>>250033
>>250034
Найс припеклоу у манятеоретиков. Скажите, опущенки, почему охуительные истории манякомпаративистов про дене-кавказские, насратические, алтайские и прочие манясемьи на Западе не принимаются всерьёз вообще, а принимаются лишь в пидорахе и постсовке?
Насратическая манясемья — это концентрированный пиздец уровня хроноложества, со всеми прилагающимися атрибутами типа игнорирования гласных и подтасовки данных для лучшего схождения с манятеорией. Её обоссали, обосрали и опустили всюду, кроме совка, где она пришлась очень кстати «шоб було не как у буржуев».
Вот хороший пример насратических построений с лингвофорума:

>Ну напр., pVrV «палец, пик» (по Старостину). Гласные объяснить они не могут, в итоге всё сводится к сравнению двух согласных, не самых редких. Отсюда выводят ПИЕ якобы perst(h)-, что значит «палец, пик горы», откуда якобы слав. пьрст , голл. vorst лат. postis «столб» и греч. παστάς «столб» (по Дворецкому παστάς < παρ(α)στάς (все три засвидетельствованы)) при том что значение «палец» выводимо только для балтославянского, в остальных это исключительно пик или столб. Отсюда можно предположить, что в ПИЕ это pr-stH-, и аналогично сл. простой и букв. значит «вперёд отстоящий; торчащий конец». По крайней мере значение палец тут, похоже, вторично в балто-слав., как экспрессивное «торчащий конец» > «палец».

>Но без тени сомнения, они сравнивают вторичное значение вторичного внутреннего индоевроп. компаунда (и всего два согласных!) с алтайским piari «палец, шириной в палец» (про пики уже забудьте), которое даёт тюрк. biarŋak «палец», прото-кор. par «слой» (! логика следующая: «шириной в палец» > «слой»), картв. prcx- «ноготь, чесать» (не звукоподраж. ли?)

>При таких чудесных широких семантических полях, предполагающих большое время расхождения, и аморфность гласных, согласные как-то сильно не меняются (p = p, r = r везде легко, ну, может, звонкость появится), видимо, чтобы облегчить судьбу ностратиков по поиску соответствий.

>Думаете, сложно найти в любом отдельно взятом не-ностратическом (прото)языке корень pVr- который бы значил что-то из следующего: слой, палец, ноготь, чесать, столб и так далее, насколько фантазии хватит? А не сложно: в австралийском языке Pitjantjatjara семьи Пама-Ньюнган piri значит «ноготь, коготь» (я не особо искал, можно и с -а- в корне найти). Это не протоязык, но показывает весь масштаб.

>Фоменковщина чистой воды.

О чём можно говорить со сторонниками таких теорий?

>>249870

>Тут хоть бы до праславянского норм цепочку

С праславянским-то всё отлично. Там проблема лишь в том, что в СССР статью о "хуе" из словаря Фасмера при редакции удалили (ебанутая цензура, зла грязноштанным), но тем не менее оно таки присутствует в ЭССЯ, так что есть на что ссылаться в случае чего, а реконструкция так вообще понятна даже без всяких источников и прозрачна - "xujь". Да и дальнейшая этимология тоже вполне понятна - эвфемизм от значении "колючка".

>>249808
1) Русский: "хуй" (хуй)
2) Праславянский: "xujь" (хуй)
русск. "хуй", укр. "хуй", белорус. "хуй", болг. "хуй", польск. "chuj", чешск. "chuj", словацк. "chuj", кашубск. "chùj"
3) Протославянский: "skoujo"
4) ПИЕ: "skowyos"/"skewy-"/"skwAy-" [аблаутное чередование ("skowyos" - o-форма, "skewy-" - полная форма, "skwAy-" - нулевая)] (колючка, шип)
староирландск. "scé" (боярышник), валлийск. "ysbyddad" (боярышник) < пракельтск. "skwiyats"
литовск. "skujà" (шишка, хвоя), латышск. "skuja" (хвоя), праслав. "xvoja"/"xvojь" (хвоя) < прабалтослав. "sku(o)jaʔ"
праслав. "xujь" (хуй)
албанск. "hu" [множ. "hunj"] (кол, столб, шест, хуй) < праалбанск. "skuna"<"skuja"

Дальше начинается безумие и классические индоевропеисты сходят с ума (о чём ниже), а ностратисты по классике продолжают искать родственников извне.
Классические индоевропеисты: "skewy-" = "ks(e)w-" (резать, скоблить) + суффикс "oy"; дальше градус упоротости возрастает в многократное кол-во раз и они начинают возводить "ksew-" из "ks-nē-w-ti"
Ностратисты: выводят наркоманское "c'wAxjA" (щитоа?) со значением 'шип' приводя как минимум праалтайское "šiujo" (колючка, хвоя), прауральское "šuje" (укол, наконечник) и картвельское "cxw-" (колючка), а также ещё целую гору до кучи, хотя эта реконструкция - бабушка на двое сказала, там чёрт пойми голову сломит и это лишь предварительно - там всё подряд в кучу свалено.

>>249862
Не больше, чем современная индоевропеистика с её ларингалами и прочей хуйнёй. Одного поля ягоды. Ностратика хотя бы привлекает данные извне, в отличии от идиотского самокопания в мейнстримовой индоевропеистике, когда уже дошли до того, что обычные слова членят чуть ли не по отдельным буквам, объявляя из них каждую отдельным корнем или суффиксом. "Хвоя" тут как раз прекрасный пример.

>>252200
Да, в общем-то, всё правильно сказано. Русский справляется с динамикой и полновесным, в лицо бьющим рассказом о чувствах куда лучше английского.
Но, в силу достаточно архаичной грамматики, включая мощнейшую глагольную систему, которая, впрочем, — и это важно! — не даёт выбора не рассказать всё о действии (в русском нет "наиболее общей" версии любого глагола, даже выбор несовершенного вида без приставки сообщает гору контекстуальной информации).
Английский позволяет крайнюю степень отвлечённости, отстранённости, или же, в ином контексте, subtle incompleteness. В недосказанности ему, конечно, никак не тягаться с японским или корейским, но всё же.

И, не дай бог, вам придётся читать какую-нибудь экономику на русском. Тот же материал на английском будет в десятки раз понятнее и прозрачнее.

Так почему же так происходит?
У литературного, кодифицированного английского достаточно интересная, уникальная в своём плане история. Подвергшись нескольким волнам лингвистических потрясений, язык к 16-му веку потерял практически всю индо-европейскую грамматическую идентичность, но взамен стал большим мастером словоупотребления. Весьма похожий по духу используемых принципов на средневековый китайский (ну и многие другие изолирующие или в высокой степени аналитические языки, но далеко не каждый из них имеет достаточно богатую традицию), английский оперирует короткими, ясными связями между понятием и его символом. Это добавляет степень свободы выразительности, который русскоязычному (ну и, заодно, людям, у которых родной язык обладает мощным грамматическим аппаратом) понять достаточно сложно.

Естественно, практически все стилистические влияния с континента английский получал на 100-200 лет раньше, нежели русский.

"Золотой век" литературы в русском пришелся на 19-й век, в то время как во Франции, которая суть родоначальница большинства принципов более обширного, всеевропейского классического "золотого века", начало этому явлению было положено аж в конце 17-го века. И английский имел куда больше времени созреть.

Также, у языка была возможность развиваться последовательно, естественным образом реагируя на смены эпох. С ним не случились, положим, совок или же постсовковый литературный кризис.

Стоит добавить, что оба языка (их литературные версии, по крайней мере) — по сути своей лингвистические бастарды, составленные из многих слоёв влияний и заимствований. Но опять же, катаклизмы в английском происходили лет на пятьсот раньше. Можно это сравнить с выведением породистых лошадей. Скрещивание на дальней дистанции в итоге выводит куда лучшую породу, чем первоначальная, но требуется много времени на сглаживание шероховатостей, на созревание коктейля генов.

Возможно, русский и не кажется на первый взгляд таким разноцветным, лексически. Однако, что есть, по сути, литературный русский образца 20-го века и позднее?

Изначально, естественно, была большая разница между языком народа и языком, в случае русского, церкви. Последний в огромных количествах заимствовал стилистику и синтаксические манеры из высокого регистра византийского койне. Попробуйте как-нибудь почитать подстрочные переводы чего-нибудь на аттическом, койне и современном димотики. Первое и последнее покажется чужим, непонятным, однако, странная знакомость койне сразу бросится в глаза где-то уже виденным выспренным стилем.

В начале 19-го века группа писателей, по сути, создала из различных составляющих новый литературный язык, в логичной мере искусственный, (мастерски, признаем) смешав в один чан чистокровно славянский язык народа, койне-подобный церковный язык и новейшие европейские влияния, прежде всего, к тому времени уже созревшую французскую высокую стилистику. Немецкий также внёс немало вклада в получившийся суп, начать хотя бы с пунктуации, которая была заимствована практически целиком.

Соус настаивался всего сотню лет, но случился совок, с его подчинением языка идеологии. Родился и "загрязнил" собой язык канцелярит (продолжение диалекта присутственных мест царского времени). В итоге, сегодня мы имеем то, что имеем, язык в самой середине целой череды огромных изменений, так толком и не заканчивавшихся с начала 19-го века.

Даже если отбросить принцип "не суди языки субъективно", так ли уж правильно обвинять русский во врождённой неуклюжести?

Правда же в том, что какие-то языки по умолчанию справляются с чем-то лучше, с чем-то хуже, и единственным количественным мерилом здесь остаётся богатство, зрелость и история культурной, художественной традиции. И в этом смысле, русский удивительно успешен, так как входит в число трёх-четырёх крупнейших (по размеру и вкладу в общий литературный фонд) западных литературных языков наряду с французским, английским и немецким.