>>493214 В одном из предыдущих постов я обмолвился, что даже такая невинная штука как «Кавказская пленница» нашпигована советской властью вредоносным контекстом.

С тем, что кино в СССР было крайне политизировано спорить абсурдно (я кстати привёл красноречивые примеры).

Но неожиданно люди упёрлись в технику интерпретации советской агитки. Меня это несколько озадачило.

Идеологическая шифрограмма «Кавказской пленницы» вполне проста.

Эпохальным событием в советском кинематографе была лента «Свинарка и пастух». Это музыкальная романтическая комедия, изюминка которой заключается в том, что куртуазные отношения между принцем и принцессой подаются не как пастораль абстрактных поселян, а как бытовой псевдореалистический рассказ с социальными подробностями. Если сентиментализм это переодевание простолюдинами, то советское народное кино это простолюдины, вполне всерьёз ведущие себя как взаправдашные графья и князья, причём для этого им даже не нужно менять одежду.

Фильм начинается с того, что в колхозном Версале ВДНХ «средь шумного бала случайно» встречаются ЗНАТНАЯ свинарка и ЗНАТНЫЙ пастух. Дальше всё по канонам: разлука, коварный герцог-колхозник, неразбериха, комедия ошибок, ревность и закономерный хепи энд.

Но за общей схемой таится националистическая аберрация, долженствующая иллюстрировать не только социальное равенство, но и дружбу народов. «Свинарка и пастух» повествует о любви русской свинарки Глаши Новиковой и северокавказского пастуха Мусаиба Гатуева.

При этом образ русской Глаши снижен, отчасти комедиен. Пастух же показан в тонах лермонтовско-руставелевских. Например комичная сценка спасения поросят Глашей резко контрастирует с мужественной борьбой Зельдина против волков.

Это делает схему кино странной. В классической драматургии любовь главных героев часто оттеняется отношениями комичной пары, как правило, принадлежащей к другому социальному слою. Если герой ухаживает за благородной сеньорой, то его слуга ухаживает за служанкой сеньоры. Отношения внизу социальной лестницы, сопровождающиеся грубым лапанием и сальными остротами, прорисовывают высокие отношения основной сюжетной линии.

Здесь же фактически речь идёт о любви грузинского князя к грубоватой и недалёкой русской служанке, что придаёт картине неожиданное измерение. Глаша превращается в Дульсинею.

«Кавказская пленница» является инверсией «Свинарки и пастуха». Теперь вологодскую свинарку сменяет гордая горянка «Нина», а гордого пастуха-горца – пьяненький русский студент «Шурик». На инверсию указывает и само название «КавказскАЯ пленниЦА». «Кавказский пленник» это хрестоматийное произведение советской школьной программы и смысл инверсии хорошо понятен зрителю 60-х.

Несмотря на то, что музыкальная комедия у Гайдая приобрела фарсовый оттенок немого кино, он свято сохранил основной постулат советской власти: о туповатых и простоватых русских и благородных горцах.

Если знакомство героев «Свинарки и пастуха» происходит под памятником Сталину, и собственно романтический Мусаиб это реинкарнация молодого Иосифа, то «Кавказская пленница» фильм вроде бы антисталинистский. Там показан восточный бюрократ, собирательнй образ всех этих Джугашвили, Орджоникидзе, Берий, Мжаванадзе Георгадзе, Менташавили, и прочих Окуджав, сидевших у русского народа на шее 50 лет. По английскому велению, по своему хотению.

Но заведомо несерьёзный характер курортного фарса с комичным Сааховым-Этушем, выворачивет сатирический посыл наизнанку. Берия (а больше всего восточный любитель комсомолок похож именно на него) оборачивается смехотворной «кровавой гебнёй» нулевых.

Фразы о «волюнтаризме» и «члене партии» в фильме бросает «Балбес» Никулин, и не случайно это место так понравилось Брежневу.

А главное, страшный Кавказ в фильме сознательно путается с Крымом. (Фильм в Крыму и снимали.) Между тем действия «Кавказской пленницы» происходит на Северном Кавказе, там 20 лет назад произошла депортация части населения и заселение территорий русскими колонистами (которые здесь до революции и жили). Но в середине 50-х Хрущев ситуацию перевернул, местные русские в свою очередь подверглись изгнанию, а Чечне и Дагестану нарезали территории, которые вообще им никогда не принадлежали. Этот пороховой погреб, а ля современная ЮАР изображен Гайдаем милым европейским курортом, а местные обычаи (страшноватые даже без учёта чеченской специфики) представлены серией забавных скетчей.