>>8628
Восприятие абстрактных понятий и изображений

Неразвитость абстрактного концептуального, или словесно-логического, мышления, осуществляемого посредством логических операций с понятиями, проявлялась также в том, что язык крестьян тяготел к конкретным, детализированным, единичным определениям. В Программе вопрос № 246 о языке крестьян включал подвопрос: «Указать на выражения, которые употребляют для обобщений, например, чтобы придать многим предметам общий признак или подвести сходные в чем-либо поступки под общее правило». Корреспонденты в своих ответах таких обобщающих слов не привели. Зато они единодушно засвидетельствовали, что в каждой местности бытует значительное число специфических слов, не известных в других местах, обозначающих сугубо конкретные предметы, действия, явления или ситуации: адина (жадный человек), кацюля (качаться), кирилисить (худо петь за богослужением), намаазать (обмануть), шаль (даровщина)52. «Язык тиксненских крестьян не отличается особенно большим запасов слов сравнительно с местами, расположенными вблизи городов, но в то же время очень гибок». «В языке наших крестьян почти совсем не встречается иностранных слов».

Неразвитостью концептуального мышления объясняется непонимание крестьянами духовных книг. «Книги на славянском наречии признаются "божественными", но их не каждый может читать, да и понимать их труднее. Свободно читают и хорошо понимают книги на славянском языке заправские чтецы и грамотеи. Для обыкновенных слушателей этих книг - стариков и старух - не только целые обороты и предложения, но и многие отдельные слова совершенно не понятны, а потому чтецу часто приходится останавливаться для объяснения их». «Крестьяне рады бывают послушать "слова Божья", но, имея малое умственное развитие, не понимают прочитанного, и потому у них скоро теряется охота слушать; иные, не теряя терпения, слушают, дожидаясь более понятного места, а другие скоро уходят "побалякать" о своих житейских делах с соседом».

В языке крестьян, сравнительно с языком образованных людей, действительно было мало понятий высшего уровня, оторванных от конкретики. Показателен в этом плане очерк известного писателя-этнографа П.И. Якушкина (1822- 1872) «Велик Бог Земли русской!» (1863 г.). В его основе лежали личные наблюдения автора, вынесенные им в ходе странствий по России в 1861 г. Он пешком в крестьянской одежде обошел десятки селений в нескольких губерниях, общался с народом и из первых рук получал сведения о толках и слухах, распространившихся среди крестьян после оглашения Манифеста об отмене крепостного права и Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Крестьянские грамотеи давали специфическое толкование многих его положений в свою пользу и в ущерб помещикам, что послужило причиной крестьянских волнений, крупнейшим из которых стало Бездненское. Помещичий крестьянин с. Бездны Спасского уезда Казанской губернии Антон Петров, по словам усмирителя волнений генерала Апраксина, «сделался каким-то пророком, возбудил даже фанатизм, увлекая крестьян своими рассказами, сообразуясь с господствующею в умах их идеею и понятиями о воле, подкрепляя все доводы именем вашего величества и всемогущего Бога, даровавшего ему право объявлять крестьянам свободу и избавление от помещиков». Якушкин обстоятельно рассказал, как крестьяне специфически толковали положения «Манифеста» и какие последствия это имело.

Большею частью толки крестьян вращались вокруг того, кому будет принадлежать земля. В конце «Манифеста» была высокопарная фраза: «Пусть они (земледельцы. - Б. М.) тщательно возделывают землю и собирают плоды ее, чтобы потом из хорошо наполненной житницы взять семена для посева на земле постоянного пользования или на земле, приобретенной в собственность». Крестьяне толковали ее следующим образом. «Плоды - в садах, а сады-то барские, а как плоды - нам, стало, и сады к нам отойдут». Хорошо наполненные житницы имеются только у помещиков, а у крестьян - «анбаришки». Значит, в Манифесте речь идет о том, что помещичьи житницы переходят крестьянам. Соответственно последняя часть предложения «семена для посева на земле постоянного пользования или на земле, приобретенной в собственность» толковалась так: «Постоянно ты (крестьянин. - Б. М.) землей пользуйся, а коли хочешь, купи. Только для чего же я покупать стану землю, коли и так можно ее пахать?» Заканчивался Манифест словами: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с Нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного». Крестьяне истолковали призыв так: «Перекрестись - и только! - и пошел сейчас свободный труд!» Поскольку «все, что напечатано, считается крестьянами непреложной истиной», то они решили, что их толкование и есть царская воля, которой они должны непреложно следовать.

Не сбрасывая со счетов когнитивный диссонанс и притворное непонимание, ложное толкование Манифеста было следствием преимущественно того, что крестьяне все его слова с иносказательным обобщающим смыслом - «плоды», «житницы» и др. - понимали буквально и конкретно, в тесной увязке со своими крестьянскими практиками. Характерно, что Бездненский инцидент был одним из многих. «Я бы не стал рассказывать этого случая, - пишет Якушкин, - если бы он был редким исключением; но, к несчастью, воля была прочитана почти повсеместно таким образом… Чиновникам и помещикам крестьяне не верили; поневоле им пришлось нанимать выгнанных дьячков, подьячих, да промотавшихся помещиков. И должно сказать правду: эти люди читали волю добросовестно; желание ли добра крестьянам, боязнь ли страшной ответственности за ложное толкование, то ли и другое вместе действовало на чтецов, но я не встречал ни одного умышленного толкователя из этих грамотеев-чтецов; да из чтецов вообще было мало и толкователей: все боялись ошибиться, а ошибиться было легко! Многих из этих чтецов ловила полицая, но, кажется, ни одного, кроме известного Антона Петрова, не нашли виновным». Отсюда следует, что причина неадекватного толкования Манифеста крестьянами заключалась в том, что крестьяне по-иному и по-своему понимали его текст, а не в том, что им искаженно его читали.