снова почувствовала себя на той кровати в покоях Рейниры, борясь с самой собой.

Алисента знала, что ее чувства греховны. Она станет позором для своего отца, мужа и детей. Она будет отправлена в самую глубокую яму семи адов за исполнение таких ужасных, гнусных желаний, вдобавок ко всем мучениям, ожидающим ее в жизни, если они будут обнаружены. Она знала, что боги снова испытывают ее. На этот раз она могла бы свернуть с этого пути, если бы действительно этого желала. Она могла бы быть настоящей респектабельной дамой, как она всегда и делала. Следуйте по пути, который не принес ей ничего, кроме горя и страданий.

Алисента притянула Рейниру ближе, снова провалив испытание богов, и ничто никогда не казалось таким правильным.