Сплетаемся в объятьях братских.

Крепкие руки воинов Света крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Жрецы отрекшихся между нами суетятся с горшками саронитовыми, мазью зандаларской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные жрецы аки тени, ибо не светится у них ничего.

— Тииииир! — восклицает Утер.

— Серебряная длань! — восклицаем мы.

Встает Утер первым. Приближает к себе Тириона. Вставляет Тирион в Верховного лорда верзоху уд свой. Кряхтит Утер от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Тириона Туралион, вставляет ему смазанный молот свой. Ухает Тирион утробно. Туралиону Болвар Фордрагон заправляет, Болвару — Сэр Зелиек, а уж Зелиеку липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата по Вере левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Зелиека. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Зелиек даже не крякает: привык, паладин светоносный. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Служитель солнца Дезко пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Дезко, вгоняет в меня тауренский уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Зелиеку. Дезко кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем На'ару уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Света наказать. Собирается, сопрягается гусеница палпдинская. Ухают и кряхтят позади меня. По закону ордена Ордынцы с сынами Альянса чередуются, а уж потом рекруты пристраиваются. Так у Утера заведено. И во имя Света…

По вскрикам и бормотанию чую — рекрутов черед пришел. Подбадривает Утер их:

— Не робей, зелень!

Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им жрецы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.

— Тир! — кричит Утер.

— Серебряная Длань! — гремим в ответ.

Шагнул Утер. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Утер нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплою святой водой Стратхольма наполняется, заместо ледяной.

— Тир! Тир! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.

Идем за Утером. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.

— Тир! Тир!

Входим в купель. Вскипает вода святая пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Утер, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница паладинская в купель. И встает.

Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели воины Света. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется водица вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:

— Тииииир!!!

Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.

— Тииииииииииир!!!

Реву в ухо Зелиеку, а Дезко в мое вопит:

— Ан'шеееееееее!!

Свет, помоги нам не умереть

Неописуемо. Потому как свято.

Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после паладинского совокупления. Святой Свет сияет, култирасское вино в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Лордеронского оркестра звучит. Утер наш после совокупления любит музыку с падшего королевства послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим

Мудро, ох мудро придумал Утер с гусеницей. До нее все по парам разбивались, отчего уже тень разброда опасного на Орден ложилась. Теперь же парному наслаждению предел положен. Вместе трудимся, вместе и наслаждаемся. И мудрее всего то, что рекруты завсегда в хвосте гусеницы пихаются. Мудро это по двум причинам: во-первых, место свое молодые обретают в иерархии паладинской, во-вторых, движение семени происходит от хвоста гусеницы голове, что символизирует вечный круговорот жизни и обновление братства нашего. С одной стороны, молодежь старших уважает, с другой — подпитывает. На том и стоим. И слава Свету!

Знакомое потрескивание и пощелкивание темно-фиолетовых всплохов и искр отзывалось едва заметным эхом в главном зале Аметистовой башни. В зале уже давно были выстроены длинные столы с многочисленными блюдами и напитками. За лавками уже уселось множество талантливых и не очень магов, еще больше стояло поодаль вдоль стен, возле появляющихся и исчезающих порталов, и о чем-то оживленно разговаривали. Банкет, посвященный перемещению Даларана из осточертевшего всем Нордскола в более приятные климатические условия должен был начаться с минуты на минуту. То тут, то там открывались порталы из которых появлялось все больше и больше народу. Вновь прибывшие с оживлением высматривали своих знакомых среди усевшихся, подбирая себе место поудобнее. Как бы то ни было, сколько бы людей, гномов, эльфов, и черт знает кого еще не собрались уже в громадном зале Аметистовой башни, все, даже столь важные персоны как Калесгос, ждали. Ждали самой главной персоны вечера, искуснейшего мага Азерота, ученика самого могучего из существовавших когда либо волшебников, сокрушителя Железной орды, победившего самого Архимонда Осквернителя, защитника Азерота и непримеримого борца с пылающей угрозой жизни во вселенной - Кадгара. И наконец, в ярких огнях таинственного пламени появился он. "Ебаный ж ты нахуй", - пронеслось мимолетной мыслью у Кадгара при виде собравшейся толпы и особенно при виде ее, наполовину седой, впрочем как и он сам, с горящими таинственным голубым сиянием женщины средних лет. Он терпеть не мог Джайну. Кадгар даже не знал кого он ненавидит больше - этого ебаного "Я-Круче-Всех" Медива или пизданувшуюся на всю голову от ненависти и переизбытка аркан-зелий злую суку, ебущуюся с драконом. Подумать только, с ебаным драконом. Кадгар всегда считал ее посредственной серостью, волею судьбы сведенной с могущественнейшими, но совершенно бестолковыми в плане выбора женщин существами.
— "Рад видеть тебя, старый друг" - сказал Калесгос, обнявшись с Кадгаром. После Калесгоса были все остальные величайшие маги, и они все вместе уселись за центральный, отдельно стоящий стол, ровно на семь персон. Несмотря на обилие самых изысканных блюд, громоздящихся на столе, всех семерых было видно из любой точки зала. Все присутствующие сразу же притихли и расселись по местам. Радость и предвкушение величайшего собрания, посвященного будущим победам над Легионом, была практически осязаема. Все ждали традиционной речи могущественнейшего из ныне живущих магов всех известных земель.

И вот, формально как патрон всей магии на азероте, бывший аспект поднял бокал с "изысканным даларанским" и поднялся сам. Конечно же, первая речь всегда при таких собраниях отдавалась Кадгару. Всегда, первая речь Кадрага, сколь талантливым и умным он не был, была про Величайшего из Величайших, последнего Хранителя Азерота - Медива.
— «Благородный Кадгар, - по залу прокатилось странное эхо, словно аспект досадливо крякнул, - расскажи о искуснейшем из волшебников, ходивших по землям Азерота, поведай нам о величии гордого Медива!»
Задав вопрос, Калесгос сделал странный жест свободной рукой, словно заранее радуясь чему-то, и обменялся непонятными ухмылками с сидящими рядом архимагами. По залу разнеслась новая порция радостных криков, смолкнувших быстрее, чем в первый раз.
Кадгар молчал, пауза затягивалась. Патрон Тайной магии откашлялся:
— «Э-э, могучий Кадгар, мне повторить вопр…»
— «ВЫ ВСЕ ХУЕСОСЫ!» — вдруг заорал Могучий. Повисла нехорошая пауза, прерванная смешками нескольких боевых магов Кирин Тора в переднем ряду, решивших, что это шутка.
— «ХУЛИ ВЫ РЖЕТЕ, БЛЯДЬ?! Я ЧТО, ШУТИЛ ЩАС?!»
Молчание возобновилось.
— «НЕТ, СЕРЬЕЗНО, Я ВОЗВРАЩАЮСЬ ПОСЛЕ ОЧЕРЕДНОЙ ЁБАНОЙ МИСИИ ПО ЗАЩИТЕ АЗЕРОТА ОТ ХУЙ ЗНАЕТ КОГО, ЧТОБЫ РАССКАЗАТЬ ВАМ, БЕЗДАРНЫМ УЕБКАМ, О ВЕЛИКОМ ПРОШЛОМ, И КАЖДЫЙ, КАЖДЫЙ ЕБАНЫЙ РАЗ ВЫ ПРОСИТЕ МЕНЯ ОБ ОДНОМ И ТОМ ЖЕ — РАССКАЗАТЬ О МЕДИВЕ. ТАК ВОТ, МЕДИВ БЫЛ ЖОПОШНИКОМ!»
Патрон снова прокашлялся:
— Нам, наверное, стоит предоставить Почтенному Кадгару больше времени для отдохновения…
— ХВАТИТ С МЕНЯ ЕБАНОГО ОТДОХНОВЕНИЯ. Я СЕЙЧАС ВСЕМ РАССКАЖУ, ПОЧЕМУ МЕДИВ БЫЛ ЕБАНЫМ ХУЕМ! ДА, ДА, ОН БЫЛ ПОЛНЫМ ХУЕМ. ЗНАЕТЕ, ПОЧЕМУ У МЕНЯ СЕДЫЕ ВОЛОСЫ? ЭТОТ ЖОПОШНИК ОДНАЖДЫ ЗАСЕК МЕНЯ, КОГДА Я ДРОЧИЛ В ОДНОЙ ИЗ ЗАЛ БИБЛИОТЕКИ КАРАЖАНА, ПОЗВАЛ МОРОУЗА И ЗАОРАЛ: «О, СМОТРИТЕ, ОН ТОЛЬКО ЧТО ТРАНСМУТИРОВАЛ МАНА-ДЖЕМ ИЗ МАНА-КЕКСОВ!» И ПОКРАСИЛ МНЕ ВОЛОСЫ! ВЕЗДЕ!
Молчание становилось почти осязаемым. Только вдали захихикали самые молодые маги.
— ВЫ ЧТО, ПИДОРЫ, ДУМАЕТЕ, Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ? ВСЕ Я ПРО ВАС ЗНАЮ, СРАНЫЕ АРКАНОЕБЫ! НЕТ, СЕРЬЕЗНО, ЭТА ВАША ТЯГА К ТАЙНЫМ ЗНАНИЯМ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ЕБАНОЕ ИЗВРАЩЕНИЕ. КОГДА Я БЫЛ В ВАШЕМ ВОЗРАСТЕ, НАС ЗВАЛИ АРКАНИСТАМИ ПОТОМУ, ЧТО МЫ БЫЛИ БЕЗУМНЫМИ МАНАМАНЬЯКАМИ, ПРОПУСКАЮЩИМИ СКВОЗЬ СЕБЯ СТОЛЬКО АРКАН-ЭНЕРГИИ, ЧТО ХВАТИЛО БЫ ДРЕНОР НА КУСКИ РАСКОЛОТЬ. А СЕЙЧАС ВЫ КИДАЕТЕСЬ РАЗНОЦВЕТНЫМИ СТРЕЛАМИ! ВЫ В КУРСЕ, ЧТО В БОЮ МОЖНО И СЖИГАТЬ И ЗАМОРАЖИВАТЬ ВРАГОВ НАХУЙ? МОЖНО ДАЖЕ ПРЕВРАТИТЬ ПТИЦ НАД ГОЛОВАМИ ВРАГОВ В ЕБАНЫХ КОДО И РАЗДАВИТЬ ИХ НАХУЙ!
Несколько боевых магов нервно откашлялись и погладили сидящих рядом с ними водных элементалей.
— ВЫ НИХУЯ НЕ ЗНАЕТЕ О МЕДИВЕ. ЭТО БЫЛ ТОТ ЕЩЁ ГОНДОН. ЗНАЕТЕ ЕГО ЛЮБИМУЮ СТРАТЕГИЮ? «ЭЙ, ПАРЕНЬ, ВЛОМИ-КА ПИЗДЫ ВО-ОН ТЕМ ИНФЕРНАЛАМ, А Я ПОКА ТУТ ПОРАЗВЛЕКАЮСЬ С ЭТИМИ СУЧКАМИ», И ОН НЕ ИМЕЛ В ВИДУ ДРЕВНИЕ КНИГИ ЗАПРЕТНЫХ ЗНАНИЙ!
Калесгос обхвативший голову руками в шелковых перчатках, сделал усилие и произнес:
— Могущественный Кадгар, возможно, нам стоит…
— О ПОЛУ-ОРЧИХАХ ОН ГОВОРИЛ, ТАК-ТО. А ЗНАЕТЕ, ПОЧЕМУ ОН НЕНАВИДЕЛ… ТОГО ПАРНЯ ИЗ ШТОРМГРАДА, ЗАДРОТА, КАК ТАМ ЕГО ЗВАЛИ?
Вынужденный выслушивать вторую по кошмарности из историй Кадгара, Калесгос бесцветно произнес:
— Андуин Лотар…
— ДА, МАТЬ ЕГО, ЛОТАР, ПРИЛИЧНЫЙ БЫЛ ПАРЕНЬ. ОНИ С МЕДИВОМ ТЕРПЕТЬ ДРУГ ДРУГА НЕ МОГЛИ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ АНДУИНА К СПОКОЙНОЙ И РАЗМЕРЕННОЙ ЖИЗНИ. КОГДА ОНИ ПЕРВЫЙ РАЗ ВСТРЕТИЛИСЬ В ПАРКЕ ШТОРМГРАДА, АНДУИН ЧИТАЛ КНИГУ И НАСЛАЖДАЛСЯ ЗАКАТОМ, И МЕДИВ ЗАОРАЛ: «ЭЙ, Я ДУМАЛ, ЧТО НАЙДУ ЗДЕСЬ ДРУГА-ВОЕНАЧАЛЬНИКА, А НЕ ПИЗДУ С КНИЖЕЧКОЙ!» ПОТОМ ОН ПРОТЯНУЛ РУКУ С КУЛАКОМ ДЛЯ БРО-ФИСТА, НО АНДУИН НЕ ОТРЕАГИРОВАЛ, И ТОГДА МЕДИВ ВЗОРВАЛ НАХУЙ ЦЕЛЫЙ ПАРК, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ СВОЮ КРУТИЗНУ.
И вновь молчание, лишь звон кружки, выпавшей из ослабевших пальцев.
— ДА, НАСТОЯЩИЙ ГОНДОН. КОГДА ЕМУ ПОКАЗАЛИ СХЕМЫ ПЕРЕПЛАНИРОВКИ ДАЛАРАНА, ОН СКАЗАЛ: «СДЕЛАЙТЕ ЦЕНТРАЛЬНУЮ БАШНЮ БОЛЬШЕ, ЧТОБЫ БЫЛА КАК МОЙ ЧЛЕН». ВЫ ПОНЯЛИ? ОН ПОМЕНЯЛ ЧЕРТЕЖ ВЕЛИЧАЙШЕГО ГОРОДА МАГОВ РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ ОТПУСТИТЬ ШУТКУ ПРО СВОЙ ЧЛЕН!
Вдруг переливающиеся нежно-голубым руны на мантии Кадгара пробудились к жизни, и он направился к возникшему из ниоткуда порталу в центре зала, не останавливаясь ни на секунду, даже перед столом дорогого дерева двухтысячелетней давности, разъебенив его суперновой. Добравшись до пылающей арки в Шатратт, Кадгар обернулся и произнес: — КОГДА ВЫ ПРИГЛАСИТЕ МЕНЯ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ, ПИДОРЫ, ТО ЛУЧШЕ ИМЕЙТЕ ПОД РУКОЙ КОГО-НИБУДЬ, КОГО НУЖНО РАЗОРВАТЬ НА КУСКИ, ИЛИ СПРАШИВАЙТЕ О НАСТОЯЩИХ ГЕРОЯХ, А НЕ О СКВЕРНЫХ ЖОПОШНИКАХ.
Кадгар сделал неприличный жест в стону Джайны и торопливо нырнул в портал.