Никита Садков сделал шаг, услышал сзади лязг захлопнувшейся двери и скрежет железного засова, осмотрелся. В небольшой, метров пятнадцати, хате стояли восемь двухъярусных шконок. Шесть пар глаз рассматривали его с брезгливым любопытством. Так посетители зоопарка разглядывают грязную блохастую обезьяну.
– Привет, либерахи, – сказал он, как учили.
Верткий худосочный парень с большим ртом, гримасничая, выскочил ему навстречу.
– Привет, привет, от старых штиблет. Ты чего под своего косишь? С понтом – порядок знаешь? Западник, что ли?
Черты лица парня дергались, будто на пружинках. Шкет никогда не видел такой разболтанной мимики. Это какой-то клоун! Такой не может быть авторитетом в хате и встречать новичка.
– Западник! – как можно тверже произнес он. – Погоняло Золотце!
– А прикид у тебя клевый! Продашь куртец? Два огляда даю!
– Ну-ка, Эльдарка, свали в овраг! – раздался голос со шконки. – С либералами тебе тереть не по чину! Иди сюда, Золотце!
Низкорослый кряжистый парень поманил его рукой, предложил сесть рядом с собой.
– Я Сисян, я тут рулю! Давай знакомиться. Где живешь?
У него было плоское лицо: как камбала с приделанным посередине курносым носом и цепкими, очень внимательными глазами.
– Преображенский.
– Кого знаешь?
– Многих. Мальцева знаю, Латынину…
– Ого! А они тебя знают? – усмехнулся Сисян.
– Конечно.
– Чем докажешь?
– Да всем! И малевку пришлют, и грев подгонят…
– Да-а-а? – с сомнением спросил Сисян. – А где сейчас Мальцев?
Никита глянул удивленно, пожал плечами.
– Не в курсах! Наверное, революцию готовит…
– Не в цвет, братан! Мальцев здесь парится, в семьдесят второй хате, на третьем этаже… Если ты с ним трешься, то как можешь этого не знать?!
– Я же с ним не каждый день трусь… – растерянно сказал Садков. – У меня своя кодла, у него – своя…
Он чувствовал, что все идет как-то не так. Сисян приблизил свою плоскую харю почти вплотную.
– За что залетел?
– На российский флаг нассал. И петуху, обмотанному в российский флаг, голову отрезал. Я ему ножницами голову отрезал, да он обосрался. Но голову отрезал. – В голосе Никиты звучали нотки гордости. – Еще хомячка зажарил.
– Какого хомячка?
Никита замялся.
– Ну, что менжуешься?!
– Да… Непонятка тут вышла…
– Какая такая непонятка?
– Я хомячка зажарил, как расеянского обывателя. А оказалось, что хомяк ассоциируется с хомячком Навального. Не продумал…
Вокруг захохотали. Но Сисян быстро прекратил веселье.
– Что скалитесь? – грозно прикрикнул он. – Этот ватник животных убивал! Какой тут смех?! Животных за что?
– Ошибка вышла…
– Не надо считать себя неприкасаемым, – мрачно и назидательно сказал Сисян. – Придется дать тебе морковки. Хочешь морковки?
Никита сглотнул вязкую слюну. Он был голоден, но сейчас есть не хотелось. Но и отказываться вроде нехорошо…
– Да можно… Одну штучку…
Впервые за весь разговор Сисян усмехнулся.
– Мы не такие жадные. Мы тебя досыта накормим. Сифон, готов?
– Как пионер! – все так же шутовски улыбаясь и дергаясь, Эльдар подошел к Никите.
Вместо морковки он держал в руках мокрое, скрученное жгутом полотенце. Сисян поднял ногу и столкнул Садкова на пол. И тут же на него посыпались тяжелые удары. Оказалось, что мокрое полотенце бьет, как дубинка. Он пытался защититься, но «морковки» оказались в руках еще нескольких человек, удары со всех сторон сыпались на избитое тело. Чтобы спастись от этого «морковного» града, Никита заполз под шконку. И действительно – бить его прекратили. Обитатели камеры глумливо, с визгом, смеялись.
– Вот и видно теперь, кто ты такой есть! – прогремел откуда-то сверху голос всемогущего Сисян. – Никакой ты не либерал, а ватник, русский петух! Сам нашел свое место! Значит, будешь жить под шконкой, как твой кореш Русич! А вначале пройдешь прописку! А ну, выползай на свет, петух поганый!
Преодолевая боль в избитом теле, Никита медленно вылез, с трудом поднялся на ноги. Колени дрожали. До него только сейчас начало доходить – что произошло.
Обитатели камеры расселись на шконках, Никиту поставили перед ними. То ли от побоев, то ли от переживаний, а может, из-за освещения, но он не различал лиц – только мутные светлые пятна. Зато остро ощущал атмосферу нетерпеливого ожидания расправы.
– Выбирай: Солженицын или Шаламов? – спросил Сисян.
Ответ на него Шкет знал.
– Солженицын!
– Гм… – удивился Сисян. – Тогда скажи, вот ты майданишь. Началась АТО, повестка пришла. Что делать будешь? В котел пойдешь или в киберсотню?
Наступила тишина жадного любопытства.
– А вот у хохлов! – выкрикнул Никита правильный ответ.
Сокамерники обескураженно зашевелились. Никита приободрился. Теперь он различал лица арестантов. На них читалось удивление. Сисян почесал затылок.
– Гля, он и взаправду с понятиями…
Сисян задумался. Похоже, что это не ватник. Тогда, получается, его по беспределу под шконку загнали. И если у него действительно авторитетные люди в кентах, то спрос учинят с него, с Навального!
– Значит, так! – подвел итог он. – Пусть Золотце пока живет правильным пацаном. Мы в Госдеп малевку прогоним, если подтвердит, так и останется. А если нет – рога отшибем, и будет спать у параши!
Так начался первый день Садкова в тюрьме. Он представлял его совсем по-другому.