Это был обычный холодный весенний день, и она направилась на экзопогрузчике в холмы, чтобы набрать льда, а вернулась после заката и обнаружила, что на ферме холодно и темно. Она запарковала экзо и включила сигнализацию, а затем вошла на ферму. Не горел свет, ничто не двигалась. Дом был холодным, тёмным… и пустым. Но он не казался пустым.
Холодный ужас пробрался в её сердце, словно само чёрное небо опустилось и сгустилось вокруг. Она вздрогнула и позвала дочь, но ответом была тишина.
Она вернулась ко всё ещё открытой двери. Ночь. Свет холодных звёзд пробивается через клочья облаков. Она пошла к амбару. Дочь была внутри и с поднятыми руками стояла босыми ногами в огромной луже крови. И не только крови. Повсюду валялись разорванные тела её друзей, смятые, рваные словно игрушки, брошенные капризным ребёнком. Некоторые части тел ещё двигались. Кто-то тихо и облегчённо всхлипнул, умирая.
И её дочь улыбалась. Мечтательно. Что-то в её лице было чужим.
«…мамочка…»
Голос был шёпотом, холодным и суровым, словно далёкие звёзды. И она поняла, что было не так, когда тёмная тварь внутри рванула своё новое вместилище, натягивая и прогибая, словно развлекаясь, а затем позволила вернуться прежнему обличью, отпустив.
Тварь застонала, словно от боли. Или удовольствия.
Её голос был голосом её дочери.
«…ты пришла поиграть…»
Она двигалась. Так неправильно.
Щёлкая, шурша, треща словно старые брёвна.
Извиваясь, петляя и подползая…
«… поиграем, мамочка, поиграем…»
Она потянулась за топором лесоруба. Он был там, где мать его и оставила, повесив на кожаной петле на шпале, там, где её прибил отец – так высоко, чтобы не дотянулась дочь, но легко достала бы мать. Она схватила топор и ударила, изо всех ударила тварь, похитившую лицо дочери…
Но та лишь смеялась, и смех её обещал смерть миров.
От силы удара топор вырвался из её рук. На мгновение он повис в воздухе, клинок и древко глубоко погрузились в расколотый череп. Но затем он начал двигаться, дрожать, сливаться с тварью. Мать с невыразимым ужасом наблюдала, как глаза девочки текут вдоль лезвия топора, словно бусы, водимые по игрушке, и вновь смотрят на неё. А затем топор перестал быть оружием, инструментом, а стал частью твари. Исчез, слился, поглотился. Использовался.
«…плохая мамочка…»
Тварь потянулась к ней. Пальцами. Когтями. Живыми лезвиями топоров, словно пауки ползущими по детской плоти.
Она вырвалась из амбара и побежала.

>>16060799
Тварь из амбара преследовала её. Она двигалась быстро, но неторопливо. Мать резко свернула, бросившись к экзо, и запрыгнула в седло так быстро, как ей не удавалось уже десятилетиями. От удара по спине прошла знакомая, давно забытая дрожь, вернувшаяся в момент ужаса. Она нажала на активатор, и экзо включился. Уже сейчас мать понимала, что не спасётся от твари, когда-то бывшей её дочерью. Но она и не собиралась. Нужна была возвышенность. Линяя обзора до башен связи местного Администратума. Если экзо сможет подключиться к сети, то она сможет позвать на помощь или, по крайней мере, передать предупреждение всем, кто его услышит.
Она резко завернула машину и побежала к холмам над фермой.
А тварь была уже впереди. Она двигалась, не двигаясь, ползла и дёргалась, словно застыв, проходя через машины словно сквозь туман, поглощая в себя всё. Она пыталась этого не замечать. Ужас, вина, страх – весь этот клубок отчаяния свился внутри матери. Скорбеть она будет потом. Если выживет. Мать уклонилась от твари, перепрыгнув через неё, что вряд ли получиться вновь. Не оглядываясь назад, она мчалась. Всё это время мать прогревала давно не используемую систему связи и лихорадочно шептала сообщение в приёмник.
Она погрузилась во тьму фермы. В полях были люди. Не люди. Вместилища. Они бросались на неё, словно волны на пляж, колотя кулаками и дубинами экзо. Хотя машина и увеличивала силу седока, но не делала её безграничной. На место каждого отброшенного в сторону одержимого вставали двое других. На место двух раздавленных под ногами вставали многие. Экзо был старым, прослужившим почти половину столетия. Он был фермерским инструментом, а не боевой машиной. Он не был создан для боя. Заряд батарей приближался к красной отметке пугающе быстро.
Она пробивалась вперёд, прокладывая себе путь, как через растущий склон холма, так и через толпы вместилищ.
Коммуникатор поймал сигнал, началась передача. Она ударила по кнопке повтора.
Экзо покачнулся, пошатнулся, рухнул.
Она ахнула. Экзо рухнул на землю и покатился, круша плоть и кости, разрывая тела, открывая порчу внутри – плоть, раздувающуюся, бурлящую, текущую, принимающую всё новые и всё более жуткие обличья.
Она размахивала обеими руками, лопата и ухват экзо разрывали нападавших. Их было слишком много. Она тяжело поднялась и попыталась вырваться, но вес и напор цепляющихся за экзо тварей были слишком велики. Мать вновь упала.
И теперь она видела приближающуюся тварь. Та снова выглядела как девочка, как её дочь. Она шла медленно, голышом, по омрачённым полям. Встречая на своём пути раненых или умирающих, тварь без сомнений кормилась исходящими из тел парами, последними вздохами, сгущающимися в стылом воздухе. И она возбуждённо кричала. Она росла и сжималась. Растягивалась и съеживалась. Запах переставшей скрываться твари напоминал вонь скотобойни. Воплощённую порчу. Обрётшую плоть мерзость. И всё же она скрывалась внутри её дочери месяцами, а она ничего не знала.
Мать тяжело поднялась на ноги, чтобы её встретить.
Тварь улыбнулась.
… я прожила столько жизней, мамочка, - мерзким шёпотом прошелестела она. – это далеко не первая моя плоть…
- Помощь придёт.
…из-за твоего предупреждения… Дааааа…
Раздувшийся бритвочереп твари склонился на мгновение набок, как обычно и делала её дочь, раздумывая над домашним заданием или работой по дому. Три глаза закрылись, словно от раздумий. Или воспоминания.
…когда-то я была заточена в такой же плоти, как и твоя… - её – твари – пасть словно расплывалась по лицу вместе со словами… - и пришлось мне исполнять веления хозяина из Инквзиции… сносить пытки ради его удовольствия… ради знаний…
Тварь съёжилась, скукожилась и сползлась, внезапно став человеком. Её дочерью, смотрящей на неё лицом, с каким она родилась в мире, которое мать любила. Но её глаза, подумала она… Владыка Жатвы, её глаза…
… я ждала… о даааа… и постигала пути своего врага… он был высокомерен, а я терпелива… даже Инквизиция не безгрешна… теперь… я свободна… и я рада, что ты отправила предупрежение… теперь он придёт… Малек Рик из Ордо Маллеус… тот, кто заточил меня… пытал… и я отомщу… я принесу его в жертву… использую его кровь, чтобы призвать мою реальность на этот отвратительный план бытия… и всё живое в нём узнает… такую прекрасную… боль… ох, мамочка… мамочка… я хочу поиграть…
Ей едва хватило мгновения осознать новый кошмар, то, как её обманули – использовали – прежде, чем когда-то бывшая её дочерью тварь просунула улыбающееся детское лицо сквозь экзо к её рёбрам, глубоко в грудь, и изрыгнула порченую сущностью в бьющееся сердце нового вместилища.