>>373034
Давайте, я не против.
Ислам с христианством в принципе способен уживаться?
Всегда уживался, а тут вдруг не способен. Это кто придумал? Это придумали люди, которым почему-либо нужен доступ к очень большой нефти. Иракской в частности. Придумали мировое зло, раздули его до бессовестных масштабов, приписали исламу то, чего в нем и нет вообще, вылущили из него все лучшее, что есть, всю его поэзию, весь смысл... Я не говорю, что радикализма не существует. Я говорю, что ислам к нему не сводится. А кто хочет отождествлять мусульманство с нетерпимостью и зверством — пусть честно признается про нефть.
Вот Турция, допустим. В ней уживаются не только ислам и христианство — в ней столько всего, что даже у меня, стамбульца, голова кругом идет. И все ужасно радикальны. Есть очень категоричные военные, требующие немедленного переворота. Есть очень твердые коммунисты, вообще коммунизм в большой моде, полно экстремалов в диапазоне от че-геваровской романтики до маоистской прагматики. Есть дюжина религиозных сект плюс фундаменталисты разных конфессий. Есть светские движения, сторонники бурной европеизации, есть поклонники Ататюрка (к ним принадлежит, кстати, моя семья), есть упомянутые ностальгисты, не могущие примириться с утратой имперского статуса. Всего я насчитал бы штук двадцать влиятельных политических сил. И то, что их так много, — это и залог всеобщей выживаемости. Если бы к власти пришел кто-то один или если бы жизнь состояла из борьбы каких-то двух — очень может быть, что конец света в самом деле не заставил себя ждать.
А! Вот как раз наш Андрей Архангельский из «Огонька» говорит, что Памук как настоящий постмодернист требует снятия бинарных оппозиций.
Ну вы скажите ему, что я не совсем все-таки постмодернист. Я модернист скорее. Если бы я состоялся как художник, это был бы модерн с национальными, довольно архаичными корнями... Модерн же, собственно, и обратился к архаике в поисках новой серьезности. Постмодернизм — это когда все более или менее равно всему, то есть в буквальном смысле всем все равно. А модернизм — бурная борьба разного, и этого разного много. Я в самом деле не принимаю мира, поделенного на две краски. Если кто-то пытается представить мир двухцветным — скорее всего вас дурят, причем небескорыстно.
Кстати, почему у вас так четко соблюдена цветовая символика, у каждой книги свой цвет? «Черная книга», «Зови меня красным», «Белая крепость»...
Наверное, комплексы несостоявшегося художника. Тут видите, в чем опасность: я вам что-нибудь скажу о моей личной цветовой символике, а вы истолкуете неверно. У красного — свои коннотации, у черного и белого — тем более... Так что отвечу общим местом: это основной колорит книги.
Вот вы позволили себе резкое высказывание в интервью — о геноциде армян — и имели столкновение с государством. Это полезный опыт?
Один ваш талантливый мыслитель сказал, что писатель — единственная профессия, в которой полезно все. (А. Синявский: «Писателю и умирать полезно». — Д Б.) Это верно только отчасти, потому что, с одной стороны, все — опыт. А с другой... Вот вас побили на улице, это полезно?
Нет.
Почему, это можно описать! Но это противно, понимаете? Писатель по определению натура впечатлительная. От всего зависит. Конфликт с государством его обогащает — и надламывает. Опыт появляется, а воплотить его адекватно иногда уже не получается, таких примеров много. Так что я все-таки за то, чтобы меня не били на улицах.
Ну это не одно и то же — битье на улице и ссора с государством.
Уверяю вас, по ощущению — тот же ужас от столкновения с превосходящей силой.
А сознание правоты?
Оно и на улице есть. Шел, никого не трогал, цветы девушке нес, возможно... Я хочу красивые книги писать, а не скандальные. Иногда при этом затрагиваешь политическую тему, но не нарочно же. Писатель должен быть как ваш Пушкин, чтобы его хотелось присвоить всем политическим партиям и каждой что-нибудь годилось. Потому что он — красота, а в красоте — все. Его ведь у вас все хотят присвоить, так? А он никому не дается. Идеал.
Как вы думаете, проблема Кавказа и России неразрешима?
Неразрешимых проблем не бывает. Человечество — это механизм для разрешения всех проблем. Никогда еще так не было, чтобы жизнь ставила перед ним задачу, а оно отступалось.
Существует ли турецкий национальный характер? Турецкая особенная любовь, например?
О, вот про это я вам ничего не скажу. Из принципа. Хватит из Турции делать маргинальную страну. Почему никто не спрашивает про американский характер или любовь? Мы что, дикари, туземцы, экзотика? Во всем мире примерно одинаковый процент сумасшедших, плохих, хороших... Что касается любви, то все как у всех. Чаще всего она взаимна, иначе бы мир давно пресекся.
Дмитрий Быков,Журнал "Огонёк" №24 от 18.06.2006, стр. 10
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/2297196