>>3454

> Есть что-то про паранойю? Ну или по сабжу треда про шизотипиков.

Ох-хо-хо. Больше чем ты думаешь, к сожалению...

РАСКАЯВШИЙСЯ СИМУЛЯНТ

Клинический случай Станислава Г., 18 лет, программиста, проходившего терапию в психиатрическом стационаре в связи с диагностированным у него шизотипическим расстройством, интересен тем, что по прошествии месяца пациент признался, что симулировал психическое расстройство, поскольку не мог получить эффективного лечения от соматовегетативных симптомов обнаруженного у него гипотиреоза и начал интенсивные поиски психопатологических причин собственной болезни. Считал, что у него имелись некоторые признаки шизотипического расстройства, но их было недостаточно для постановки официального диагноза и получения желаемой психофармакотерапии. Для убедительности изучил в интернете анамнезы больных и решил симулировать «элементы резонерства, выхолощенность ассоциаций и искаженное восприятие слов собеседника, уплощенность аффекта». При повторном обследовании после заявления о симуляции был сделан вывод о том, что у него отсутствуют перечисленные симптомы и что не имеется научных оснований подтвердить какой-либо психиатрический диагноз. Сомнения при анализе вызывала лишь мотивация пациента симулировать психопатологию при отсутствии традиционных оснований для симуляции (уголовное преследование, служба в армии), а также была обнаружена избыточная интеллектуализация проблем со здоровьем и специфический стиль мышления, не выходивший за рамки нормы.

Симуляция психических расстройств относится к довольно редкому явлению в современной психиатрии, выявляется у 4–6%подследственных и у 2% здоровых [1]. При этом псевдосимуляция (ошибочное предположение о наличии симуляции у человека с истинным психическим расстройством) встречается в клинической практике чаще. Катамнестические данные свидетельствуют о том, что в 15–30% случаев первичное заключение о симуляции в дальнейшем приводит к постановке диагноза «шизофрения» [1, 2]. Обычно симуляция направлена на получение ренты: избавления от уголовного наказания или от службы в армии. Выделяется метасимуляция (искусственное предъявление психических расстройств, имевших место у пациента в прошлом), сверхсимуляция (сюрсимуляция), когда психически больной начинает сознательно предъявлять признаки иного психического расстройства, аггравация — сознательное усиление имеющихся психических расстройств [1, 3–10].

Люди, симулирующие психические расстройства, при их раскрытии либо продолжают настаивать на том, что все, что они расcказывали, было правдой и их зря уличают во лжи, либо соглашаются с тем, что симулировали, но эту тему подробно не развивают. Представленный клинический случай Станислава 18 лет, программиста (имя изменено), по принципиальным характеристикам отличается от типичных случаев симуляции и псевдосимуляции, поскольку добровольное признание обследованным не прояснило ситуацию, но поставило перед исследователями новые вопросы.

Станислав Г., 18 лет. К психиатрам обратился самостоятельно впервые в жизни в связи с появлением необъяснимой слабости, снижением настроения и работоспособности. Наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Однако известно, что дед в последние годы жизни «вел себя странно», высказывал идеи о «квантовом переходе мира в четвертое измерение», был убежден в «конце света», вследствие чего в 2012 г. уезжал из города прятаться в деревню. У психиатров не лечился.

Пациент родился старшим из пяти детей. Воспитывался в полной семье. Родители по профессии риелторы. С детства был замкнутым, пугливым, брезгливым. Держался обособленно. Из-за этого не смог посещать детские дошкольные учреждения, страшился детей и от страха «забивался в угол». Окончил 9 классов школы, учился посредственно. Часто возникали конфликты со сверстниками, учителями. Увлекался футболом, танцами, учился в музыкальной школе по классу балалайки, занимал призовые места на городских конкурсах. В возрасте 12 лет стал самостоятельно изучать программирование. Позже увлекся психологией, в частности изучением «психотипов» Юнга. После окончания школы поступил в Инновационный университет по специальности «коммерция». Проучился один год и ушел из университета, занявшись профессионально программированием. Не женат, детей нет. Однократно в течение трех месяцев пытался выстраивать отношения с девушкой, но безрезультатно («надоели друг другу»)

Несмотря на отсутствие базового образования, преуспел в профессии программиста: смог устроиться на престижном месте с высокой заработной платой. Через четыре месяца работы программистом отметил появление слабости, «мушек перед глазами», понижение настроения. Из-за этого не смог продолжать работу, общаться с другими людьми «не хватало сил». Решил, что серьезно заболел, и стал проходить многочисленные обследования у различных специалистов (неврологов, офтальмологов, эндокринологов), изучал специальную медицинскую литературу. При обследовании у него был диагностирован субклинический гипотиреоз. Однократно консультировался психиатром, патологии выявлено не было. Незадолго до госпитализации в психоневрологический диспансер, находясь на улице, резко усилилась имевшаяся до этого слабость, появилось чувство тревоги и «два пятна перед глазами». Испугавшись, самостоятельно вызвал бригаду скорой медицинской помощи и был помещен в неврологический стационар, где находился в течение пяти дней с диагнозом: «другие транзиторные церебральные ишемические атаки и связанные с ними синдромы, транзиторная ишемическая атака в бассейне левой СМА (G45.8)». Синдром вегетативной дисфункции периода пубертата по смешанному типу с вегетативными пароксизмами, цефалгиями, астено-невротическими проявлениями и диссомническими нарушениями. Диагноз впоследствии не подтвердился, Станислав был повторно консультирован психиатром.

Учитывая то, что от лечения гипотиреоза значительного улучшения самочувствия не наступило, пациент решил самостоятельно понять и изучить причины возникновения своего недуга. Для этого прочел большой объем медицинской литературы. Подошел к этому обстоятельно и провел систематический анализ. На основании размышлений предположил, что у него имеются отдельные признаки шизотипического расстройства, по поводу которых и следует провести качественную терапию. Однако при обращении к психиатрам диагноз не подтверждался, что расстраивало Станислава. Он был убежден, что его психическое расстройство следует лечить. Для достижения своей цели решил, что «раз психиатры не могут поставить правильный диагноз, то нужно их подвести к правильным выводам». Предварительно изучив в сети Интернет проявления нарушений мышления у пациентов с шизотипическим расстройством, на приеме начал симулировать. Для этого при очередной консультации психиатра перечислил заранее заготовленные жалобы на длительно протекающую общую слабость, невозможность двигать мышцами, трудности мыслительной деятельности, навязчивые мысли и действия, «стыдные образы». Говорил, что его «внутренний взор направлен в паховую область». Высказывал беспокойство, что у него «челюсть неровная», «ноги, как коробки», хотя в реальности таких переживаний не испытывал. Рассказал, что обследовался ЛОР-врачом по поводу жалоб, что одно ухо хуже слышит (патологии выявлено не было). Уверял врача, что из-за жалоб не может справляться с работой, иногда сложно «встать с кровати», «тяжело держать равновесие». По результатам клинического обследования был направлен к участковому психиатру с предварительным диагнозом «шизотипическое расстройство», а затем для обследования и лечения госпитализирован в дневной стационар психоневрологического диспансера

Экспериментально-психологическое обследование.

Во время обследования контакту доступен, на вопросы отвечает в плане заданного, проявляя сосредоточенность на субъективно значимых темах. Фон настроения ровный. Инструкции к предлагаемым методикам понимает достаточно. Работает в равномерном темпе, незаинтересованно. В процессе тестирования выявляется замедленное врабатывание механического запоминания, нарушений опосредованной памяти не выявляется (из 10 слов: 5–6–7–7–9, из 10 образов правильно воспроизвел 8). Концентрация и устойчивость внимания (по таблице Шульте: 38", 29", 35", 37") — признаки легкой неустойчивости.

В пиктограмме преобладают индивидуально значимые образы, склонность к схематизму, графические символы, признаки эмоциональной напряженности. В методике дискриминации свойств понятий незначительное расширение числа привлекаемых признаков по всем трем ключам. В субтестах «Понятливость» и «Сходство» теста Векслера проявляет искажение процессов обобщения, опоры в единичных случаях на конкретные признаки. Мышление с признаками субъективности, нечеткости, с неустойчивостью мотивационной направленности. По результатам проективного тестирования (МЦВ): cтресс, вызванный подавлением физиологических потребностей. Неудовлетворенное желание найти признание и общность интересов в кругу значимых окружающих вызывают повышенную напряженность самоконтроля. Профиль личности, по данным СМИЛ, код 6–68Т, 8–70Т, может указывать на склонность к сверхценным идеям, трудности в контактах узкого круга. Субъективизм в суждениях. Вывод: при экспериментально-психологическом исследовании выявляются признаки субъективизма, неустойчивости мотивационной направленности в мышлении, а также своеобразие мотивов поведения и высказываний, трудности социальной адаптации.

MPT-обследование.

Данных за наличие объемных образований и патологических очагов головного мозга не получено. При наличии клиники не исключается гипоплазия каудальных отделов обеих гемисфер мозжечка. Умеренная вентрикуломегалия (боковые и III-желудочек). Вариант развития Виллизиева круга: неполная передняя трифуркация правой ВСА, с гипоплазией А1 сегмента левой ПМА. Снижение кровотока по правой Пз А

Заключение эндокринолога.

Субклинический гипотиреоз. Клинический случай Станислава Г. специфичен тем, что психиатрами на основании предъявляемых им жалоб был выставлен диагноз «шизотипическое расстройство», и если бы не признание Станислава в симуляции, то он так и продолжал бы получать психофармакотерапию и находиться в дневном стационаре. Сомнения в том, что Станислав не страдает никаким психическим расстройством, появились у лечащего врача лишь после того, как «пациент» сообщил о том, как и почему решил симулировать шизотипическое расстройство. После самораскрытия «пациент» перестал предъявлять жалобы на состояние своего физического и психического здоровья, однако сообщил, что «соматические симптомы прошли под влиянием терапии гипотиреоза, а психопатологических и не было»

Перед психиатрами встал вопрос о том, действительно ли Станислав симулировал шизотипическое расстройство или же имела место псевдосимуляция, и он был психически болен, но потом выздоровел. Необычным показалась мотивация симулировать психическое расстройство: в жизни Станислава не имелось никаких оснований для этого (ему не угрожало ни уголовное преследование, ни служба в армии, ни что-то иное). Основным мотивом симуляции стало стремление избавиться от недомогания, которое существенно снизило его работоспособность и влияло на профессиональные и финансовые перспективы. Необычным показался выбор расстройства для симуляции: чаще для этого выбирают галлюцинации, бред, навязчивости, депрессивные симптомы [11]. В специальной литературе нам не встретилось ни одного описания симуляции шизотипического расстройства. В данном случае выбор Станислава пал на шизотипическое расстройство потому, что его отдельные симптомы-жалобы показались ему схожими с тем, что он испытывал в реальной жизни. Речь шла об астенизации, трудностях сосредоточения внимания и в связи с этим появившейся нелюдимости, замкнутости, отгороженности. Другие психические расстройства, по его мнению, не очень подходили под описание его состояния.

Психопатологическое обследование после самораскрытия продемонстрировало отсутствие у обследованного характерных для шизотипического расстройства проявлений, в частности отсутствовали какие бы то ни было расстройства мышления (аморфность, метафоричность, гипердетализация, стереотипии), речи (в виде вычурности и разорванности), не отмечалось выраженной эмоциональной холодности, чудаковатости, патологической социальной отгороженности, не было подозрительности и отрывочных параноидных идей, не выявлялось квазипсихотических эпизодов. На беседе Станислав был адекватен, разумен и синтонен. При этом при поступлении в дневной стационар он демонстрировал витиеватость мышления, элементы соскальзывания, говорил о наличии «навязчивых стыдных образов», «тревоге в области паха»

Из психологических особенностей «пациента» обращал на себя внимание ипохондрический настрой в связи с появлением ординарных соматовегетативных симптомов (недомогания, слабости, «мушек перед глазами») и повышенная склонность к интеллектуализации проблемы со здоровьем. Под интеллектуализацией традиционно понимают совокупность психических процессов осознания, понимания и вербализации человеком собственных переживаний, мыслей, конфликтов и диссонансов, взаимоотношений с другими людьми [12]. Ведущей характеристикой этого процесса является овладение внутренней и внешней реальностью, установление контроля над ними. Цель интеллектуализации — превращение собственных конфликтов и других эмоционально насыщенных проблем в исключительно умственную задачу. Считается, что интеллектуализация входит в перечень значимых диагностических критериев взрослых с синдромом Аспергера и шизоидного расстройства личности [13]. Такие пациенты обычно ориентированы на детали и часто не представляют общей картины происходящего. Кроме того, у них могут наблюдаться такие формальные нарушения мышления, как разрыхление ассоциаций и алогичность [14, 15].

>>3478
Было предложено три варианта толкования клинических феноменов Станислава: 1) у него никогда не было никаких психопатологических симптомов, и он их симулировал, но при этом у него имелись личностные особенности шизоидного круга или субклинические расстройства аутистического спектра; 2) у него были нарушения, позволившие выставить диагноз «шизотипическое расстройство», однако под влиянием психофармакотерапии или самопроизвольно они купировались, и самораскрытие отражало стремление избавиться от стигматизирующего диагноза; 3) у него имелось расстройство аутистического спектра или шизоидное расстройство личности, на фоне которого соматовегетативные симптомы привели к декомпенсации психического состояния. Анализ клинического случая показал высокуюведомленность обследованного в психиатрической терминологии, описаниях психопатологических симптомов и синдромов, классификации расстройств. Станислав легко и уверенно дискутировал с психиатрами по профессиональным вопросам, демонстрировал высокий интеллект и склонность к аналитическому мышлению. Ни одного из симптомов, которые легли в основу диагностики у него шизотипического расстройства, обнаружено не было.

В связи с этим встал вопрос, могли ли данные симптомы подвергнуться обратному развитию в результате психофармакотерапии. Известно, что шизотипическое расстройство презентует себя в виде преимущественно негативной психопатологической симптоматики, когнитивных нарушений и социальной отгороженности [16–18]. В связи с этим представляется маловероятным, чтобы такие симптомы, как выхолощенность эмоций, аморфность мышления, могли быть подвержены быстрой редукции в рамках шизотипического расстройства. Однако следует признать, что склонность к интеллектуализации могла отражать наличие аутистических или шизоидных черт.

Таким образом, клинический анализ случая «пациента» позволяет сделать о вывод о том, что не имеется веских научных оснований признать, что Станислав Г. страдал каким-либо психическим расстройством, а значит, логичным представлялся вывод, что его поведение носило симулятивный характер, отражавший механизмы психологической защиты у человека с шизоидными особенностями характера. Дальнейшее наблюдение (при согласии «пациента») сможет более аргументированно ответить на вопрос о том, наблюдалась ли в описанном случае симуляция психического расстройства или же это была псевдосимуляция у психически больного человека или лица со специфическим стилем мышления.

Катамнез.

В очередной раз обратился к психиатрам через полтора года после обследования в дневном стационаре с жалобами на снижение настроения, аппетита, «противоречие внутри». В день поступления сообщил, что планировал покончить жизнь самоубийством. При поступлении в психиатрический стационар был тревожен, настроение неустойчивое, многословен, подробно говорил о своем состоянии, галлюцинаторно-параноидной симптоматики не обнаруживал. Требовал к себе внимания, признался, что «наврал о суицидальных намерениях, чтобы поступить в больницу, так как не хотел ждать очереди в дневной стационар». Объясняет это страхом, что слабость, снижение работоспособности будут продолжаться и дальше («Хотел, чтобы мне помогли»). В отделении был двигательно спокоен, опрятен, верно ориентирован, интеллектуальные способности сохранны. С окружающими был общителен, при этом жаловался на астению, тревогу, хотя внешне это не проявлялось. Был фиксирован на выборе правильной схемы лечения: «Я много читал про шизотипическое расстройство, боюсь, что у меня тоже есть симптомы». Мысли о суициде категорически отрицал. Через две недели пребывания в стационаре написал заявление с отказом от лечения. Был выставлен диагноз: «смешанное тревожно-депрессивное расстройство».

Таким образом, катамнестическое наблюдение, к сожалению, не смогло развеять сомнения по поводу диагностики у Станислава в прошлом симуляции. С другой стороны, не появилось и новых оснований расценивать его состояние как шизотипическое расстройство. Как и прежде, встал вопрос о необходимости дальнейшего наблюдения за психическим состоянием Станислава.

>>3573

Мне вообще вот этот случай зашёл. Есть в нем нечто провокационное. Глубокое. Какой-то вайб как от SCPшных статей.

ГОЛАЯ ПРАВДА

Современная мировая психиатрия столкнулась с новым вызовом — постмодернистской реальностью, когда толерантное отношение к «инаковости» и плюралистичность позволяют признавать нормой широкий спектр индивидуальных стилей жизни и поступков, какими бы «чудаковатыми» они ни казались. Границы нормативного поведения расширились, сместившись в сферу девиаций и психической патологии. Постмодернизм поставил под сомнение объективность понятия «адекватность поведения», заменив его девизом «На ваше усмотрение» и предоставив человеку самостоятельно определять норму и не норму [32]. Cтали распространяться необычные для традиционной культуры формы социального поведения: «эпатаж», «жизнь по приколу», «шизо-культура». Для данного феномена появилось даже новое название — «метанормативное поведение» [10]. Утверждается, что, будучи «антинормативным (антистереотипным), оно не антиобщественно» и нередко оказывается востребованным как любая иная игровая деятельность. По мнению В. Руднева, основной характеристикой нового феномена стала «актуализация шизотипического (аутистического) начала в культуре» [41].

В новых социокультурных условиях остро встал вопрос о критериях диагностики психических расстройств. КороленкоЦ. П. и Дмитриева Н. В. [19] обратили внимание на то, что «в постмодернистском обществе, в противоположность предшествующим ему традиционному и современному, наблюдается отчетливая тенденция к учащению ранее редко встречавшихся нарушений, наряду с появлением новых, не выделявшихся в прошлом форм. [При этом] серьезной… проблемой… становится увеличение количества лиц, индивидуально-психологические особенности которых хотя и не настолько выражены, чтобы формально определяться термином «психическое расстройство», но тем не менее предрасполагают к возникновению межличностных конфликтов, кризисов и адаптационных затруднений».

В такой обстановке классические принципы диагностики психических и особенно поведенческих расстройств вошли в противоречие с новыми требованиями общественной жизни [4, 6, 7, 28– 30, 53, 54, 57, 58]. Возникла необходимость пересмотра базовых основ диагностики с сужением круга патологических явлений. Однако психиатрия выбрала другой алгоритм развития: в классификации психических и поведенческих расстройств стали включаться все новые и новые «болезни» (расстройства), например такие, как «патологическое накопительство» (хординг) [32]. Расширение числа классифицируемых форм происходит сегодня в основном за счет поведенческой и аддиктивной патологии, путем признания расстройствами как девиантных, так и метанормативных форм поведения.

Этот процесс был назван «психиатризацией (психопатологизацией)» обыденной жизни [29, 42]. В медицинской антропологии и социологии он обозначается термином «медикализация» [55, 56]. Под медикализацией понимают процесс, при котором состояние или поведение человека рассматривается как медицинская проблема, требующая соответствующего решения [2, 14, 26, 34]. Речь, по мнению В.Л.Лехциер [23], идет о медикализации широкого круга областей: повседневности, детства, сексуальности, тела, смерти, нормы, страдания, медиадискурса и т.д. Все начинает рассматриваться сквозь призму диагноза и необходимости лечения. «Можно сказать, что медикализация — это процесс патологизации общества, производства пациентского самосознания» [23].

Следует признать, что многие аргументы ученых, отмечающих углубление тенденции медикализации обыденной жизни и критикующих психопатологизацию, носят аргументированный и разумный характер. Ведь данный процесс сказывается как на результатах каждодневной клинической практики психиатров, так и на обоснованности заключений судебно-психиатрических экспертиз и переводит тему медикализации (психопатологизации) из академической в сферу с опасными для «пациентов» социальными последствиями. Особые диагностические сложности возникают у психиатров в случаях оценки психического состояния и поведения людей творческих профессий. В этом отношении дискутабельным представляется случай художника-акциониста Петра Павленского, совершившего в течение последних лет несколько «художественных акций» (перформансов), вызвавших широкий общественный резонанс и послуживших основанием для назначения судебно-психиатрических экспертиз. Во время акций он, находясь обычно в обнаженном виде, иногда с использованием членовредительства (прибивания гвоздем мошонки к мостовой, отрезания мочки уха или зашивания рта) в метафорической форме демонстрировал «протест против несправедливого государства, попирающего свободу творческой личности».

По мнению коллег (ведущих искусствоведов, художников, писателей, журналистов), П.Павленский — талантливый художник, «Репин нашего сегодня», а его акции следует трактовать как разновидность авангардного искусства [11, 18, 49, 50]. С точки зрения государства, обывателей и следствия, Павленский — это хулиган, экстремист или психически больной [18, 25, 45, 46, 49]. А.В. Скиперских [47], изучавший опыты протестного дискурса в современной России, указывает, что поведение Павленского следует рассматривать как политический перформанс, который «представляет собой своеобразный ответ на действия власти не в рамках существующих институтов, не через созданные для этого механизмы, а непосредственно». Другие исследователи творчества П. Павленского обращают внимание на то, что он «сознательно не связывается ни с какими политическими силами или капиталами, живя в абсолютной свободе и такой же бедности. Художник равноудален от… большей части новых великих художников, застревающих в «узких кругах» и приятных компаниях себе подобных, поддающихся соблазнам коммерческого искусства или уходу в прямое политическое действие… Его [Павленского] знают, его акции обсуждают и, даже когда воспринимают их как выходку нелепого придурка, интуитивно понимают (или хотя бы переживают)» [33]. С точки зрения М. Илюхина [17], все же крайне сложно установить различия между политическим активизмом, результаты которого показывают на выставках, и искусством, когда предметом внимания становится современная политика.

Суть художественного творчества П.Павленского заключается в совершении акций, когда «в холст превращаются улицы и площади, зрительный зал и сцена смешиваются, зрители принимают участие в действии, сами того не понимая» [35]. При этом в соответствии с художественным замыслом акции документируются на видео или фото и впоследствии демонстрируются. Искусствоведы считают перформансы П.Павленского неравнозначными по художественной ценности.

>>3612

За последние годы П. Павленский совершил несколько акций, названных им «Шов», «Туша», «Фиксация», «Свобода», «Отделение», «Угроза». В рамках акции «Шов» (2012) Павленский, зашив себе рот суровой ниткой, в течение полутора часов простоял в одиночном пикете у Казанского собора в Санкт-Петербурге, держа в руках плакат с надписью: «Акция Pussy Riot была переигрыванием знаменитой акции Иисуса Христа». «Зашитый рот стал моей личной трансгрессией, — рассказал П. Павленский [11]. Процесс Pussy Riot меня очень сильно затронул. Я его рассматривал как удар по искусству и ожидал, что художники ответят достойно. Но были только разговоры. А рот я зашил потому, что процесс над Pussy Riot — это было требование заткнуться… Было любопытно построить какую-то конструкцию на территории власти, которая бы ей не нравилась, но при этом власть не знала бы, что с тобой делать. Я стал развивать эту тему, старался с помощью минимума средств, используя тело, создать какую-то метафору. Я дошел до такого состояния, когда стал испытывать страх того, что если не сделаю, если не отвечу происходящему, то не смогу остаться личностью, не смогу потом вообще ничего. В жизни я себя так не веду, я спокойный человек».

Художественная акция «Туша» (2013) проходила у здания Законодательного собрания Санкт-Петербурга. Ассистенты принесли нагого, завернутого в многослойный «кокон» из колючей проволоки Павленского ко входу, где он безмолвно и неподвижно лежал, не реагируя на реплики и действия окружающих. Сотрудники полиции освободили его от проволоки при помощи садовых ножниц. Сторонники художника заявили, что «акция символизирует существование человека в репрессивной законодательной системе, где любое движение вызывает жестокую реакцию закона, впивающегося в тело индивида. Это метафора животной покорности, «выученной беспомощности» человека в загоне государственной машины». Соратница и гражданская жена Петра Оксана Шалыгина отметила, что метафора акции мгновенно и непосредственно была воплощена в реальности: «Как только проволоку разрезали и извлекли из нее художника, эта самая проволока впилась в него в виде сотрудников полиции, скорой помощи и многочисленных оперативников» [13].

Наиболее нашумевшая акция «Фиксация» (2013) была проведена Павленским на Красной площади у стен Кремля. Павленский, находясь в обнаженном виде, прибил свою мошонку гвоздем к каменной брусчатке. Сам он объяснил акцию так: «Голый художник, смотрящий на свои прибитые к кремлевской брусчатке яйца, — метафора апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества». Акция «Свобода» (2014) была организована на Мало-Конюшенном мосту Санкт-Петербурга и отражала «реконструкцию киевского Майдана». П. Павленский с коллегами подожгли автомобильные покрышки и стали колотить палками по металлическим листам, «создавая характерное для киевского Майдана звучание». Акция, со слов организаторов, была высказыванием о политике коллективного освобождения.

Акция «Отделение» (2014) была проведена на заборе Института социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского, когда П.Павленский отрезал себе часть мочки уха. Художник объяснил эту акцию так: «Нож отделяет мочку уха от тела. Бетонная стена психиатрии отделяет общество разумных от безумных больных. Возвращая использование психиатрии в политических целях, полицейский аппарат возвращает себе власть определять порог между разумом и безумием. Вооружаясь психиатрическими диагнозами, бюрократ в белом халате отрезает от общества те куски, которые мешают ему установить монолитный диктат единой для всех и обязательной для каждого нормы» [38].

Акция «Угроза» (2015) была проведена П. Павленским у входа в здание ФСБ на Лубянской площади в Москве, когда он поджег дверь и со смиренным видом встал впереди горящих дверей с канистрой в руках в ожидании собственного задержания. Суть действия художник объяснил так: «Горящая дверь Лубянки — это перчатка, которую общество бросает в лицо террористической угрозе… Страх превращает свободных людей в слипшуюся массу разрозненных тел. Угроза неизбежной расправы нависает над каждым, кто находится в пределах досягаемости для устройств наружного наблюдения, прослушивания разговоров и границ паспортного контроля» [38]. В рамках современного искусства подобные акции относятся к проявлениям перформанса — формы искусства, в которой произведение составляют действия художника или группы в определенном месте и в определенное время. Традиционно к перформансу относят любую ситуацию, включающую четыре базовых элемента: время, место, тело художника и взаимодействие художника и зрителя. В этом заключается отличие перформанса от таких форм изобразительного искусства, как картина или скульптура, где произведение определяется выставленным объектом [9, 45]. Иногда перформанс характеризуют как «художник вместо произведения». Исследователь современного искусства Г. Преображенский так описал акцию «Угроза»: «Перцепт довольно ясный: фронтальная экспозиция, темнота, пылающая рама картины, некоторая новая зона в привычном, ниша, или, как говорил Хайдеггер, «разлом» картины, трещина посреди мира. И это не столько даже рама, сколько изображение самого искусства, современное искусство как пламя, огненная картина и автопортрет художника на фоне сущностного (огненного) изображения современного искусства, а художник с канистрой как поджигатель-творец… Если у Малевича квадрат — абсолютизация картины как картины, то здесь символическое выражение сути современного искусства… [У Павленского] все происходившее может быть названо «автопортрет художника на фоне современного искусства»» [40].

П. Павленский, причисляя свои акции к формам современного искусства, объяснял, что «произошла демократизация искусства, и это привело к тому, что многие формы искусства, например классическая живопись, стали неактуальными. Художники начали искать новые формы для выражения» [12]. А акционизм — это «попытка художника обозначить границу между традиционным искусством и общественной жизнью… любое произведение искусства, в том числе и классическое, требует объяснений. Даже если вы придете в Лувр и увидите какие-нибудь живописные работы мастеров Средневековья, вы будете удивлены тем, сколько неожиданного расскажет вам грамотный специалист. Может быть, даже обнаружите, что совершенно неправильно понимали картину».

Сходного взгляда придерживается известный искусствовед О. Свиблова, утверждая, что «искусство — это символический объект и ничего больше. Вот в угол повесили «Джоконду» — и не знаем, что она «Джоконда», и прошли мимо… Каждый видит в искусстве только то, что он способен увидеть. Это отражение нашего внутреннего мира» [43]. Д. Драгунский [16], высоко оценивая художественность акций П. Павленского, утверждает, что «искусство — это не только «похоже и красиво». Это еще «и больно, и противно». «Искусство — это всегда, даже в самые благопристойные времена, немножко шок». В. Нестеренко [35] задался вопросом, чем отличается современный акционизм как вид искусства от хулиганства, революции, восстания и погрома. По его словам, «граница между искусством и хулиганством пролегает в области чужого носа. Если художник размахивает руками в опасной близости от чужого носа, то это все же провокация. Как только нанесен первый удар и пошла чья-то кровь — искусство заканчивается». Сам Павленский неоднократно заявлял, что «во всех акциях, которые [он] проводил, не было ни одной жертвы, только [он] сам, если это слово здесь вообще употребимо» [15].

>>3613
Следователь:
— Я… против искусства ничего не имею. И государство наше против искусства ничего не имеет. Это не 80-е годы. И не Советский Союз. Но вы должны разграничивать искусство и совершение противоправных действий.
Павленский:
— На самом деле нет границы, противоправные действия — это риторика, в которую пробуют облечь искусство.
Следователь:
— Да бросьте вы про искусство, тем более политическое. Давайте не будем хорошее искусство мешать с дерьмом.
Павленский:
— Что вы понимаете под искусством?
Следователь:
— Искусство как часть жизни.
Павленский:
— Искусство — это визуальные коды, вот с чем мы и работаем…
Следователь:
— Этот акт [акцию] как искусство расценивать можете только вы, все остальные люди расценивают это как акт не искусства, а вандализма.
Павленский:
— Об этом надо еще спросить этих остальных людей, есть много людей, много мнений. СМИ уже все сошлись на мнении, что это произведение искусства. Это контекстуализация, перенос контекста в информационном и символическом поле.

Мнение общественности о психическом здоровье П. Павленского выразил депутат В.Милонов: «Ему [Павленскому] лечиться надо, а не выставляться напоказ. Государство просто обязано обеспечить ему надежный уход, поскольку его действия демонстрируют, что он опасен. Он сам себе наносит вред: уши себе отрезает, завтра голову отрежет. Это просто рецидив суицидального синдрома или паранойи… Те психиатры, которые отказываются признавать его невменяемым, которые дышат модными веяниями, они сами, наверное, уже заразились. У психиатров такое бывает, что они сами себя странно ведут» [51]. Согласился с этим мнением и министр культуры РФ В. Мединский, порекомендовавший за информацией о Павленском обращаться в музей истории медицины и психиатрии.

Клиническое обследование Павленского Петра Андреевича 1984 года рождения

(со слов родственников и испытуемого). Раннее развитие без особенностей. В школу пошел своевременно, успеваемость была хорошей, занимался спортом (легкой атлетикой). В старших классах школы потерял интерес к занятиям, прогуливал уроки, отмечалась конфликтность с учителями. Сменил две школы. Окончил 9 классов, затем 11-й класс вечерней школы. С 16-летнего возраста — эпизодическое употребление разных психоактивных веществ (анаша, кокаин, ЛСД, «грибы»). Героин употреблял в течение двух лет. Со слов П. Павленского, «хотел перепробовать все наркотики». В дальнейшем (с 2002 г.) полностью отказался от употребления наркотиков и более не возобновлял: «закончился опыт наркотический, начался образовательный». Подрабатывал по рабочим специальностям. В армии не служил.

Отношения с родителями П. Павленский характеризует так: «У меня с родителями никогда не было близкого контакта. Я был самостоятельным ребенком. Лет до 17 тусовался на улице, по выходным ходил в рейв-клубы, часто попадал во всякие неприятные истории, пока не понял, что оставаться во всем этом дальше нет смысла, нужно формировать себя. Мать тогда работала медсестрой [в психиатрической больнице], сейчас она на пенсии. К моим увлечениям она всегда относилась нейтрально, на темы моих акций мы не общаемся вообще. А вот отец повлиял на то, чем я занимаюсь, напрямую. Он был обычным советским гражданином, со всеми вытекающими: никуда не лез, не высовывался, по максимуму хотел сохранить комфортные отношения с государством. Работал старшим научным сотрудником НИИ, а когда началась перестройка, воспринял ее как данность. Главным для него было нахождение в состоянии покоя, в безопасных условиях, он ни в чем не хотел преодолевать себя. В итоге это привело к тому, что он стал алкоголиком и в 49 лет умер, подавившись куском сырого мяса. Я ему за это благодарен, на самом деле Можно сказать, что он пожертвовал собой ради того, чтобы показать мне, как жить нельзя. Для меня он — воплощение человеческой слабости. Я часто думаю о том, как поступил бы он, и делаю ровно наоборот» [20].

В поле зрения психиатров П. Павленский попал в возрасте 18 лет (в 2002 г.), когда по собственному желанию обратился в психоневрологический диспансер г. Санкт-Петербурга и проходил стационарное обследование и лечение. При поступлении жаловался на эмоциональную неустойчивость, возбудимость, раздражительность, нарушения сна, устрашающие сновидения. Связывал плохое психическое состояние с последствиями употребления наркотиков. Психотических расстройств и суицидальных мыслей не обнаруживал. В отделении в первые дни конфликтовал с больными, раздражался на замечания медицинского персонала. В последующем стал спокойнее, настроение выровнялось, наладился сон. Находился в стационаре в течение месяца. Был выставлен диагноз: «эмоционально-неустойчивое расстройство личности, в анамнезе полинаркомания». После выписки из стационара было рекомендовано амбулаторное наблюдение, заведена амбулаторная карта больного. Однако на диспансерном учете не состоял и не состоит.

В 2004 г. поступил в Художественную академию на факультет программного дизайна, через два года перешел на факультет монументальной живописи. Параллельно обучался в школе современного искусства. На пятом курсе обучение в академии прервал. Объяснил это тем, что даже написание дипломной (выпускной) работы в вузах, готовящих скульпторов, художников и других представителей мира искусства, противоречит его взглядам на возможность стать настоящим художником. С того времени стал заниматься чтением лекций и проведением семинаров по современному искусству. По приглашению выступал с лекциями в России и за рубежом. В официальном браке не состоит, проживает совместно с гражданской женой (Оксаной Шалыгиной) и двумя несовершеннолетними детьми. Со слов матери и жены, «очень любит дочерей, занимается их воспитанием», характеризуется соседями и родственниками с положительной стороны. Окружающие описывают его как «тихого, спокойного, вежливого, неконфликтного». Не курит, не употребляет алкоголь. Придерживается вегетарианской диеты (вместе с женой и детьми). В квартире, в которой проживает семья П. Павленского, практически отсутствует мебель и занавески на окнах. Члены семьи спят на полу, стены обшарпаны, отсутствует душ [36]. При этом квартира не выглядит запущенной или грязной.

Гражданская жена П. Павленского Оксана Шалыгина называет себя его соратницей. При этом сам институт брака и она, и Павленский отрицают, как и стабильные моногамные отношения в целом. Художник и его соратница, по ее словам, встречаются и с другими партнерами для секса [13]: «Не может быть отношений, основанных только на сексе, — это неинтересно, неплодотворно и тормозит работу. А если мы разделяем идеи, если человек наш друг, он может войти в наш близкий круг. Мы не используем понятие «семья», потому что это социально-политический конструкт, который подразумевает собственничество и отказ от свободы воли. Мы говорим «близкий круг». Несмотря на свободные отношения в паре, ревность окончательно изжить не удалось, хотя задача цивилизованного человека — держать ее под контролем… Сам по себе секс с другим партнером не является [для нас] чем-то предосудительным, в отношениях важно доверие, а вот обман или сокрытие правды — это предательство». Когда измена со стороны О.Шалыгиной произошла и она не смогла признаться в этом, то решила добровольно себя наказать, отрубив две фаланги мизинца: «Я назначила себе такую цену за нарушенное слово… Потом рассказала Петру. Он согласился. Так связь между действием и словом была восстановлена» [13, 36].

Воспитанием детей родители занимаются поровну, «в зависимости от того, кому в тот или иной момент легче освободиться для других дел». Дети в школу не ходят, поскольку родители посчитали это нецелесообразным. Обосновывая это, О.Шалыгина сообщила, что сама не знает таблицу умножения, очень плохо знает географию, биологию, химию, физику, математику: «Кроме ненависти к школе, я ничего не вынесла. Единственное, что мне нравилось, — это литература и история, так я начала активно читать… Это [школа] — загубленное время» [36]. П. Павленский объясняет нежелание отдавать детей в школу тем, что в школе детей принуждают носить школьную форму, «всех унифицируют по брюкам и юбкам одинакового цвета. Это верный признак наползающего тоталитаризма» [5, 38].

>>3615

О. Шалыгина — главный редактор журнала «Политическая пропаганда», где совместно с П. Павленским изучает феномен «политического искусства». Оксана, как и муж, организует собственные художественные акции. Наиболее известна акция «Бомбастика»,14 проведенная ею на открытии выставки З. Церетели в 2014 г. Об акции Оксана сообщила следующее: «Новая книга [выпущенная их журналом] была представлена миру единственно соответствующим ситуации способом, а именно извлечена из влагалища и втиснута в дряблые руки дочери главного приспособленца и самого продажного художника страны Зураба Церетели» [13]. С течение 10 лет (начиная с 2002 г.) П. Павленский к психиатрам не обращался. Обращение в психоневрологический диспансер (ПНД) в марте 2013 г. было связано с жалобами на тревожность, подавленность, нарушения сна, снижение аппетита, чувства внутреннего напряжения, слабость, появившиеся в 2011 г. и связанные, со слов пациента, с прохождением лечения от гепатита С. В ПНД было назначено лечение (не может вспомнить названия препаратов).

В июле 2012 г. после проведения первой акции («Шов») был освидетельствован психиатром, который в заключении отметил, что пациент «ориентирован верно. Без бреда и обманов чувств. Без агрессивных и суицидальных тенденций. Аутоагрессия была демонстративной». Диагноз: «психически здоров». После проведения акции «Туша» (май 2013 г.) был консультирован врачом дежурной психиатрической бригады. В связи с тем что психиатры оценили состояние П.Павленского как «представляющее непосредственную опасность» для пациента, был помещен в клинико-диагностическую палату психиатрической больницы, где находился несколько часов. После консультации психиатра был выписан с рекомендациями на амбулаторное лечение

В ноябре 2013 г. после совершения акции «Фиксация» в очередной раз был обследован психиатрами. Психическое состояние Павленского в приемном покое городской больницы № 1 г. Москвы психиатр описал так: «Собрать анамнез затруднительно, погружен в бредовые переживания», «протестовал против засилья полиции», «считал себя художником», заявил, что «совершил акт художественного творчества». Установлен диагноз: «эмоционально-неустойчивое расстройство личности». ЗатемП.Павленскому была проведена амбулаторная комплексная судебно-психиатрическая экспертиза в психиатрической клинической больнице им. Н.А. Алексеева, в рамках которой отмечено, что подэкспертный «ориентирован в месте, времени и собственной личности. Демонстративен. Психотической симптоматики (бреда, галлюцинаций) нет. Критические и прогностические способности не нарушены». Эксперт-психолог указал, что у подэкспертного «мнестические процессы сохранны. Логические зависимости устанавливает верно». На основании исследования эксперты пришли к заключению о том, что «Павленский П. А. каким-либо психическим расстройством и слабоумием не страдает, обнаруживает признаки смешанного расстройства личности», «в период, относящийся к инкриминируемому ему деянию, временного психического расстройства либо иного болезненного состояния психики не обнаруживал, мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими». Сделан вывод о том, что в принудительных мерах медицинского характера в соответствии со ст. 97, 99 УК РФ не нуждается.

После акции «Свобода» (февраль 2014 г.) следственные органы ходатайствовали о проведении стационарной судебно-психиатрической экспертизы, которая назначена не была. В том же году (октябрь 2014 г.) после совершения акции «Отделение» в связи с «ауто агрессивным поведением» (травматической ампутацией мочки правой ушной раковины) был трижды консультирован психиатрами, выставившими противоречащие друг другу диагнозы: «острое психическое расстройство, неуточненное», «острое полиморфное психотическое расстройство с аутоагрессивным поведением» (с рекомендацией назначения галоперидола и аминазина) и «самоповреждение… с демонстративной целью».

Психическое состояние испытуемого на момент обследования (8 октября 2014 г.).

В контакт вступает охотно. В беседе приветлив, учтив, деликатен. Спокоен, эмоционально синтонен. Открыто и заинтересованно обсуждает вопросы, связанные с совершением им «актов художественного творчества» (инкриминируемых ему деяний). На вопрос о мотивах поступка на Красной площади (акция «Фиксация») и его связи с доминирующим мировоззрением подробно описывает культурологические и художественные истоки сходных поступков других творческих людей. Рассказывает об авангардистских течениях современного искусства (перформансе, дадизме, акционизме и др.). Подчеркивает, что имеет соратников и коллег, разделяющих его взгляды на современное искусство. При этом отмечает, что принципиально значимой для него как для личности является цель данной разновидности искусства — противостояние и борьба с различными стандартами, несвободой, ограничениями, стереотипами. При обсуждении этих тем говорит эмоционально, но без экзальтации и позерства. Признаков демонстративности также не обнаруживает. Отмечается повышенная чувствительность к вопросам справедливости и свободы

Убежден, что своей акцией на Красной площади (как и другими акциями) достиг желаемого результата — привлечения внимания общественности к теме несвободы личности. Гордится тем, что смог осуществить свой план, все продумать, обойти все препятствия. Объяснил, что форму акции взял из уголовной среды («на зоне нередко заключенные прибивают мошонку к нарам, демонстрируя таким образом протест против произвола начальства»), а смысл, который он вкладывал в акцию, должен был продемонстрировать простым людям, что «мы все живем в глобальной зоне». Каких-либо политических предпочтений не высказывает. В беседе проявляет высокий интеллект и уровень знаний.

Мышление логичное, последовательное, без признаков соскальзывания, резонерства или разорванности. Внимание привлекается и удерживается в норме. Память на текущие и прошедшие события сохранена. Признаков астении не отмечается. На вопрос, считает ли он себя психически больным, ответил отрицательно. При этом высказал мысль о том, что не раз размышлял, что такое психическое заболевание, и знает людей, которые нуждались в психиатрической помощи. Сообщил, что его основной задачей при совершении акции «Отделение» (на заборе института им. В.П. Сербского) была постановка вопроса об объективности психиатрии как таковой: «Я отрезал мочку уха, как Ван Гог. После этого он был объявлен сумасшедшим и началась травля. Я думаю, что это повлияло на его решение о самоубийстве… Есть очень показательный исторический пример. В США в XIX в. были такие диагнозы, как «драпетомания» и дизестезия».15 Психиатры изучали беглых рабов и находили, что стремление бежать из рабства — это психическое расстройство, и называлось оно драпетомания. А стремление рабов разрушать продукт собственного труда назвали дизестезией… Где психиатрия? Нет ее. Это псевдонаучное объяснение изоляции. Ну, нужно изолировать человека, чтобы он не перерезал всех, и его изолируют. А в том виде, в котором она существует, это просто подкладка под режим…»

Не считает себя дезадаптированным человеком, указывая на то, что в быту и со своими близкими бесконфликтен. Активной психопатологической продукции (бреда, галлюцинаций и др.) не выявляется

>>3617
Выводы по клинико-психопатологическому исследованию Павленского П. А. и обсуждение

В процессе обследования Павленского П. А. не обнаружилось признаков нарушения познавательных процессов (расстройств мышления, восприятия, памяти, внимания, интеллекта) и расстройств аффективной сферы. Выявлены особенности, приводившие его на протяжении жизни и в инкриминируемые периоды к эпатажному поведению, которое расценивалось правоохранительными органами как нарушение общественного порядка.

Вопрос о том, носило ли поведение П.Павленского в периоды совершения «акций» нормативный или патологический характер, является крайне неоднозначным и дискутабельным. Мнения психиатрической общественности разделились. Так, «психиатр-криминалист» М.Виноградов [52] утверждает, что «речь может идти о психопатоподобной вялотекущей шизофрении, которая время от времени дает всплески неадекватного поведения… Такие люди, как Павленский, опасны для общества, потому что однажды они могут перейти грань и совершить действия, которые причинят вред окружающим: напасть на кого-то или создать ситуацию, при которой может произойти катастрофа, автомобильная или какая угодно другая. Все его действия больше говорят о том, что он нездоров». «Православный психиатр» Д. Авдеев [37] констатирует, что «глубокое уродство души далеко не всегда есть следствие тяжелого психического заболевания, например, шизофрении. Это, может быть и скорее всего, является патологией личности… Раньше о психопатиях говорили как о «нравственном помешательстве», «душевной порочности», «моральном уродстве»… Конечно, это душевное заболевание, но заболевание особого рода. Павленский болен уродством души».

Выставлявшийся П. Павленскому психиатрами (в том числе, судебными) диагноз «эмоционально-неустойчивое расстройство личности» (F60.3) требует обоснования и научной аргументации. Известно, что для его диагностики необходимо обнаружение в клинической картине следующих критериев [27]: 1) ярко выраженная тенденция действовать импульсивно, без учета последствий, наряду с неустойчивостью настроения; 2) сниженная способность планирования; 3) вспышки интенсивного гневливого аффекта часто приводят к насилию, либо «поведенческим взрывам», они легко провоцируются, когда импульсивные акты осуждаются окружающими либо им препятствуют. Выделяются две разновидности этого личностного расстройства, и при обеих присутствует общая основа импульсивности и отсутствия самоконтроля. Сравнение особенностей поведения П. Павленского с диагностическими критериями эмоционально-неустойчивого личностного расстройства показывает, что они не совпадают ни по одному пункту. П.Павленский всегда тщательно планировал свои акции, заранее все продумывал: «акции «собирались» по несколько месяцев: в голове копились впечатления, которые однажды складывались в простое и лаконичное действие» [33]. К акции «Фиксация» он готовился особенно долго и скрупулезно, тренировался с секундомером, изучал в интернете анатомические схемы, готовил инструменты (точил, подпиливал, дезинфицировал).

Таким образом, нет оснований говорить о наличии у П. Павленского признаков импульсивности, тем более что в обычной жизни он характеризуется как спокойный, тихий и уравновешенный человек, не склонный к агрессии, эпатажу или демонстративности. Нельзя также говорить о неспособности планировать и учитывать последствия своих действий. Павленский прекрасно понимал, к чему могут привести его художественные акции, и после их совершения ждал задержания полицией. Он ради воплощения в жизнь своих художественных замыслов был даже готов оказаться за решеткой.

Если оценивать особенности «патологичности» поведения

П. Павленского по основополагающим диагностическим критериям личностных расстройств по МКБ-10, то обнаружится, что
и по ним нет никаких оснований диагностировать какое-либо поведенческое расстройство.16 Так, у П. Павленского отсутствуют:
а) заметная дисгармония в личностных позициях и поведении, вовлекающая обычно несколько сфер функционирования (аффективность, возбудимость, контроль побуждений, процессы восприятия и мышления, стиль отношения к другим людям);
б) хронический характер аномального стиля поведения, возникшего давно и не ограничивающегося эпизодами психической болезни;
в) аномальный стиль поведения является всеобъемлющим и отчетливо нарушающим адаптацию к широкому диапазону личностных и социальных ситуаций;
г) вышеупомянутые проявления всегда возникают в детстве или подростковом возрасте и продолжают свое существование в периоде зрелости;
д) расстройство приводит к значительному личностному дистрессу, но это может стать очевидным только на поздних этапах течения болезни;
е) обычно, но не всегда расстройство сопровождается существенным ухудшением профессиональной и социальной продуктивности

Таким образом, клиническое исследование П. Павленского и анализ его «неадекватного» поведения по материалам судебно-психиатрических экспертиз и объективного анамнеза позволяют утверждать, что нет никаких оснований для диагностики у него каких-либо психических и/или поведенческих расстройств. Своеобразие поведения П. Павленского с элементами членовредительства и сексуальной провокативности не должно рассматриваться исключительно сквозь призму психиатрии. Данному феномену может и должно быть найдено иное объяснение. Ведь акционизм не вымысел, не «бред воспаленного воображения», а реальность современных художественных практик, «самая адекватная форма неклассического искусства» [22]. Специалисты убеждены, что «причастность к вечному, присущая большому искусству, реализуется в акционизме за счет близости акций к первобытным ритуально-магическим формам… на уровне бессознательных архетипических структур», вследствие чего сфера сексуального становится существенной частью искусства [39]. Неотъемлемым атрибутом акционизма становится феномен фиксации, «не важно какой: фотокинодокументирование, интернетфиксирование или собственно объектная фиксация» [43]. Психопатология же со своим специфическим инструментарием и устоявшимися взглядами на норму и патологию, не учитывая архетипической сущности современного искусства и осознанного характера его представления обществу, неправомерно вторгается в недоступные ей сферы.

Свою лепту в дискредитацию психиатрии в общественном сознании вносит увлеченность многих психиатров патографией — исследованием жизни и творчества выдающихся личностей, ориентированным на поиск скрытых психопатологических мотивов их творчества. В теориях социального контроля патография рассматривается как инструмент медицинской стигматизации [46]. С развитием психиатрической профессии некоторые ее представители стали заявлять о психопатологичности любого современного искусства [1] и о том, что без их экспертизы в вопросе о творчестве обойтись нельзя. Существует даже точка зрения о том, что современное «искусство само по себе является психопатологией, [поскольку] мир метафор искусства практически един с метафорами психиатрии» [43]. С точки зрения В.П. Самохвалова, современное искусство питается творчеством душевнобольных («искусством аутсайдеров», «арт-брютом»). «По отношению к классическому новое искусство выглядит отчетливо регрессивно, — считает В.П. Самохвалов. — Творящий всегда воплощает в своих произведениях особенности своей личности, личную историю и анамнез, а также психопатологию» [43]. Специалистами, критикующими патографию за примитивизм и «профессиональный кретинизм», регистрируется иная закономерность: процесс психопатологического синдромообразования предстает как творческий акт, а не наоборот [31]. То есть изысканность или обыденность клинической картины болезни, богатство или бедность содержания и формы психической патологии признаются производными не от заболевания, а от творческих способностей пациента.

>>3573
Ну и что собственно есть в "Меню"

Даша-мухомор - Тянка-наркоманка жрет мухоморы, а потом бегает к психиатрам доказывать, что она не зависимая.

Alter ego - Кун в 19 лет заявляет, что в нем сидит второй чел, который выходит и творит всякую дичь

Начинающий марксист - 14-летний шкальник пересмотрел Гражданскую Оборону, забил на учебу и решил, что он марксист. Родители и врачи не могут понять - то ли "возрастное", то ли шиза.

Удерживания нуля - ИТшник 148 IQ создал свою систему для упорядочивания жизни, без которой не может функционировать. Теперь психует, когда что-то нарушает его идеальный "ноль дел"

Подселенец - 30-летний бомж без образования и работы заявляет, что в него вселился дьявол, чтобы получить крышу над головой. Классическая схема "как бесплатно пожить в тепле".

Ненастоящий царь - 43 летний Скуф объявил себя царем Иваном Облачным, носил корону из бумаги и босиком стоял на снегу с плакатом "Путина в императоры". Психяторы не знают - это перформанс или бред величия.

Веселый COVID - Тянка-психолог заболела ковидом, а когда выздоровела, поехала крышей - стала гиперактивной, начала швырять деньги на ненужную хрень и болтать без остановки. Ковид-головного-мозга в чистом виде.

Призрак спешит на зов - Бабка 70 лет прочитала в газете про экстрасенса и его призрак, вызвала этот "фантом" и начала видеть "зверей" и "головы" всюду. И теперь ходит жаловаться психиатрам на то, что сама же и придумала.

Альтруистичыеский Бред- Тетка Галия поверила, что ее суециднувшийся муженёк, жив и где-то ныкается

Пианист Сердюк - Бабка-Нацик решила, что антисемитизм - это не её личная проблема, а единственная объективная политическая позиция. Психуяторы ставят шизу ссылаясь на то, что это бабки должны называть всех фашистами а не наоборот.

Чужая среди чужих - Типичный клинический случай когда ПРЛной эмо-тян влепили шизу.

За внешние и внутренние принципы- Тетка 40+ решила, что она на самом деле кун. Сделала операцию, удалила сиськи, а опека забрала у нее приемных детей.

Долгоиграющая Марихуанна- Кун дует траву, жрет соль, потом не может встать с постели и жалуется на хуевое состояние и странные ощущения в яйцах. Психиатры три часа спорят: то ли это шиз, то ли спаленный мозг. А кун просто хочет, чтобы в попе не было больно.

Кукольные Глаза - Тянка уверена, что в глаза ее куклы инопланетяне вставили шпионские камеры и следят за ней. При этом понимает, что это бред, но ничего не может с собой поделать.

ПМС до Лондона доведет - Тянка каждый месяц перед месячными выпадает в психоз и думает, что все хотят ее убить.

А Плюшкин такой молодой - 20-летний кун собирал пустые бутылки, салфетки с соплями и кончёй. Когда предки выкинули его "коллекцию", устроил истерику и загремел в дурку.

Газнер Жив - Тянка после срача в метро начинает ползать по полу, биться головой и не помнить собственное имя.

>>4828
Не, я просто подумал о [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ], и до сих пор думаю.

Постоянно.

Каждый день.

Жить со сломанном мозгом. Со сломанной генетикой, которую можно передать своим детям это не жить а существовать. Я чувствую будто мог избежать проблем если бы не обратился за "помощью". Если бы сначала как нормальный бы человек почитал чем это обернется а не верил бы первой ссылке "ничего страшного в обращении ниет!". Жил бы и дальше не зная какое я убежище.

Но я не нормальный.

Я больной.

"Ну что шиз, доигрался? Ты хоть понимаешь, что сам наебал себе жизнь? Конечно, когда её уже сломал. Это Game Over браток, а смотря на политическую ситуацию в стране все будет только ухудшаться и ухудшаться вплоть до обязательных галок в жопу раз в месяц. Ты знаешь, что отсюда нет выхода. Ты не достаточно богатый чтобы свалить в другую страну. Недостаточно усидчивый чтобы работать на себя. Не достаточно умный чтобы обратиться к частникам. Ты был долбаёбом, а теперь этому есть офицальное подтверждение"

"Можешь сколь угодно называть это личностными особенностями. Думать что тебя гипердиагностировали и что врачи палачи ничего не знают. Но мы оба знаем что это не так. Мы оба знаем что сидеть в засранной комнате, смотреть в окно во время уроков и резать руки представляя себя ГГ из Cry of Fear это пиздец. Мы оба знаем что твои условные травители не какие не травители, а логичнее следствие твоей странности и ебанутости очевидных всем, кроме тебя самого. Тебя пиздили за дело, а не просто как случайного чела по рулетке. И мы оба знаем что дальше челу с диагнозом лучше не будет."

"У тебя нет друзей не потому, что ты умный как Виктор из Аркейна а потому, что ты ссаное ЧМО от которого нормальные люди хотят удалиться подальше. Все что ты можешь - жрать и срать на шее у родаков. А для того, чтобы что-то поменять и вылезти, ты уже сам закрыл путь своим обращением. Впрочем, было бы странно, если бы получилось иначе."

"Пойми, я не хочу тебе боли, правда. Я не унижаю или оскорбляю тебя или что-то в этом духе. Я просто хочу чтобы ты наконец принял реальность и сделал то, что хотел сделать очень давно. Ты страдаешь. Тебе больно. И нет вины в том, что ты родился сломанным. Ты не выбирал. Но у тебя есть выбор, чтобы положить этому конец."

"Нет, не обязательно всё делать быстро. Посмотри на ассортимент веществ. Посмотри на то, как они делают людям хорошо и растворяют проблемы. Ты сможешь побегать по другим мирам, испытать ту былую красочность и яркость, которую у тебя забрал твой диагноз. Скрасить симфонию агонии и абулии последними аккордами химической радости. А потом, когда толерантность возьмет вверх, завершить трагикомичное произведение в конвульсиях собственной блевотины и дерьма. А затем будет занавес. И все будет хорошо."

"Потому что не будет ничего."

"Но конечно ты не согласишься. Как и в предыдущие разы. Конечно ты будешь говорить 'а вдруг меня примут на закладке' или 'а вдруг я просто словлю бед трип' и все станет еще хуже. Будешь держаться за последние нити чтобы что... жить? Чел ты пишешь пост на дваче в отдалённом треде шизодвача. Это не жизнь. Это её антипод."

"Как и то, что дают тебе нейролептики и антидепры. Врачи не знают как тебе помочь. Все что им нужно - скомпенсировать опасный элемент, чтобы не доставлял дискомфорта обществу своей слётанностью. С таким же успехом можно провести человеку лоботомию. Теперь он овощ, зато не ноющий."

"Этот концерт длиться уже слишком долго. Зрители устали. Инструменты расстроились. Музыка режет уши. Пора переходить к кульминации."