Жил в соседней комнате один старик. Никто не помнит как и когда он в нее вселился. Какой-то оехавший был. Вроде расстройство личности. Почти никак это не проявлялось, но его рассказам все равно никто не верил. Еще и пил достаточно.

Вроде и ликвидатором катастрофы в каком-то Чернобыле был. Я не знаю что это, спрашивал у жителей и ликвидаторов где находился этот настолько мощный генератор – жители смотрели на с недоумением, а ликвидаторы по-старше велели заткнуться.

Вот выйдешь после зачистки на лестничную клетку покурить, и видишь, как он со стопкой карточек на этанол бежит в пункт выдачи. Да и орет еще “Радиация! Во всем она виновата!”, а за ним пару ликвидаторов. Они насмотрелись на многое, поэтому пока бегут не стреляют, а кричат ему в след “Наступает! Напарника аж в стену затащило! Спасайся!”. Шутили над ним часто. Хотя в глазах у него читалось отчаяние и надежда.

Недавно погиб он, в пакетами этанола в комнату возвращался, самосбор начался, да еще и так быстро – в течение секунд 30 за гермодверьми начало дребезжать и лязгать.

После зачистки, пока бригадир за сваркой отходил, я напросился посмотреть на его комнату. Уж больно интересно было чем жил этот старик. Пустили, но в напутствие сказали – не успеешь за 10 минут насмотреться, заварим вместе с его просроченной фасолью.

Я наспех влетел в стандартную комнату 4х4 метра. Интерьер так же был стандартным – кровать, справа от нее тумбочка, на ней лампа. Рядом стол с паяльником, печатными платами и какими-то бумажками, так же еще одна лампа.

Окно у него было. Повезло деду. Хоть воздухом мог нормально дышать. Да и ветерок перед сном приятно обдувает. Говорил он, мол раньше за окнами виды были красивые, он любил вечерами на парк глядеть; а тут проснулся – за окном такой же дом, и коридор длинный-длинный.

Я сразу ринулся к столу и взял ворох бумажек. Открыл окно и насладился слабым ветерком. Заглянул под кровать – те самые банки с фасолью, к слову, не просроченные. Домой возьму, с женой полакомимся. А то концентрат в последнее время все безвкусней и безвкусней. Непонятно чем вообще ученые занимаются.

Тут уже и ликвидаторы подгонять начали, бригадир показательно сваркой шумит. Они же тоже люди, все хотят поскорей домой вернуться, возможно даже к семье.

Я вышел из комнаты и ринулся к себе. Они меня не остановили, так как дед этот был далеко не ученый, а возможные брикеты концентратов их не волнуют.

Большинство из бумаг были непонятны для прочтения, но содержание одной из них зацепило меня и заставило переписать на более чистый и понятный язык.

“Они все врут. Тут нет никакого правительства и верхних этажей. Они не верят мне. Думают что я сумасшедший. Это здание бесконечно. Бесконечно во все стороны. Нет ни низа, ни верха.
Они говорят что на верхних этажах царствует гармония – нет смертей и все живут спокойно.
Самосбор с разной периодичностью и силой приходит на все этажи. После него любой процветающий мини-городок во главе самого популярного жителя этажа будет разрушен и забетонирован. И люди думают что просто они жили на нижних этажах, на высоких все радостно.
Это не так.
Ученые с ликвидаторами внушили нам это ради надежды.
Знаю я такое словосочетание как “Социальная инженерия”. Возможно, среди ученых есть искусные ораторы, способные убедить в высшую власть целые блоки.
А люди верят.
А мне нет.
Они не верят что раньше можно было выйти из этого лабиринта советских застроек. Да и лабиринт не был таким громоздким.
Они не верят, что воздух из окон раньше был чище.
Они не верят, что лет 50 тому назад люди если не концентрированные брикеты с разными ароматами и привкусами.
Они мне не верят.
Почему?”

1. Гигахрущ един и бесконечен. Гигахрущ нигде не перегорожен полностью и теоретически из любой точки в гигахруще можно попасть в любую другую точку.

2. Самосбор нельзя пережить никак, кроме как укрывшись за гермодверью в помещении объемом не более 70 м³

3. Помещения более 70 м³ должны быть всегда открыты для сквозного прохода самосборов, иначе происходит пробойный самосбор, искажающий, извращающий и выворачивающий огромные объемы гигахруща до сотни этажей. Так же не рекомендуется оставлять слишком узкие проходы или оставлять открытыми только с одной стороны слишком большие пространства.

4. Чем уже тоннель, шахта или коридор тем ниже вероятность прохождения по ним самосбора. Статистически.

5. Чем короче отрезок пути до ближайшего резкого поворота, тем ниже вероятность самосбора и меньше его продолжительность. Статистически.

6. Гигахрущ изначально обладает такими коммуникациями, как электричество, водопровод, вентиляция и, реже, некоторыми другими, среди которых замечены трубы с газами, питательной массой, провода радиоточек.

7, Нарушение проходимости таких коммуникаций способно вызвать редемптивный самосбор, способный перестроить от одной жилъячейки до целого блока.

8. Подключение к этим коммуникациям без нарушения проходимости может быть спокойно произведено службами быта гигахруща (СБГ). Также, редемптивный самосбор происходит не мгновенно и специалисты СБГ могут оперативно устранить нарушение токов при своевременном обращении по экстренным каналам связи или по сигналу автоматического оповещения о разрывах при наличии таковых в сейсмологических лабораториях и сейсмопостах.

9. Природа самосбора неизвестна, непозноваема и не поддается определениям современной физики. Это не газ и не свет, но герметично закрытая дверь/шлюз в помещение меньше 70 м³ гарантировано уберегает от воздействия самосбора.

10. Толщина двери важна, и хоть полностью герметичная но тонкая перегородка может уберечь от самого самосбора, она не убережет от достаточно сильных мутантов, монстров и аномалий, сопровождающих самосбор. Как и от оставшихся за дверью и обезумевших от страха других людей.

Кроме того, важна звукоизоляция, ибо звучание самосбора может свести с ума за считаные минуты.

11. На самосбор нельзя смотреть никак. Ни через стекла, ни через камеры. Первый же взгляд приводит к мгновенному заражению и мутации с непредсказуемыми, но всегда фатальными последствиями.

12. Самый частый самосбор - горизонтальный. Задевает от одного этажа и более. Реже происходят вертикальные самосборы по лифтовым шахтам, лестничным пролетам и технологическим стволам.

Не учатся ничему некоторые и учиться не хотят
Гнильчана сектантского насмотрелись, или крышу срывает от жадности...
Ты ему про Самосбор, он тебе про последствия
Ни о чем думать не хотят кроме акул
Пока кишки по коридору не разбросает...

Вкус крови, плечо ноет, нас трое.
По четвёртому отряду уже давно изии воют.
Позади ЛПТ-13С в душе бес, воскрес
Страх мёртвой тишины этих мест
На выносливость тест, адреналина всплеск
Сирена Самосбора, эхо в мозгу отдаёт треск,
В глазах всё темнеет, нет, это вокруг темнеет
Не может быть! Это Самосбор! Бежим скорее!
Злой холод, холодный пот бьёт, бегом взвод
Вентилятор бетонной пылью в глаза, все в сторону!
Но уже поздно опы увязли в сиреневый туман
Меньше секунды - два трупа, Я уцелел едва ли
Теперь есть три минуты, чтобы найти укрытие,
Помню в километре отсюда гермодверь мы видели,
Видимо Самосбор не подпускает так близко зрителей,
Но Выход тянет к себе все новых посетителей

Пройти сквозь боль, дождаться мне бы,
когда стихнет Самосбор, орасить водой нёбо

Стены в конвульсиях, сквозь туман рвусь я
Чувствую запах сырого мяса не чувствуя пульса.
Вылазка в поисках Выхода - самое время для фарта.
Дойти бы живым мне с этого старта
Хуй не явился – гад, оставил только карту
Я снова лезу в пасть к жидкослизневым квантам
Снова к этим тварям им только волю дай
И так превратили в Некрополь этот Клондайк
Паршивый денёк чтоб умирать до конца смены,
Последствиями долбит по генам,
Плавится череп, черёд дошёл и до мышц
Рывок к гермодвери вентиль руки крутят
Лижу остатки пиршества
Первый растерзан напрочь. второй безногий.
Явно ручная работа ходячих патологий.
В убогой амуниции остекленевшие лица,
Ныряю влек по карманам, сейчас без принципа
Сквозь гермодверь ревёт и громко воет как вий
Что тут у них, а водка! Хороша от последствий!
Стоп, тута Пуффен, а мой АК не заряжен,
Чёрт вал лажал, но я то Ликвидатор со стажем!
Это не трудно сорвать джек-пот на секунды.

Они вышли из библиотеки и зашагали по узкому, плохо освещенному коридору, в который выходили гермодвери учебных залов инженерно-ремонтного ПТУ. Инженерия и ремонт – на эти две специальности приходилось почти три четверти всех учеников ПТУ, тогда как в чистую науку шли какие-то жалкие два процента. Вот почему физическая и химическая библиотеки ютились в старых, обреченных на переделку помещениях размерами чуть больше кухни обычной жил.ячейки, в которых прежде размещались классы ликвидированного ныне самосборо-исследовательского отделения.
Коридор вывел их на узкую площадку, и они начали подъем на следующий этаж, по бетонной лестнице без перил. На полпути ликвидатор из самосборной охраны наскоро проверил их детектором нелюдей, махнув рукой, пропустил наверх.
– И что думает по этому поводу Сырников? – спросил Григорий, когда они вышли наконец на 563-й этаж и направились к станции межблоковых лифтов.
– Он думать не умеет, – ответил Фёдор.– Даже не понял, о чем я говорю.
– Боюсь, что я с ним в одной компании, – кисло усмехнулся Григорий.
Фёдор пробил в автомате учётную карточку и встал на посадочную платформу с указателем "вниз". Сверху раздались звонки, и на платформу медленно опустился лифт. Фёдор обернулся:
– Потерпи до пересменка – увидишь своими глазами.

У входа на верхний тех.этаж цехового комплекса ЗРК-1 охранник отметил их пропуска.
– А, учащиеся? Проходите. А это у вас что? – Он указал на длинный сверток, который они несли вдвоем.
– Это прибор, который измеряет скорость потоков воздуха из вентиляции, – ответил Фёдор.
Охранник что-то пробурчал и открыл нижнюю створку гермодвери. Пройдя по узкому и гулкому металлическому коридору, Фёдор и Георгий вышли к одному из множества люков, ведущих на инженерные леса, оплетающие потолок помещений цеха.
На одной из промежуточных площадок, ближе к центру цеха, Фёдор аккуратно распаковал сверток, и вдвоем они быстро собрали модель. К узкому решетчатому фюзеляжу сверху были прикреплены широкие крылья, сделанные из бумаги на проволочном каркасе, похожие на лопасти вентилятора, и высоко задранный хвост.
Фёдор поднял модель над головой и запустил ее вверх. Она плавно пролетела метров шесть и опустилась между неработающими станками.
– Планирует вроде бы устойчиво, – проговорил Фёдор, – теперь попробуем на буксире.
Вернувшись в гулкий коридор, они на ближайшем служебном лифте, едва втиснувшись вдвоем в узкую кабину, спустились вниз. Там, Фёдор вытащил из кармана моток бичевки и привязал один конец к носу модели. Когда молодые люди побежали между станков, модель грациозно взмыла в воздух и полетела за ними метрах в трех над полом цеха.
– А теперь попробуем с ракетами, – сказал Фёдор. Он расправил крылья и хвост и вложил в проволочный кранштейн на крыле три пиротехнические ракеты, вроде тех, которыми ликвидаторы проверяют рассеивающийся туман ушедшего самосбора на наличие особенно крупных последствий.
Ширина цеха была сто двадцать метров, высота – семьдесят пять; они отнесли модель к самому дальнему краю, и Фёдор поджег фитиль. Модель медленно поднялась на полтораметра и заскользила вперед, покачивая крыльями и оставляя за собой ярко окрашенную струю дыма. Внезапно вспыхнуло яркое пламя. Модель круто взлетела к потолку, где на мгновенье зависла, затем стукнулась об осветительный плафон и рухнула вниз на токарно-фрезерный станок.

Подбежав к месту ее падения, Фёдор и Григорий принялись затаптывать тлеющие на полу искорки.
– Фёдор! Это невероятно! Эта штука летает! – кричал Григорий.
Фёдор сбросил со станка покоробленный фюзеляж.
– Кто в этом сомневался? – раздраженно буркнул он.– Но как сказал Сырников, что в этом проку?
– Какой еще прок тебе нужен? Она летает! Разве этого мало?
– Мало. Мне нужен большой аппарат, который смог бы поднять меня в воздух.
– Фёдор, остановись! Одумайся! Где ты будешь на нем летать?
– Почем я знаю? – огрызнулся Фёдор.– Но где-то же должно быть такое место?
С другого конца цеха к ним с огнетушителями бежали охранник и два матерящихся деда.
– Слушай, ты спрятал спички? – торопливо спросил Фёдор.– Если нас примут за поджигателей, нам не миновать могильника.

Три дня спустя Фёдор поднялся на лифте на сто пятьдесят этажей вверх и зашел в управление по делам расширения и хрущемодификации.
– Большая "расчистка" есть в соседнем секторе, – сказал ему один из работников.– Не знаю, подойдет ли она тебе. Двадцать этажей на сто метров во все стороны. Там планируют строить новый водоочистительный узел.
– А крупнее ничего нет?
– Крупнее?! – работник удивленно уставился на Фёдора.– Что тебе, собственно, нужно? "Расчистка" или старое поле боя с красными шреками?
Фёдор полистал карты, лежащие на стойке:
– Мне нужна длинная "расчистка", в горизонтальной плоскости. Высотой в двести-триста этажей.
Работник покачал головой и вернулся к своим занятиям, недовольно проворчав:
– Разве тебя не учили основам самосборообороны? Такое расширение опасно. Сто этажей – это предел.
Фёдор извинился и вышел в коридор.
За треть смены он добрался южным экспресс-лифтом до соседнего сектора. На пересадочной станции он сошел и прошел пешком метров триста до конца блока.
Здесь шла поперечная, высотой в два этажа, торговая магистраль Хуев, с обшарпаными стенами, но всё еще оживленная, пересекающая насквозь километр блоков: по обеим сторонам первый этаж был занят магазинчиками торговавшими шапками из мохнатых пёзд, рабочими комбинезонами, вытяжками из плесени, традиционными столовыми с кипяточком и мелкими транспортными конторками, у которых стояли группки тощих полуголодных кули. С одной из сторон магистраль обрывалась. Далее царил хаос покореженного металла и бетона. Вдоль края обрыва были установлены перила из переплетённых и крепко сваренных прутков арматуры. Фёдор заглянул в большую полость метров пятьдесят высотой и сто шириной; десятки инженеров и рабочих были заняты расчисткой и укреплением сотовой структуры Гигахруща.

Глубоко внизу сновали тележки и вагонетки, увозя строительный мусор и обломки; вверх поднимались клубы бетонной пыли, ярко высвеченные прожекторами. Послышалась серия взрывов, внизу все бросились врассыпную, и сверху бетонно-арматурным дождём, рухнул вниз ещё один кусок потолка/пола верхнего этажа, вместе с межячейковыми стенами.
Фёдору и прежде доводилось видеть крупные "расчистки". Десять лет назад его родители погибли в печально знаменитом завале в блоке КНН-127; три несущих пилона, находящегося под жилым блоком цехового комплекса, не выдержали нагрузки, и двести этажей рухнули вниз обрушив за собой еще триста метров блоков находившихся под цехами, раздавив пятьсот тысяч жителей, словно сектантов, забравшихся в бетоноворот. Но тогда он был мал, а затем аномально сильный самосбор перестроил сектор, скрыв образовавшуюся полость. Однако сейчас его воображение было сковано и ошеломлено зрелищем этой ничем не разделенной пустоты.
Слева и справа от него, над пропастью, словно террасы, выступали уцелевшие перекрытия; они были густо облеплены людьми, которые, притихнув, смотрели вниз и вверх.
– Говорят, здесь будет парк, – с надеждой в голосе прошамкал стоявший рядом с Фёдором дряхлый дед.– Я даже слышал, будто им, может быть, удастся заполучить настоящее дерево. Подумать только! Единственное дерево на весь Гигахрущ.
Мужик в поношенном свитере сплюнул под ноги старику.
– Каждый раз я от вас дедов слышу эти сказки. Деревья бывают только на картинках, ну и в Кровавом Дендрарии, но вряд ли ты захочешь себе этот как ты сказал "парк" таких "деревьев" здесь.
Какая-то женщина начала нервно всхлипывать. Двое стоявших рядом мужчин попытались увести ее, но она забилась в истерике, и патрульный ликвидатор грубо оттащил ее прочь, громко щёлкая детектором нелюдей.
– Дурочка, – хмыкнул мужик в поношенном свитере.– Должно быть, жила где-то здесь. Выставили ее из жил.ячейки дали компенсацию в девять концентратов. Она еще не знает, что ей не пережить следующий самосбор, кто её к себе в ячейку пустит? Поговаривают, что только за право пересидеть один короткий самосбор таких берут в сексуальное рабство.
Фёдор простоял у перил до самого сигнала пересменки, потом купил у мелкого Хуя неказистый рисунок с видом "расчистки", в углу которого было накарябано "Бхаваня", и направился назад.

За ужином сына сычина опять несёт пургу против власти в твоём секторе.

Вот в секторе ПСШа51 всем компенсации платят после самосборов, а у нас только пайки занижают, да нормы выработки поднимают.

Не для того ты пашешь на заводе, что бы кто-то родной сектор ругал.

А ну, молчи, сопляк! Ишь, выдумал чего- родной хрущь поносишь! Припаял себе РЩГ, да против нас пропаганду травишь! Ещё слово и будешь самосбор за гермодверью встречать!

Сыч, как всегда, что-то промямлил и сбежал в свою комнату.

Жена пересекла поближе и положила голову на плечё

Ну ничего, я с тётей Димой договорилась- пойдёт младшим помощником старшего стеношкряба. Жизнь посмотрит, образумится.

На заводе Стёпыч с катушек слетел и бегал за своим братом с арматуриной. Ликвидаторы обоих увели, а завод опечатали. Ну, ничего, вернёшся пораньше, да на работу сынка посмотришь.

Стоишь в семейниках в проёме двери с кружкой свежеразведенного спиртосодержащего концентрата и коммениируешь работу сына.

Кто так шкрябает? От плеча надо! Вон, как Жора шкрябает. Вспомни как я тебе фимоз то в детстве правил. Как ты потом своим поршиком о стены терся? Так ты сейчас шкрябай, как тогда своего Ваньку шкрябал!

Сыч старается, весь красный, но работа идёт из рук вон плохо, хорошо хоть проникся ответственностью и разбавляет раствор соплями, что бы подольше хватило.

Жора уже выполнил норму и метнулся к себе в ячейку, а Сычинушка доскрябывал последние метры стены у лифта. Одобрительно вздохнув, вспомнил как сам начинал с чистки свежепрокаленных скрепок и пошёл уговаривать жену дать Сычу его первую рабочую стопку.

Сквозь настальгию слышишь статический треск динамиков. Сердце пропустило удар и бешено забилось под вой сирены.

Сыч, бегом!!

Твой срывающийся голос слился с безэмоциональным
Внимание! Самососбор!

Вцепившись одной рукой в гермодверь ты продолжаешь орать, но сын слишком далеко. Смотришь на подбежавшую жену, в её полные ужаса глаза.

Прости, сынуля.

Кидаешь последний взгляд на растянувшегося на полу Сыча и закрываешь гермодверь.

Слёзы текут из глаз. Жена тихонько обнимает тебя.

Давай я стопочку тебе налью.

Оседаешь на пол и начинаешь тихонько хныкать. Не выдерживаешь и раыдаешь во весь голос, схватившись за редкие волосы.

Сквозь шум сирены, начинаешь слышать как что-то начинает шкрябать дверь. Хочешь уползти подальше

Пап, это я… Открой.

Валишься на пол, сжимаешься в кулич и тихонько подвываешь сирене.

Жена приложила немало усилий, что бы вернуть тебя в норму. Даже дедовской настойки накапала.

Вот вы уже болтаете о какой-то ерунде, лишь бы поскорее всё забыть. Скоро самосбор закончится и ликвидаторы не оставят от Сычика ничего.

Мысль ухает во внезапную тишину. Сирена замолчала, самосбор прошёл.

Шкряб-шкряб.

Пап, ты там?

Вы с женой молча смотрите друг на друга.

Шкряб-шкряб.

Ты встаёшь и подходишь к двери.

Папа, это я, впусти!

Сердце замирает. Вдруг это была ложная тревога?

Шмяк.
Пап, тут ликвидаторы скоро будут.

Шкряб.
Они же убьют меня.

Шкряб.
…

Батя…

Я не хочу умирать.

Жена прильнула к тебе со спины. Чувствуешь как её рука вцепилась в твоё плече.

Кладешь свою руку поверх её. Закрываешь глаза, когда топот сапог превратился в вопли твоего сына.

Идём спать, скоро на работу.

Ты решительно открываешь гермодверь. Мерзкий запах ударяет тебе в нос. Шаришь глазами по коридору, но видишь только кучи чёрной слизи.

Ближайший к двери, здоровенный кусок чёрной мерзости начал двигаться.

Пап, помоги.

Еле различимое, обезображенное лицо Сыча выступило на поверхности жижи и пропало.

Вдалеке раздаётся мерный звук сапог и лязг граблей.

Лицо сына вновь проступило на волнах слизи и посмотрело на тебя.

Ты слишком далеко зашёл. Хватаешь то, что ты надеешься является твоим сыном, захлопываешь гермодверь.

Ну что, Бор, хочешь план за весь цикл отработать?

Заводские мужики по дружески засмеялись, кто-то похлопал тебя по плечу.

Ты бы хотел ответить им, что это ты Сыча своего откармливаешь, что он уже из мерзкого сгустка слизи стал похож на расплавленного человека, что нужно ещё немного потерпеть, подзаработать концентратов и сынишка вернётся.

Да не, не хочу за цикл.

Отмахнулся ты.

Хочу за два.

Одобрительные хохот раздался за спиной.

О, посмотри какая баба пошла. Не хочешь шуры муры завести?

Тебя покоробило, что кто-то подталкивает тебя изменить честно выйгранной жене.

Да ты сдурел что ли? Какие бабы?

Да ладно, ты ж мужик хоть куда, да без…

Две сильных руки рывком подняли тебя с обеденной скамьи.

Тебе рекомендация явиться в отдел 638пц.

Пробубнил один из ликвидаторов, пока твоё тело бесцеремонно волокли по полу.

Паника начала вырваться наружу нервными повизгиваниями. Зачем ты ликвидаторам. Неужели они узнали о Сыче? Что они с ним сделали? А с женой? Комом к горлу подступил самый неприятный вопрос. А что они сделают с тобой?

Вольно, бойцы.

Поклёп Сератычь отпустил ликвидаторов и подвинул к тебе бумагу.

Я время тратить не собираюсь. Подписывай.

Прежде, чем осознать ошибку, ты машинально произнёс

Что это?

Сератычь злобно посмотрел на тебя единственным биотические глазом.

Ты ещё мне тут допрос хочешь сделать, паскуда?

Схватив за остатки волос, Поклёп припечатал твою голову о стол.

Ты прекрасно понимал что это. Сейчас подпишешь и бравые молодцы тебя перемолят. Сопли в вперемешку с кровью потекли из носа.

Н-не н-н-надо у м-меня с-с-семья…

Хватался ты хоть за что-то в последние минуты.

Ликвидатор забрал подписанную бумагу и брезгливо кинул тебе в руки какой-то свёрток.

Вот твоя семья.
Штраф в 300 концентрата лично мне отдашь, через 20 смен. А теперь пошёл отсюда.

На негнущихся ногах ты прошёл мимо парней, приведших тебя сюда.

Ха-ха-ха, что прямо в лицо это сказал?

Да прикинь. Я же этого Сыча и затащил от самосбора, думал концентрата отсыпит за спасение.

Ты замедлил шаг.

Ну он и отсыпал- сколько там за ликвидацию контрхрущевика дали? Знатно погуляли.

Ты полностью остановился и развернул свёрток. На лично тобой дважды штопанных трусах лежал немного покарёженный РЩГ.

Осознание бетоноедом прерывалось в твою голову. Смотрящий с плаката преподобный Фурс укоризнено увещивал

Всё зло, что самосбор.

Боль под ложечкой уже стала слишком привычной, что бы мешать. При каждом вздохе боишься, что выблюешь лёгкие. Лифты опять отключили. Ты бежишь из последних сил. Но ты не можешь опоздать. Не сейчас.

Холодная ручка гермодвери пронзительно скрипнула. Ты проглотил слюну и вошёл в комнату.

Ой, милый, ты сегодня рано. Посмотри какой Сычик то стал!

За столом сидел Сыч. Точная копия того, перед кем ты закрыл дверь.

Здарово, па.

Ты положил РЩГ на стол, всё ещё задыхаясь от бега.

Бать, а что это?

Ты подошёл к жене и взял её под руку.

Да на работе Пасуп отдал. Посмотри, может пригодится.

Вы ушли ну кухню, подальше от твари.

Слушай, Сыча то нашего не самосбор забрал, а ликвидаторы того. А это самосборовец.

Ты взял её за плечи.

Тащи отцовскую бабаху с антресолей, я пока это отвлеку.

Жена в оцепинении смотрела на тебя.

Не Сычь это.

Ты крепко обнял её.

У этой твари даже имени нет. Слушай, жена…

Ты запнулся. Тебе захотелось назвать её по имени.

Сирена завела свою пластинку.

Внимание!

У неё не было имени.

Самосбор!