>>451835

>КАК?!

Очень больно.

Он подумал о физике этого явления. « Хеллбор » Боло был плазменно-термоядерным оружием. Крохотная щепка замороженного водорода, заключенная в оболочку охладителя с ядерным детонатором и стальную рубашку ускорителя, автоматически загружалась в казенную часть орудия. Когда Боло стрелял, мощные магнитные поля в стенках ствола « Хеллбора » подхватывали стальную рубашку и разгоняли ее до релятивистских скоростей. За мгновение до инициализации термоядерной реакции срабатывали установленные в канале ствола десятимегаджоулевые лазеры, выжигая воздух на траектории заряда, чтобы уменьшить трение.
Прежде чем заряд достигал выхода ствола, детонатор воспроизводил температуру и давление, достаточные для того, чтобы начать маленькую термоядерную реакцию. Магнитные поля, ускоряющие движение снаряда, также удерживали и сжимали плазму — отчасти для того, чтобы сфокусировать ее, но в основном для того, чтобы сохранить ствол « Хеллбора », не говоря уже об остальной части башни Боло, от расплавления в чудовищном жаре. К тому моменту, когда заряд « Хеллбоpa » покидал дуло орудия — через пятьдесят наносекунд после зажигания, — вся первоначальная материя: водород, рубашка и все остальное — превращалась в плазменную стрелу с температурой в несколько миллионов градусов по Кельвину, летевшую со скоростью на тридцать процентов меньше световой. Хотя масса снаряда была всего несколько граммов, отдача — несмотря на мощные амортизаторы системы крепления орудийной башни — была достаточно сильна, чтобы сотрясать четырнадцатитысячетонное чудовище так, что его корпус гудел, как огромный колокол.
Ключевым пунктом в уравнении была энергия . Боло Марк XXIV использовал мощность трех термоядерных реакторов класса VII, чтобы произвести энергию, достаточную для разгона нескольких граммов водорода до низкорелятивистских скоростей, и большая часть этой энергии уходила в атмосферу в виде тепла, исходившего от плазмы, несмотря на создаваемый лазерами вакуум. Лазеры тоже добавляли долю тепла, как и излучавшее интенсивный свет плазменное копье. Выстрел « Хеллбора » был чем-то вроде броска крохотного кусочка ядра звезды на околосветовой скорости; в области сражения температура воздуха стремительно возрастала.

>Этот танк Драйго от артиллерии, что ли?

Нет, этот танк вполне можно победить и у Кейта Лаумера показано как это можно сделать.
Кстати, Лаумер не наркоман, а вполне себе годный писатель. Циклы про Империум и Ретифа у него неплохи. Да и сам парень знает про что пишет-как-никак бывший капитан ВВС и бывший вице-консул посольства США в Бирме.

>>464785
Тиранидская версия:

Сплетаемся в объятьях тиранидских.

Крепкие клешни хитиновые крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в жвалы. Молча целуем, по-тиранидски, без млечно-путёвых нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Гибриды генокрадов между нами суетятся с спорами костяными, массой липидной полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе совокупительные органы. Снуют бессловесные гибриды аки тени, ибо не светится у них ничего.

— Лвиафан! — восклицает Тиран Улья.

— Поглотим Галактику! — восклицаем мы.

Встает Тиран Улья первым. Приближает к себе Ликтора. Вставляет Ликтор в Тирана клоаку совокупительный орган свой. Шипит Тиран от удовольствия, скалит в темноте клыки белые. Обнимает Ликтора Веномтроп, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Ликтор утробно. Веномтропу Страж Тирана заправляет, Стражу Тирана — Малантроп, а уж Малантропу липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою конечностью, а правой направляю совокупительный орган свой ему в клоаку. Широка клоака у Малантропа. Вгоняю совокупительный орган свой ему по самые сперматофоры багровые. Малантроп даже не крякает: привык, тиранид коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу биоформами эндосимбиотическими. А уж ко мне Равенер пристраивается. Чую клоакой дрожащие отростки его. Увесисты они — без толчка не влезут. Торкается Равенер, вгоняет в меня толстоголовый орган свой. До самых брюшных сегментов достает махина его, рык нутряной из меня выжимая. Рычу в ухо Малантропа. Равенер кряхтит в мое, клешнями хитиновыми меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — орган достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем Разум Улья органы обновил, укрепил, обустроил. Есть чем и друг друга усладить, и галактический биомусор наказать. Собирается, сопрягается гусеница тиранидская. Рычат и шипят позади меня. По закону флота-улья левокрылые с правокрылыми чередуются, а уж потом генокрады пристраивается. Так в Левиафане заведено. И слава Разуму Улья…

По чавканью и шипению чую — генкрадов черед пришел. Подбадривает Тиран Улья их:

— Не робей, зелень!

Стараются молодые, рвутся друг другу в клоаки тугие. Помогают им гибриды темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний генокрад вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.

— Лвиафан! — кричит Тиран Улья.

— Поглотим Галактику! — гремим в ответ.

Шагнул Тиран Улья. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Тиран нас в пруд-резервуар. Просторен он, вместителен. Теплою биомассой наполняется, заместо ледяной.

— Лвиафан! Лвиафан! — кричим, обнявшись, клешнями перебирая.

Идем за Тираном. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся сперматофоры наши, вздрагивают совокупительные орагны в клоаках.

— Лвиафан! Лвиафан!

Входим в пруд-резервуар. Вскипает биомасса пузырями воздушными вокруг нас. По сперматофоры погружается Тиран, по пояс, по головогрудь. Входит вся гусеница тиранидская в купель. И встает.

Теперь — помолчать время. Напряглись клешни мускулистые, засопели дыхальца молодецкие, закряхтели тираниды. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется биомасса вокруг нас, волнами ходит, из пруда выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:

— Лвиафааааан!!!

Дрожит потолок органический. А в пруду — шторм девятибалльный.

— Лвиафааааан!!!

Реву в ухо Малантропа, а Равенер в мое вопит:

— Лвиафааааан!!

Разум Улья, помоги нам не умереть

Неописуемо. Потому как божественно.

Райскому блаженству подобно возлежание в мягких складках после тиранидского совокупления. Сфинктеры корабля сжаты, биомасса в ведерках на полу, метановый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Тиран Улья наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в сперматофорах. Пьем молча, дух переводим.

>>504548
Как вы заебали... Пиздец просто....

Сплетаемся в объятьях братских. Стальные руки некронские крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-некронски, без живых нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Скарабы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью из живого металла полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе гауссы. Снуют бессловесные скарабы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Некронтир! — восклицает Имотекх.
— Уничтожим Древних! — восклицаем мы.
Встает Имотекх первым. Приближает к себе Зандрекха. Вставляет Зандрекх в Штормлорда верзоху гаусс свой. Гудит Имотекх от удовольствия, скалит в темноте зубы стальные. Обнимает Зандрекха Обирон, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Зандрекх утробно. Обирону Тразин Бесконечный заправляет, Тразину — Сзерас, а уж Сзерасу стальную сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата неживого левою рукою, а правой направляю гаусс свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Сзераса. Вгоняю гаусс ему по самые аккумуляторы багровые. Сзерас даже не скрипнет: привык, некронтир коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу железным панцирем. А уж ко мне Орикан пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Орикан, вгоняет в меня толстоголовый гаусс свой. До самых проводов достает махина его, щелчок нутряной из меня выжимая. Скрежещу в ухо Сзерасу. Орикан скрипит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по скрежету разумею — гаусс достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем криптеки гауссы обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Династии наказать. Собирается, сопрягается фаланга некронская. Ухают и скрипят позади меня. По закону Династии криптеки с некрон лордами чередуются, а уж потом имморталы пристраивается.
Так у Имотекха заведено. И слава Некронтир…
По хрусту и скрежету чую — варриоров черед пришел. Подбадривает Имотекх их:
— Не робей, ржавчина!
Стараются варриоры, рвутся друг другу в верзохи ржавые. Помогают им скарабы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний варриор скрипнул, последний хрустнул — и готова фаланга. Сложилась. Замираем.
— Некронтир! — кричит Имотекх.
— Уничтожим Древних! — гремим в ответ.
Шагнул Имотекх. И за ним, за головою фаланги двигаемся все мы. Ведет Имотекх нас в стазис-камеру. Просторна она, вместительна. Живым металлом наполняется, заместо мертвого.
— Некронтир! Некронтир! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Имотекхом. Идем. Идем. Идем фаланговым шагом. Светятся аккумуляторы наши, вздрагивают гауссы в верзохах.
— Некронтир! Некронтир!
Входим в стазис-камеру. Вскипает живой металл пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Имотекх, по пояс, по грудь. Входит вся фаланга некронская в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки стальные, засопели сервоприводы молодецкие, заскрипели некроны. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется жидкий металл вокруг нас, волнами ходит, из камеры выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей фаланге прокатывается. И:
— Некронтииииир!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
— Некронтииииир!!!
Реву в ухо Сзерасу, а Орикан в мое вопит:
— Некронтииииир!!
К'таны, помогите нам не умереть…
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких стазис-лежаках после некронского совокупления. Свет включен, электролит в ведерках на полу, озонированный воздух, Второй альбом Kraftwerk для синтезатора с оркестром. Имотекх наш после совокупления любит электронную музыку с древней Терры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в аккумуляторах.

>>504548
Как вы заебали... Пиздец просто....

Сплетаемся в объятьях братских. Крепкие руки десантные крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Культисты между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью слаашенитской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные культисты аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Лоргар! — восклицает Кор Фаэрон.
— Лоргар Акбар! — восклицаем мы.
Встает Кор Фаэрон первым. Приближает к себе Эреба. Вставляет Эреб в Мастерову верзоху уд свой. Кряхтит Кор Фаэрон от удовольствия, скалит в темноте зубы железные. Обнимает Эреба Паристур, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Эреб утробно. Паристуре Даврот заправляет, Давроту — Мардук, а уж Мардуку липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Мардука. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Мардук даже не крякает: привык, несущий слово коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу дарами хаоситскими. А уж ко мне Кол Бадар пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Кол Бадар, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Мардука. Кол Бадар кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем Фабиус Байл уды обновил, укрепил, обустроил. Есть чем и друг друга усладить, и рабов Бога-Трупа наказать. Собирается, сопрягается гусеница хаоситская. Ухают и кряхтят позади меня. По закону легиона братья из разных воинств чередуются, а уж потом ренегаты всякие пристраивается. Так у Несущих Слово заведено. И слава Лоргару…
По вскрикам и бормотанию чую — ренегатов черед пришел. Подбадривает Кор Фаэрон их:
— Не робей, зелень!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им культисты темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Лоргар! — кричит Кор Фаэрон.
— Лоргар Акбар! — гремим в ответ.
Шагнул Кор Фаэрон. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Кор Фаэрон нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплой кровью наполняется, заместо ледяной.
— Лоргар! Лоргар! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Кор Фаэроном. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Лоргар! Лоргар!
Входим в купель. Вскипает кровь пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Кор Фаэрон, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница хаоситская в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели десантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется кровь вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Лоргааааар!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
— Лоргааааар!!!
Реву в ухо Мардуку, а Кол Бадар в мое вопит:
— Лоргааааар!!! Такбиииир!!!
Хаос Неделимый, помоги нам не умереть…
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в лежаках шипастых после хаоситского совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Симфония № 1 Шнитке для большого симфонического. Кор Фаэрон наш после совокупления любит музыку с древней Терры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.

>>504548
Как вы заебали... Пиздец просто....

Сплетаемся в объятьях братских. Крепкие руки крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Трэллы между нами суетятся с горшками глиняными, мазью клыктанской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные трэллы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Хьольда! — восклицает Гримнар. — Фенрис хьольда! — восклицаем мы.
Встает Логан первым. Приближает к себе Рагнара. Вставляет Рагнар в гримнарову верзоху уд свой. Кряхтит Логан от удовольствия, скалит в темноте клыки белые. Обнимает Рагнара Брэн, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Рагнар утробно. Брэну Энгир заправляет, Энгиру — Харальд, Харальду — Эрик, Эрику — Гуннар, Гуннару — Бьорн, а уж Бьорну липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата краснорылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у Бьорна. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Бьорн даже не крякает: привык, волк матёрый. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу бородою. А уж ко мне Свен пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Свен, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Бьорна. Свен кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем творцы плоти уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Фенриса наказать. Собирается, сопрягается гусеница космодесантная. Ухают и кряхтят позади меня. По закону стаи Серые Охотники с Длинными Клыками чередуются, а уж потом Кровавые Когти пристраивается. Так у Русса заведено. И слава Всеотцу…
По вскрикам и бормотанию чую — молодых черед пришел. Подбадривает Логан их:
— Не робей, щенки!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им трэллы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Хьольда! — кричит Гримнар. — Фенрис хьольда! — гремим в ответ.
Шагнул Гримнар. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Логан нас в купель. Просторна она, вместительна. Ледяною водою наполняется, заместо тёплой.
— Фенрис хьольда! — кричим, обнявшись, ногами перебирая. Идем за Логаном. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах. — Фенрис хьольда!
Входим в купель. Вскипает вода пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Логан, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница волчья в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели космодесантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется вода вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Хьольда-а-а-а-а-а-а-а!!! Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный. — Хьольда-а-а-а-а!!! Реву в ухо Бьорна, а Свен в мое вопит: — Хьольда-а-а-а-а!!!
Всеотец, помоги нам не умереть… Неописуемо. Потому как божественно. Райскому блаженству подобно возлежание в мягких шкурах после волчьего совокупления. Костры разведены, мьод в ведерках на полу, еловый воздух, бой барабанный раздаётся. Великий Волк наш после совокупления любит фенрискую музыку послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.
Мудро, ох мудро придумал Логан с гусеницей. До нее все по парам разбивались, отчего уже тень разброда опасного на Влка Фенрика ложилась. Теперь же парному наслаждению предел положен. Вместе грудимся, вместе и наслаждаемся. И мудрее всего то, что щенки завсегда в хвосте гусеницы пихаются. Мудро это по двум причинам: во-первых, место свое молодые обретают в иерархии волчьей, во-вторых, движение семени происходит от хвоста гусеницы голове, что символизирует вечный круговорот жизни и обновление братства нашего. С одной стороны, молодежь старших уважает, с другой — подпитывает. На том и стоим. И слава Руссу!

>>504548
Как вы заебали... Пиздец просто....

Крепкие руки десантные крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Сервиторы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью некромундской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные сервиторы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Сангвиний! — восклицает Данте.
— Кровь Сангвиния! — восклицаем мы.
Встает Данте первым. Приближает к себе Мефистона. Вставляет Мефистон в Мастера верзоху уд свой. Кряхтит Данте от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Мефистона Корбуло, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Мефистон утробно. Корбуле Астарот Мрачный заправляет, Астароту — Тихо, а уж Тихо липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Тихо. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Тихо даже не крякает: привык, кровавый ангел коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Лемартес пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Лемартес, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Тихо. Лемартес кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем техжрецы уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Императора наказать. Собирается, сопрягается гусеница космодесантная. Ухают и кряхтят позади меня. По закону ордена левокрылые с правокрылыми чередуются, а уж потом скауты пристраивается. Так у Данте заведено. И слава Императору…
По вскрикам и бормотанию чую — скаутов черед пришел. Подбадривает Данте их:
— Не робей, зелень!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им сервиторы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Сангвиний! — кричит Данте.
— Кровь Сангвиния! — гремим в ответ.
Шагнул Данте. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Данте нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплою кровью наполняется, заместо ледяной.
— Сангвиний! Сангвиний! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Данте. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Сангвиний! Сангвиний!
Входим в купель. Вскипает кровь пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Данте, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница космодесантная в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели десантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется кровь вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Сангвиниииий!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
— Сангвиниииий!!!
Реву в ухо Тихо, а Лемартес в мое вопит:
— Сангвиниииий!!
Император, помоги нам не умереть
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после кроваво-ангельского совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Данте наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.