Этого треда уже нет.
Это копия, сохраненная 4 июня 2016 года.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.
Это копия, сохраненная 4 июня 2016 года.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.
58 Кб, 560x327
Зиккурат стоит на красной площади. И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает? 
# OP #16464666 В конец треда | Веб
# OP #16464666 В конец треда | ВебЗиккурат стоит на красной площади. И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает?
А пентаграмма и прочая масонская символика в геральдических знаках СССР тебя не смущают?
>>16464666 (OP)
Все так. Но украинцы, вы же нас бросили. Решили что без нас проще к западу доплыть, вместо того чтобы всем вместе бороться с кремлядью. Хули теперь-то?
Все так. Но украинцы, вы же нас бросили. Решили что без нас проще к западу доплыть, вместо того чтобы всем вместе бороться с кремлядью. Хули теперь-то?
>>16464977
Братан, мы сами в шоке, что так получилось.
Братан, мы сами в шоке, что так получилось.
Ответы>>16465299
61 Кб, 421x417
Ты не понимаешь.
Настанет последний, когда эксплуатация трудящихся снова достигнет предела. И потечет кровь из глаз чугунных Ильичей. И сойдут они со своих постаментов. И начнется начнется красный террор. И потекут реки крови. И потекут они в Москву, на Красную площадь к усыпальнице великого божества-покровителя пролетариев. И ВОССКРЕСНЕТ КРОВАВЫЙ БОГ ТРУДЯЩИХСЯ МАСС И ПОТЕМНЕЮТ НЕБЕСА ОТ НАРОДНОГО ГНЕВА И НАЧНЕТСЯ ВЕЛИКАЯ МИРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ВОЗДВИГНУТ ГЕТАКОМБЫ ЖЕРТВ В ЧЕСТЬ ВОСКРЕСШЕГО БОЖЕСТВА И ВОССТАНУТ МЕРТВЫЕ КРАСНОАРМЕЙЦЫ И ОПРОКИНУТ В БЕЗДНУ ОТЧАЯНИЯ ПРОГНИВШИЙ МИР И ОЧИСТИТСЯ ВСЕ В БУЙСТВЕ ЗВЕЗДНОГО ПЛАМЕНИ ДАБЫ ОБНОВЛЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО РУКА ОБ РУКУ ПОШЛО В НЕБО
ВМЕСТЕ
РАВНЫЕ
НАВСЕГДА
А ты спрашиваешь зачем, глупый.
Настанет последний, когда эксплуатация трудящихся снова достигнет предела. И потечет кровь из глаз чугунных Ильичей. И сойдут они со своих постаментов. И начнется начнется красный террор. И потекут реки крови. И потекут они в Москву, на Красную площадь к усыпальнице великого божества-покровителя пролетариев. И ВОССКРЕСНЕТ КРОВАВЫЙ БОГ ТРУДЯЩИХСЯ МАСС И ПОТЕМНЕЮТ НЕБЕСА ОТ НАРОДНОГО ГНЕВА И НАЧНЕТСЯ ВЕЛИКАЯ МИРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ВОЗДВИГНУТ ГЕТАКОМБЫ ЖЕРТВ В ЧЕСТЬ ВОСКРЕСШЕГО БОЖЕСТВА И ВОССТАНУТ МЕРТВЫЕ КРАСНОАРМЕЙЦЫ И ОПРОКИНУТ В БЕЗДНУ ОТЧАЯНИЯ ПРОГНИВШИЙ МИР И ОЧИСТИТСЯ ВСЕ В БУЙСТВЕ ЗВЕЗДНОГО ПЛАМЕНИ ДАБЫ ОБНОВЛЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО РУКА ОБ РУКУ ПОШЛО В НЕБО
ВМЕСТЕ
РАВНЫЕ
НАВСЕГДА
А ты спрашиваешь зачем, глупый.
>>16464666 (OP)
Я что-то не понял, это Зиккурат стоит на красной площади. И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает?-тред? Или просто Зиккурат стоит на красной площади. И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает?
Я что-то не понял, это Зиккурат стоит на красной площади. И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает?-тред? Или просто Зиккурат стоит на красной площади. И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает?
180 Кб, 679x375
>>16465204
Есть 2 типа комми на территории США: те, которые стирают штаны и те, которые будут стирать штаны. Других красных на нашей территории не будет, Слава Иисусу Христу! А прачечных на них у нас хватит, у нас частный сектор развит, стирального порошка много, скупиться не будем. Боже, благослови Америку! © Рональд Рейган, 40-й президент США
Воскресим его и все будет ништяк.
Есть 2 типа комми на территории США: те, которые стирают штаны и те, которые будут стирать штаны. Других красных на нашей территории не будет, Слава Иисусу Христу! А прачечных на них у нас хватит, у нас частный сектор развит, стирального порошка много, скупиться не будем. Боже, благослови Америку! © Рональд Рейган, 40-й президент США
Воскресим его и все будет ништяк.
>>16465159
ОП-дегенерат что-то несет про распад, оформленный советскими элитами, а не волей народа, в треде про чмырение совковой символики. Просто пиздец. Лечись, упоротыш.
ОП-дегенерат что-то несет про распад, оформленный советскими элитами, а не волей народа, в треде про чмырение совковой символики. Просто пиздец. Лечись, упоротыш.
Ответы>>16465335
>>16465271
Почему в Думе не выступает? С народом не тусуется?
Почему в Думе не выступает? С народом не тусуется?
>>16465312
А Ленин разложился на плесень и липовый мед
А Ленин разложился на плесень и липовый мед
>>16465311
Он ждет последнего дня мира, когда народная скорбь снова его пробудит.
Он ждет последнего дня мира, когда народная скорбь снова его пробудит.
>>16465299
Дебил, Рашка вышла РАНЬШЕ Украины. А теперь вопит, что мы ее кинули. Ну, это по-пидорански.
Дебил, Рашка вышла РАНЬШЕ Украины. А теперь вопит, что мы ее кинули. Ну, это по-пидорански.
Ответы>>16465553
>>16464666 (OP)
Затварка?
Затварка?
Чтобы выйти на дорогу, ей пришлось обогнуть избу Терентия, и она снова увидела в лопухах насаженных на колы продотрядовцев. Клава подошла к ним поближе, морщась от сильного зловония. Слышно было, как черви ели обоих мертвецов изнутри, будто тихо шелестела трава. […]
— Товарищ Свердлов умер, — тихо прохрипел правый вяленый, недвижимо глядя высохшими глазами в лопухи. — Я тоже умер. Ты тоже должна умереть.
Левый вяленый молчал.
— Только Ленин не умрет, — прохрипел правый вяленый. — Ленин — вечен.
— Товарищ Свердлов умер, — тихо прохрипел правый вяленый, недвижимо глядя высохшими глазами в лопухи. — Я тоже умер. Ты тоже должна умереть.
Левый вяленый молчал.
— Только Ленин не умрет, — прохрипел правый вяленый. — Ленин — вечен.
>>16465286
Лучше оправдывайтесь за двухпартийную систему, авторитаристы.
Лучше оправдывайтесь за двухпартийную систему, авторитаристы.
Ответы>>16465506
120 Кб, 623x472
- Ленин, - тихо произносит Соня, закрывая глаза. - Он здесь, рядом.
- Ленин спит, - шепчет комсомолка с каштановыми волосами, которую зовут Вера. - В своём Чёрном Мавзолее, на Чёрной Площади Чёрного Кремля.
- Спит? - переспрашивает Соня.
- Вечный холод сковывает вождя, сила ужасного проклятия охраняет его смертный сон, - шепчет вторая девушка, у которой русые волосы и имя Женя. - Никто, никто не может проникнуть в Чёрный Мавзолей, потому что нет туда входа. Только ты можешь сделать это, ты, смелая девочка со страшным талисманом в груди. Но для этого тебе нужно войти в Чёрный Кремль, который охраняют мёртвые коммунисты. Они могут убить тебя вечной смертью. Они могут сделать так, что ты исчезнешь навсегда. Они погрузили всё в вечный мороз. Скоро они проникнут и сюда, потому что огонь коммунизма слабеет. Ему не хватает чистой человеческой крови.
- Да, человеческая кровь стала грязна, - вздыхает черноволосая худая комсомолка со знакомыми Соне чертами лица. - Она всё более походит на кровь няш.
- Я где-то видела тебя? - спрашивает Соня. - Мне кажется знакомым твоё лицо.
- Конечно ты видела меня, - с нежной грустью улыбается девушка. - Смотри, - она оттягивает рукой воротник платья, показывая лиловый рубец на тонкой шее.
- Зоя, - узнаёт Соня. - Значит ты живёшь здесь. Значит они не смогли повесить тебя.
- Я была жива ещё прежде революции, и человеческая смерть не властна надо мной. Но скоро мы все умрём. Скоро вечный холод времени окутает нас.
- Нет, - говорит Соня. - Я пойду и разбужу Ленина.
- Ленин спит, - шепчет комсомолка с каштановыми волосами, которую зовут Вера. - В своём Чёрном Мавзолее, на Чёрной Площади Чёрного Кремля.
- Спит? - переспрашивает Соня.
- Вечный холод сковывает вождя, сила ужасного проклятия охраняет его смертный сон, - шепчет вторая девушка, у которой русые волосы и имя Женя. - Никто, никто не может проникнуть в Чёрный Мавзолей, потому что нет туда входа. Только ты можешь сделать это, ты, смелая девочка со страшным талисманом в груди. Но для этого тебе нужно войти в Чёрный Кремль, который охраняют мёртвые коммунисты. Они могут убить тебя вечной смертью. Они могут сделать так, что ты исчезнешь навсегда. Они погрузили всё в вечный мороз. Скоро они проникнут и сюда, потому что огонь коммунизма слабеет. Ему не хватает чистой человеческой крови.
- Да, человеческая кровь стала грязна, - вздыхает черноволосая худая комсомолка со знакомыми Соне чертами лица. - Она всё более походит на кровь няш.
- Я где-то видела тебя? - спрашивает Соня. - Мне кажется знакомым твоё лицо.
- Конечно ты видела меня, - с нежной грустью улыбается девушка. - Смотри, - она оттягивает рукой воротник платья, показывая лиловый рубец на тонкой шее.
- Зоя, - узнаёт Соня. - Значит ты живёшь здесь. Значит они не смогли повесить тебя.
- Я была жива ещё прежде революции, и человеческая смерть не властна надо мной. Но скоро мы все умрём. Скоро вечный холод времени окутает нас.
- Нет, - говорит Соня. - Я пойду и разбужу Ленина.
Ответы>>16492567
>>16465449
Петуха с однопартийной спросить забыли
Петуха с однопартийной спросить забыли
>>16464666 (OP)
Не институт, а лаборатория. Между прочим, до конца 70х - передовая по вопросам бальзамирования. С 90х сосет хуи на сборы от сочувствующих. От "знающих" людей слышал, что было принято решение о полимеризации Ильича, чтобы не надо было хлопотать над мумией.
>И никто не задается вопросом зачем целый институт его обслуживает?
Не институт, а лаборатория. Между прочим, до конца 70х - передовая по вопросам бальзамирования. С 90х сосет хуи на сборы от сочувствующих. От "знающих" людей слышал, что было принято решение о полимеризации Ильича, чтобы не надо было хлопотать над мумией.
Ответы>>16465629
>>16465335
Я никуда не выходил. Вышли совкоэлитки.
А вот визги москалей на ножи раздавались от простых украинцев.
Я никуда не выходил. Вышли совкоэлитки.
А вот визги москалей на ножи раздавались от простых украинцев.
Каждый месяц там приносят в жертву жирного коммипетуха, а потом устраивают оргию.
Сдержанный свет растекался по каменному залу. В стеклянном гробу необычной формы лежал Ленин. В Мавзолее стояла глухая тишина.
За свои 13 лет Петя четырежды побывал здесь. Первый раз — с родителями в три года, когда отца наградили вторым орденом, потом с бабушкой и Тингой, затем со своим классом, сразу после вступления в пионеры, и последний раз — с отцом, перед его выступлением на съезде партии.
Каждый раз Петя чувствовал в Мавзолее что-то грозно-неповторимое, что заставляло думать о непонятном. Входя в Мавзолей, он всегда сильно волновался и искал опоры в сопровождающих. Выходя, он сразу все забывал и, лишь придя домой, вспоминал что-то из увиденного. Лучше всего он помнил цвет лабрадора, которым были отделаны стены. Самого Ленина он почти не помнил.
Сейчас Петя не испытывал прежних чувств. Ему было внимательно тоскливо, и он не понимал, зачем он с цепью на шее пришел сюда.
Желтолицый Ленин в черном костюме вызывал правильную скуку, она нарастала, как стена. Пете впервые за весь невероятный вечер стало очень скучно и одиноко. Он понял, что Аварон ему по-отцовски ошибается, прижал пустоту к груди и сделал три шага вперед. Цепь натянулась, ошейник сдавил горло.
— Пройдет... — прохрипел Петя, и слезы потекли по его щекам.
Уперевшись ногами в скользкий пол, он зло-печально потянулся вперед, но цепь не пускала. Рыдая, Петя рванулся из последних сил. Цепь натянулась и напряглась, как штанга, в голове у Пети прощающе лопнуло красное яйцо, каменный зал изогнулся сферой, стеклянный гроб сжался в равностороннюю пирамиду, засветился мягким фиолетовым светом.
Петя ощутил знакомое по церкви ничто в руках, — обрезки молитвы Фроловича появились, он держал их. Но если тогда, свежесрезанные, они были оливковыми, с розоватыми пятнами, то теперь все четыре куска стали бледно-розовыми, с сеткой бордовых прожилок.
Сфера, сомкнувшаяся вокруг Пети, тончайше завибрировала и издала ровный, приятный, завораживающий и плавно нарастающий звон. Ему ни в чем не было препятствий, он легко прошел сквозь плоть Пети и зазвенел в костях. И кости по-домашнему зазвенели в ответ, и уютный звон этот сочно потряс Петю.
Звук стягивался к пирамиде. Внутри нее сдвинулось что-то, шевельнулось спящее и могучее, и из боковой грани стал плавно вытягиваться фиолетовый Червь.
Он был прекрасен, силен и мудр. Он был старше воздуха, раздвигаемого его божественным телом. Фиолетовые кольца его текли, как тысячелетия, изменчивые узоры покрывали их. Звон сферы объял Червя, словно коконом, и перетек в неземной хорал. Сонм невидимых существ запел в такт движению Червя. И песнь эта рассекала все сущее на Земле.
А Червь все выходил и выходил из пирамиды, и выходу этому не было конца.
Когда же фиолетовые кольца его заполнили все пространство сферы, Червь повел своим прекрасным лицом, ища, и обратил взор на Петю.
И Петя содрогнулся в восторге и замер. Ноги его подкосились, он опустился на колени. Червь приблизился к нему, и Петино сердце раскрылось ему навстречу. И Петя, трепеща, протянул Червю четыре куска.
Прелестный рот Червя открылся, и Червь всосал в себя первый кусок.
И кусок заскользил по телу Червя. И вспыхнул багровым. И дал Червю Новую Энергию Преодоления. И оживил кольца Червя Новым Движением.
И всосал Червь второй кусок.
И рассыпался кусок на мириады пламенных искр во чреве Червя. И пробежали искры по становому хребту Червя. И загорелся хребет Червя Новым Огнем Соответствия.
И третий кусок вошел в рот Червя. И источился во чреве Червя Влагой Вечных Пределов. И утолил Старую Жажду Червя.
А четвертый кусок, едва коснулся губ Червя, исчез сразу. И проглотил Червь Пустоту Пустот. И вошла она в тело Червя. И наполнила тело Великим Покоем Отсутствия.
И удовлетворился Червь. И просиял лик Червя. И потекли бесконечные кольца его в обратном движении.
Червь стал входить в грань пирамиды.
И всем своим существом осознал Петя, что никогда больше не дано ему будет зреть Червя. И, возрыдав, рванулся он к Червю. Но цепь держала его.
А Червь плавно исчезал в сияющей пирамиде, и прекрасный лик его светился сытым светом.
И закричал Петя, и протянул руки к Червю. Но тот исчез в пирамиде, и стала она гаснуть.
Синий треск раздался в Петиной голове. Петя упал и лишился чувств.
Придя в себя, он поднял голову.
Он лежал в Мавзолее на холодном гранитном полу. Стеклянный гроб с Лениным стоял на своем месте.
Петя пошевелился. Стальной ошейник больно резал шею, из-под него скупо сочилась кровь.
Петя сел. Потом встал. Страшная слабость овладела его телом. Шатаясь, он разлепил губы, силясь сказать что-то, но изо рта вышел лишь хриплый шепот.
Цепь потянули. Петя попятился назад, к ступеням, ведущим в тоннель. И вдруг почувствовал страшную тоску, и понял, что этот мертвый старик с желтым лицом не стоит мельчайшего узора на божественной коже Червя, а этот Мавзолей, куда идут на поклонение миллионы, всего лишь мертвый дом из мертвых камней.
Ужасная скорбь парализовала Петю.
Цепь тянула его назад, в мертвый мир. Но Петя не хотел туда.
Изо всех сил он уперся, но цепь тянули сильней, сильней, сильней.
Голова Пети запрокинулась назад, он взмахнул руками и с хрипом покатился вниз по ступеням.
Цепь волокла его по тоннелю. Петя скулил и хрипел. Его школьные полуботинки скребли по бетонному полу.
Авароны подтянули его к барабану, сняли ошейник, поставили на ноги. Петю шатало. Колени его подгибались, все плыло перед мокрыми от слез глазами.
За свои 13 лет Петя четырежды побывал здесь. Первый раз — с родителями в три года, когда отца наградили вторым орденом, потом с бабушкой и Тингой, затем со своим классом, сразу после вступления в пионеры, и последний раз — с отцом, перед его выступлением на съезде партии.
Каждый раз Петя чувствовал в Мавзолее что-то грозно-неповторимое, что заставляло думать о непонятном. Входя в Мавзолей, он всегда сильно волновался и искал опоры в сопровождающих. Выходя, он сразу все забывал и, лишь придя домой, вспоминал что-то из увиденного. Лучше всего он помнил цвет лабрадора, которым были отделаны стены. Самого Ленина он почти не помнил.
Сейчас Петя не испытывал прежних чувств. Ему было внимательно тоскливо, и он не понимал, зачем он с цепью на шее пришел сюда.
Желтолицый Ленин в черном костюме вызывал правильную скуку, она нарастала, как стена. Пете впервые за весь невероятный вечер стало очень скучно и одиноко. Он понял, что Аварон ему по-отцовски ошибается, прижал пустоту к груди и сделал три шага вперед. Цепь натянулась, ошейник сдавил горло.
— Пройдет... — прохрипел Петя, и слезы потекли по его щекам.
Уперевшись ногами в скользкий пол, он зло-печально потянулся вперед, но цепь не пускала. Рыдая, Петя рванулся из последних сил. Цепь натянулась и напряглась, как штанга, в голове у Пети прощающе лопнуло красное яйцо, каменный зал изогнулся сферой, стеклянный гроб сжался в равностороннюю пирамиду, засветился мягким фиолетовым светом.
Петя ощутил знакомое по церкви ничто в руках, — обрезки молитвы Фроловича появились, он держал их. Но если тогда, свежесрезанные, они были оливковыми, с розоватыми пятнами, то теперь все четыре куска стали бледно-розовыми, с сеткой бордовых прожилок.
Сфера, сомкнувшаяся вокруг Пети, тончайше завибрировала и издала ровный, приятный, завораживающий и плавно нарастающий звон. Ему ни в чем не было препятствий, он легко прошел сквозь плоть Пети и зазвенел в костях. И кости по-домашнему зазвенели в ответ, и уютный звон этот сочно потряс Петю.
Звук стягивался к пирамиде. Внутри нее сдвинулось что-то, шевельнулось спящее и могучее, и из боковой грани стал плавно вытягиваться фиолетовый Червь.
Он был прекрасен, силен и мудр. Он был старше воздуха, раздвигаемого его божественным телом. Фиолетовые кольца его текли, как тысячелетия, изменчивые узоры покрывали их. Звон сферы объял Червя, словно коконом, и перетек в неземной хорал. Сонм невидимых существ запел в такт движению Червя. И песнь эта рассекала все сущее на Земле.
А Червь все выходил и выходил из пирамиды, и выходу этому не было конца.
Когда же фиолетовые кольца его заполнили все пространство сферы, Червь повел своим прекрасным лицом, ища, и обратил взор на Петю.
И Петя содрогнулся в восторге и замер. Ноги его подкосились, он опустился на колени. Червь приблизился к нему, и Петино сердце раскрылось ему навстречу. И Петя, трепеща, протянул Червю четыре куска.
Прелестный рот Червя открылся, и Червь всосал в себя первый кусок.
И кусок заскользил по телу Червя. И вспыхнул багровым. И дал Червю Новую Энергию Преодоления. И оживил кольца Червя Новым Движением.
И всосал Червь второй кусок.
И рассыпался кусок на мириады пламенных искр во чреве Червя. И пробежали искры по становому хребту Червя. И загорелся хребет Червя Новым Огнем Соответствия.
И третий кусок вошел в рот Червя. И источился во чреве Червя Влагой Вечных Пределов. И утолил Старую Жажду Червя.
А четвертый кусок, едва коснулся губ Червя, исчез сразу. И проглотил Червь Пустоту Пустот. И вошла она в тело Червя. И наполнила тело Великим Покоем Отсутствия.
И удовлетворился Червь. И просиял лик Червя. И потекли бесконечные кольца его в обратном движении.
Червь стал входить в грань пирамиды.
И всем своим существом осознал Петя, что никогда больше не дано ему будет зреть Червя. И, возрыдав, рванулся он к Червю. Но цепь держала его.
А Червь плавно исчезал в сияющей пирамиде, и прекрасный лик его светился сытым светом.
И закричал Петя, и протянул руки к Червю. Но тот исчез в пирамиде, и стала она гаснуть.
Синий треск раздался в Петиной голове. Петя упал и лишился чувств.
Придя в себя, он поднял голову.
Он лежал в Мавзолее на холодном гранитном полу. Стеклянный гроб с Лениным стоял на своем месте.
Петя пошевелился. Стальной ошейник больно резал шею, из-под него скупо сочилась кровь.
Петя сел. Потом встал. Страшная слабость овладела его телом. Шатаясь, он разлепил губы, силясь сказать что-то, но изо рта вышел лишь хриплый шепот.
Цепь потянули. Петя попятился назад, к ступеням, ведущим в тоннель. И вдруг почувствовал страшную тоску, и понял, что этот мертвый старик с желтым лицом не стоит мельчайшего узора на божественной коже Червя, а этот Мавзолей, куда идут на поклонение миллионы, всего лишь мертвый дом из мертвых камней.
Ужасная скорбь парализовала Петю.
Цепь тянула его назад, в мертвый мир. Но Петя не хотел туда.
Изо всех сил он уперся, но цепь тянули сильней, сильней, сильней.
Голова Пети запрокинулась назад, он взмахнул руками и с хрипом покатился вниз по ступеням.
Цепь волокла его по тоннелю. Петя скулил и хрипел. Его школьные полуботинки скребли по бетонному полу.
Авароны подтянули его к барабану, сняли ошейник, поставили на ноги. Петю шатало. Колени его подгибались, все плыло перед мокрыми от слез глазами.
Сдержанный свет растекался по каменному залу. В стеклянном гробу необычной формы лежал Ленин. В Мавзолее стояла глухая тишина.
За свои 13 лет Петя четырежды побывал здесь. Первый раз — с родителями в три года, когда отца наградили вторым орденом, потом с бабушкой и Тингой, затем со своим классом, сразу после вступления в пионеры, и последний раз — с отцом, перед его выступлением на съезде партии.
Каждый раз Петя чувствовал в Мавзолее что-то грозно-неповторимое, что заставляло думать о непонятном. Входя в Мавзолей, он всегда сильно волновался и искал опоры в сопровождающих. Выходя, он сразу все забывал и, лишь придя домой, вспоминал что-то из увиденного. Лучше всего он помнил цвет лабрадора, которым были отделаны стены. Самого Ленина он почти не помнил.
Сейчас Петя не испытывал прежних чувств. Ему было внимательно тоскливо, и он не понимал, зачем он с цепью на шее пришел сюда.
Желтолицый Ленин в черном костюме вызывал правильную скуку, она нарастала, как стена. Пете впервые за весь невероятный вечер стало очень скучно и одиноко. Он понял, что Аварон ему по-отцовски ошибается, прижал пустоту к груди и сделал три шага вперед. Цепь натянулась, ошейник сдавил горло.
— Пройдет... — прохрипел Петя, и слезы потекли по его щекам.
Уперевшись ногами в скользкий пол, он зло-печально потянулся вперед, но цепь не пускала. Рыдая, Петя рванулся из последних сил. Цепь натянулась и напряглась, как штанга, в голове у Пети прощающе лопнуло красное яйцо, каменный зал изогнулся сферой, стеклянный гроб сжался в равностороннюю пирамиду, засветился мягким фиолетовым светом.
Петя ощутил знакомое по церкви ничто в руках, — обрезки молитвы Фроловича появились, он держал их. Но если тогда, свежесрезанные, они были оливковыми, с розоватыми пятнами, то теперь все четыре куска стали бледно-розовыми, с сеткой бордовых прожилок.
Сфера, сомкнувшаяся вокруг Пети, тончайше завибрировала и издала ровный, приятный, завораживающий и плавно нарастающий звон. Ему ни в чем не было препятствий, он легко прошел сквозь плоть Пети и зазвенел в костях. И кости по-домашнему зазвенели в ответ, и уютный звон этот сочно потряс Петю.
Звук стягивался к пирамиде. Внутри нее сдвинулось что-то, шевельнулось спящее и могучее, и из боковой грани стал плавно вытягиваться фиолетовый Червь.
Он был прекрасен, силен и мудр. Он был старше воздуха, раздвигаемого его божественным телом. Фиолетовые кольца его текли, как тысячелетия, изменчивые узоры покрывали их. Звон сферы объял Червя, словно коконом, и перетек в неземной хорал. Сонм невидимых существ запел в такт движению Червя. И песнь эта рассекала все сущее на Земле.
А Червь все выходил и выходил из пирамиды, и выходу этому не было конца.
Когда же фиолетовые кольца его заполнили все пространство сферы, Червь повел своим прекрасным лицом, ища, и обратил взор на Петю.
И Петя содрогнулся в восторге и замер. Ноги его подкосились, он опустился на колени. Червь приблизился к нему, и Петино сердце раскрылось ему навстречу. И Петя, трепеща, протянул Червю четыре куска.
Прелестный рот Червя открылся, и Червь всосал в себя первый кусок.
И кусок заскользил по телу Червя. И вспыхнул багровым. И дал Червю Новую Энергию Преодоления. И оживил кольца Червя Новым Движением.
И всосал Червь второй кусок.
И рассыпался кусок на мириады пламенных искр во чреве Червя. И пробежали искры по становому хребту Червя. И загорелся хребет Червя Новым Огнем Соответствия.
И третий кусок вошел в рот Червя. И источился во чреве Червя Влагой Вечных Пределов. И утолил Старую Жажду Червя.
А четвертый кусок, едва коснулся губ Червя, исчез сразу. И проглотил Червь Пустоту Пустот. И вошла она в тело Червя. И наполнила тело Великим Покоем Отсутствия.
И удовлетворился Червь. И просиял лик Червя. И потекли бесконечные кольца его в обратном движении.
Червь стал входить в грань пирамиды.
И всем своим существом осознал Петя, что никогда больше не дано ему будет зреть Червя. И, возрыдав, рванулся он к Червю. Но цепь держала его.
А Червь плавно исчезал в сияющей пирамиде, и прекрасный лик его светился сытым светом.
И закричал Петя, и протянул руки к Червю. Но тот исчез в пирамиде, и стала она гаснуть.
Синий треск раздался в Петиной голове. Петя упал и лишился чувств.
Придя в себя, он поднял голову.
Он лежал в Мавзолее на холодном гранитном полу. Стеклянный гроб с Лениным стоял на своем месте.
Петя пошевелился. Стальной ошейник больно резал шею, из-под него скупо сочилась кровь.
Петя сел. Потом встал. Страшная слабость овладела его телом. Шатаясь, он разлепил губы, силясь сказать что-то, но изо рта вышел лишь хриплый шепот.
Цепь потянули. Петя попятился назад, к ступеням, ведущим в тоннель. И вдруг почувствовал страшную тоску, и понял, что этот мертвый старик с желтым лицом не стоит мельчайшего узора на божественной коже Червя, а этот Мавзолей, куда идут на поклонение миллионы, всего лишь мертвый дом из мертвых камней.
Ужасная скорбь парализовала Петю.
Цепь тянула его назад, в мертвый мир. Но Петя не хотел туда.
Изо всех сил он уперся, но цепь тянули сильней, сильней, сильней.
Голова Пети запрокинулась назад, он взмахнул руками и с хрипом покатился вниз по ступеням.
Цепь волокла его по тоннелю. Петя скулил и хрипел. Его школьные полуботинки скребли по бетонному полу.
Авароны подтянули его к барабану, сняли ошейник, поставили на ноги. Петю шатало. Колени его подгибались, все плыло перед мокрыми от слез глазами.
За свои 13 лет Петя четырежды побывал здесь. Первый раз — с родителями в три года, когда отца наградили вторым орденом, потом с бабушкой и Тингой, затем со своим классом, сразу после вступления в пионеры, и последний раз — с отцом, перед его выступлением на съезде партии.
Каждый раз Петя чувствовал в Мавзолее что-то грозно-неповторимое, что заставляло думать о непонятном. Входя в Мавзолей, он всегда сильно волновался и искал опоры в сопровождающих. Выходя, он сразу все забывал и, лишь придя домой, вспоминал что-то из увиденного. Лучше всего он помнил цвет лабрадора, которым были отделаны стены. Самого Ленина он почти не помнил.
Сейчас Петя не испытывал прежних чувств. Ему было внимательно тоскливо, и он не понимал, зачем он с цепью на шее пришел сюда.
Желтолицый Ленин в черном костюме вызывал правильную скуку, она нарастала, как стена. Пете впервые за весь невероятный вечер стало очень скучно и одиноко. Он понял, что Аварон ему по-отцовски ошибается, прижал пустоту к груди и сделал три шага вперед. Цепь натянулась, ошейник сдавил горло.
— Пройдет... — прохрипел Петя, и слезы потекли по его щекам.
Уперевшись ногами в скользкий пол, он зло-печально потянулся вперед, но цепь не пускала. Рыдая, Петя рванулся из последних сил. Цепь натянулась и напряглась, как штанга, в голове у Пети прощающе лопнуло красное яйцо, каменный зал изогнулся сферой, стеклянный гроб сжался в равностороннюю пирамиду, засветился мягким фиолетовым светом.
Петя ощутил знакомое по церкви ничто в руках, — обрезки молитвы Фроловича появились, он держал их. Но если тогда, свежесрезанные, они были оливковыми, с розоватыми пятнами, то теперь все четыре куска стали бледно-розовыми, с сеткой бордовых прожилок.
Сфера, сомкнувшаяся вокруг Пети, тончайше завибрировала и издала ровный, приятный, завораживающий и плавно нарастающий звон. Ему ни в чем не было препятствий, он легко прошел сквозь плоть Пети и зазвенел в костях. И кости по-домашнему зазвенели в ответ, и уютный звон этот сочно потряс Петю.
Звук стягивался к пирамиде. Внутри нее сдвинулось что-то, шевельнулось спящее и могучее, и из боковой грани стал плавно вытягиваться фиолетовый Червь.
Он был прекрасен, силен и мудр. Он был старше воздуха, раздвигаемого его божественным телом. Фиолетовые кольца его текли, как тысячелетия, изменчивые узоры покрывали их. Звон сферы объял Червя, словно коконом, и перетек в неземной хорал. Сонм невидимых существ запел в такт движению Червя. И песнь эта рассекала все сущее на Земле.
А Червь все выходил и выходил из пирамиды, и выходу этому не было конца.
Когда же фиолетовые кольца его заполнили все пространство сферы, Червь повел своим прекрасным лицом, ища, и обратил взор на Петю.
И Петя содрогнулся в восторге и замер. Ноги его подкосились, он опустился на колени. Червь приблизился к нему, и Петино сердце раскрылось ему навстречу. И Петя, трепеща, протянул Червю четыре куска.
Прелестный рот Червя открылся, и Червь всосал в себя первый кусок.
И кусок заскользил по телу Червя. И вспыхнул багровым. И дал Червю Новую Энергию Преодоления. И оживил кольца Червя Новым Движением.
И всосал Червь второй кусок.
И рассыпался кусок на мириады пламенных искр во чреве Червя. И пробежали искры по становому хребту Червя. И загорелся хребет Червя Новым Огнем Соответствия.
И третий кусок вошел в рот Червя. И источился во чреве Червя Влагой Вечных Пределов. И утолил Старую Жажду Червя.
А четвертый кусок, едва коснулся губ Червя, исчез сразу. И проглотил Червь Пустоту Пустот. И вошла она в тело Червя. И наполнила тело Великим Покоем Отсутствия.
И удовлетворился Червь. И просиял лик Червя. И потекли бесконечные кольца его в обратном движении.
Червь стал входить в грань пирамиды.
И всем своим существом осознал Петя, что никогда больше не дано ему будет зреть Червя. И, возрыдав, рванулся он к Червю. Но цепь держала его.
А Червь плавно исчезал в сияющей пирамиде, и прекрасный лик его светился сытым светом.
И закричал Петя, и протянул руки к Червю. Но тот исчез в пирамиде, и стала она гаснуть.
Синий треск раздался в Петиной голове. Петя упал и лишился чувств.
Придя в себя, он поднял голову.
Он лежал в Мавзолее на холодном гранитном полу. Стеклянный гроб с Лениным стоял на своем месте.
Петя пошевелился. Стальной ошейник больно резал шею, из-под него скупо сочилась кровь.
Петя сел. Потом встал. Страшная слабость овладела его телом. Шатаясь, он разлепил губы, силясь сказать что-то, но изо рта вышел лишь хриплый шепот.
Цепь потянули. Петя попятился назад, к ступеням, ведущим в тоннель. И вдруг почувствовал страшную тоску, и понял, что этот мертвый старик с желтым лицом не стоит мельчайшего узора на божественной коже Червя, а этот Мавзолей, куда идут на поклонение миллионы, всего лишь мертвый дом из мертвых камней.
Ужасная скорбь парализовала Петю.
Цепь тянула его назад, в мертвый мир. Но Петя не хотел туда.
Изо всех сил он уперся, но цепь тянули сильней, сильней, сильней.
Голова Пети запрокинулась назад, он взмахнул руками и с хрипом покатился вниз по ступеням.
Цепь волокла его по тоннелю. Петя скулил и хрипел. Его школьные полуботинки скребли по бетонному полу.
Авароны подтянули его к барабану, сняли ошейник, поставили на ноги. Петю шатало. Колени его подгибались, все плыло перед мокрыми от слез глазами.
Ответы>>16465618
41 Кб, 1251x426
>>16464666 (OP)
Невозможно рационально объяснить действия красножопой тоталитарной секты.
Невозможно рационально объяснить действия красножопой тоталитарной секты.
>>16465586
что Сорокин хотел сказать этим текстом?
что Сорокин хотел сказать этим текстом?
33 Кб, 533x409
>>16465524
Вот изверги. А могли бы уже давно дать ему оспороноситься и вывести новую породу человеко-коммуниста.
>принято решение о полимеризации Ильича
Вот изверги. А могли бы уже давно дать ему оспороноситься и вывести новую породу человеко-коммуниста.
>>16465629
Ты смотри, паренек, дошутишься. Спора Ленина - Сталин. А он свидомых не особо-то жаловал.
Ты смотри, паренек, дошутишься. Спора Ленина - Сталин. А он свидомых не особо-то жаловал.
>>16465799
Это не спора, это мицелий.
Это не спора, это мицелий.
>>16465799
Ты что, вообще издеваешься? Как из веселого и картавого утописта Ленина мог вылупиться грузинский имперец-этатист Сталин? Всем понятно, что усатого вывела англичанка для возвращения власти в своей криптоколонии. Вот зачем он звания в армию возвращал? Очевдно для воссоздания иерархической системы покорения русского духа, которая почти успешно была уничтожена в ходе октябрьского восстания.
Так что не морочь мне тут голову.
Ты что, вообще издеваешься? Как из веселого и картавого утописта Ленина мог вылупиться грузинский имперец-этатист Сталин? Всем понятно, что усатого вывела англичанка для возвращения власти в своей криптоколонии. Вот зачем он звания в армию возвращал? Очевдно для воссоздания иерархической системы покорения русского духа, которая почти успешно была уничтожена в ходе октябрьского восстания.
Так что не морочь мне тут голову.
Ответы>>16466029
>>16465970
Веселый и картавый утопист ленин устроил красный террор и продразверстки от чего диды холодували.
>Как из веселого и картавого утописта Ленина
Веселый и картавый утопист ленин устроил красный террор и продразверстки от чего диды холодували.
Ответы>>16466096
>>16466029
Не, это всё иуда Троцкий.
Не, это всё иуда Троцкий.
Моё мнение. По пунктам.
1.Вынести сраную мумию на площадь
2. Собрать народ, провести ритуал позорного осквернения. Чтобы каждый мимопроходящий плюнул, пнул ногой, облил мочой или калом.
3. Вывезти бульдозером получившееся месиво в Москву реку по спуску. И пусть плывёт хоть к чёртовой матери.
1.Вынести сраную мумию на площадь
2. Собрать народ, провести ритуал позорного осквернения. Чтобы каждый мимопроходящий плюнул, пнул ногой, облил мочой или калом.
3. Вывезти бульдозером получившееся месиво в Москву реку по спуску. И пусть плывёт хоть к чёртовой матери.
>>16464666 (OP)
хохлы до сих пор еще не поняли что коммунист=сатанист?
хохлы до сих пор еще не поняли что коммунист=сатанист?
>>16464666 (OP)
Тебе ли похуй, хохол?
Тебе ли похуй, хохол?
>>16466099
Лучше продать в Северную Корею. Не сгодится как реликвия так хоть на еду.
Лучше продать в Северную Корею. Не сгодится как реликвия так хоть на еду.
>>16466099
удобряю все, кроме третьего пункта.
Месиво надо зарядить в пушку (ну ладно, в ракету) и пульнуть ею в сторону могилы Маркса.
удобряю все, кроме третьего пункта.
Месиво надо зарядить в пушку (ну ладно, в ракету) и пульнуть ею в сторону могилы Маркса.
Ответы>>16491512
Потому что его реснут в 2017, отхиляют, бафнут и сделают пати лидером и народ пойдет в рейд по эпик РБ.
Ответы>>16466882
Просто залупа языческая пока у власти. Сдохнет, будет норм.
>>16466677
О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.
- Мама! - позвал он.
- Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое...
- Галина Карповна,- автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи.
- Подожди, а какой такой театр?
Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?
Всегда предупреждали...- нахмурилась мама.
- Что же ты вчера-то молчал?
- Забыл,- вздохнул Руська.
- Забыл... ах, ты же...
- Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего...
- Может, и ничего,- мама смотрела куда-то в угол,- а может и чего... и отец ушел...
- Да ладно тебе,- Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство.
- Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю...
- Господи,- сказала мама.- Добытчик ты наш... Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.
- Вот это наденешь,- сказала мама.
- Он колючий,- запротестовал Руська.
- И жаркий.
- Потерпишь,- отрезала мама.
- Но ведь в театр же...
- О, господи,- сказала мама предпоследним голосом.
- Не будешь забывать вечерами... сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение...
Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться - даже мысленно - и натянул "секретный" свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косицей волос, так что от некоторых чар и от дурного глаза свитер оберегал неплохо.
- А вот это - на шею,- сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку.
- Будут отбирать - отдай. И говори, что нашел.
- Что я, совсем маленький, что ли? - обиделся Руська.
- Учишь как все равно...
- Большой ты, большой,- сказала мама.
- Потому и говорю. С малого какой спрос... Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.
- Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту,- с полоборота завелась Галя Карповна.
- Ты да Хромой, двое вас таких гавриков...
- Не опаздываю же,- резонно возразил Руська.
- Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! - и что-то еще в том же духе.
Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.
- Ксива есть? Ксивы нет. До свидания,- пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.
- С тобой не занято? - спросил Руська.
- Садись,- сказала Машка.
- Она все равно не придет.
- Откуда ты знаешь?
- Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?
- Ну?
- В Кремль!
- Как - в Кремль? Вчера же говорили, что в театр...
- Ты и поверил, глупышка?
- В лоб дам,- пообещал Руська.
- Ну и как хочешь,- обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться.- Вон - мест много...
- Подожди. А зачем - в Кремль? Что там делать?
- А то ты не знаешь?
- Чего?
- Чего-чего. Не слышал ни разу, что ли?
- Слышал,- неохотно сказал Руська.
- Только все это как-то... как-то не так... Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых... они цветы дарили, рапорт читали...
- Говорят, что всех возят только не велят об этом рассказывать,- прошептала Машка и резко отвернулась.
- О чем вы тут шепчетесь? - возникла рядом Галя Карповна.
- Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать - скажи громко, при всех.
- Вон Хромой идет,- громко и при всех сказал Руська. Толик Хромой - это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль - запыхавшись, вскочил в автобус.
- Тебя одного и ждем,- сказала Галя Карповна.- Сорок человек тебя ждут!
- Я опять опоздал?- удивился Толик.- Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.
- Об'яснять будешь директору,- сказала Галя Карповна.
- Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон... Галя Карповна поджала губки.
- Водитель, поехали! Толик плюхнулся на пустое сиденье - как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал - Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водителю - и шмыгнул через проход.
- Во, как и обещал...- начал Толик, но Руська его перебил:
- Знаешь, куда едем?
- Ну... куда? - вздрогнул Толик.
- В Кремль...- от Толикова испуга Руська немного растерялся.
- Как же так... мне же нельзя, я ведь уже был...- зашептал Толик,- почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя...
- Так скажи Гале,- предложил Руська.
- Не отпустит... а то еще мамке на работу сообщит - и все... ох, как же это я... осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать...
- Так ты там был? - прошептал Руська?
- Ну да, я же говорю - весной, еще когда в той школе...
- Слушай, а что там? Толик замолчал, уставился куда-то в бок.
- Так что? Почему все так бояться?
- Сам увидишь... да никто и не боится... а так... я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают... Глав-пушку, Глав-колокол... картины разные, сабли, пистолеты старинные... ну и это...
- К самому?
- Ну... Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а я уже ходил... - Хорошо. А что он тебе рассказывал?
- Значит так. Когда-то давно сам умер - или как будто бы умер... и те, которые с ним были, соратники - они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, какой он был. Ну и вот... сделали мумию, а потом к ним приходит один маг и говорит: а хотите, я его... ну, мумию, то есть... оживлю? А те без него не знают, что делать, говорят: хотим. Маг и оживил. Потом много всякого было...
- Опять шепчетесь? - налетела Галя Карповна.
- Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать - встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь немедленно обратно!
- Так мы договорились? - одними губами спросил Толик.
Руська кивнул.
О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.
- Мама! - позвал он.
- Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое...
- Галина Карповна,- автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи.
- Подожди, а какой такой театр?
Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?
Всегда предупреждали...- нахмурилась мама.
- Что же ты вчера-то молчал?
- Забыл,- вздохнул Руська.
- Забыл... ах, ты же...
- Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего...
- Может, и ничего,- мама смотрела куда-то в угол,- а может и чего... и отец ушел...
- Да ладно тебе,- Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство.
- Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю...
- Господи,- сказала мама.- Добытчик ты наш... Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.
- Вот это наденешь,- сказала мама.
- Он колючий,- запротестовал Руська.
- И жаркий.
- Потерпишь,- отрезала мама.
- Но ведь в театр же...
- О, господи,- сказала мама предпоследним голосом.
- Не будешь забывать вечерами... сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение...
Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться - даже мысленно - и натянул "секретный" свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косицей волос, так что от некоторых чар и от дурного глаза свитер оберегал неплохо.
- А вот это - на шею,- сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку.
- Будут отбирать - отдай. И говори, что нашел.
- Что я, совсем маленький, что ли? - обиделся Руська.
- Учишь как все равно...
- Большой ты, большой,- сказала мама.
- Потому и говорю. С малого какой спрос... Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.
- Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту,- с полоборота завелась Галя Карповна.
- Ты да Хромой, двое вас таких гавриков...
- Не опаздываю же,- резонно возразил Руська.
- Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! - и что-то еще в том же духе.
Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.
- Ксива есть? Ксивы нет. До свидания,- пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.
- С тобой не занято? - спросил Руська.
- Садись,- сказала Машка.
- Она все равно не придет.
- Откуда ты знаешь?
- Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?
- Ну?
- В Кремль!
- Как - в Кремль? Вчера же говорили, что в театр...
- Ты и поверил, глупышка?
- В лоб дам,- пообещал Руська.
- Ну и как хочешь,- обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться.- Вон - мест много...
- Подожди. А зачем - в Кремль? Что там делать?
- А то ты не знаешь?
- Чего?
- Чего-чего. Не слышал ни разу, что ли?
- Слышал,- неохотно сказал Руська.
- Только все это как-то... как-то не так... Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых... они цветы дарили, рапорт читали...
- Говорят, что всех возят только не велят об этом рассказывать,- прошептала Машка и резко отвернулась.
- О чем вы тут шепчетесь? - возникла рядом Галя Карповна.
- Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать - скажи громко, при всех.
- Вон Хромой идет,- громко и при всех сказал Руська. Толик Хромой - это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль - запыхавшись, вскочил в автобус.
- Тебя одного и ждем,- сказала Галя Карповна.- Сорок человек тебя ждут!
- Я опять опоздал?- удивился Толик.- Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.
- Об'яснять будешь директору,- сказала Галя Карповна.
- Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон... Галя Карповна поджала губки.
- Водитель, поехали! Толик плюхнулся на пустое сиденье - как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал - Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водителю - и шмыгнул через проход.
- Во, как и обещал...- начал Толик, но Руська его перебил:
- Знаешь, куда едем?
- Ну... куда? - вздрогнул Толик.
- В Кремль...- от Толикова испуга Руська немного растерялся.
- Как же так... мне же нельзя, я ведь уже был...- зашептал Толик,- почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя...
- Так скажи Гале,- предложил Руська.
- Не отпустит... а то еще мамке на работу сообщит - и все... ох, как же это я... осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать...
- Так ты там был? - прошептал Руська?
- Ну да, я же говорю - весной, еще когда в той школе...
- Слушай, а что там? Толик замолчал, уставился куда-то в бок.
- Так что? Почему все так бояться?
- Сам увидишь... да никто и не боится... а так... я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают... Глав-пушку, Глав-колокол... картины разные, сабли, пистолеты старинные... ну и это...
- К самому?
- Ну... Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а я уже ходил... - Хорошо. А что он тебе рассказывал?
- Значит так. Когда-то давно сам умер - или как будто бы умер... и те, которые с ним были, соратники - они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, какой он был. Ну и вот... сделали мумию, а потом к ним приходит один маг и говорит: а хотите, я его... ну, мумию, то есть... оживлю? А те без него не знают, что делать, говорят: хотим. Маг и оживил. Потом много всякого было...
- Опять шепчетесь? - налетела Галя Карповна.
- Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать - встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь немедленно обратно!
- Так мы договорились? - одними губами спросил Толик.
Руська кивнул.
>>16466677
О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.
- Мама! - позвал он.
- Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое...
- Галина Карповна,- автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи.
- Подожди, а какой такой театр?
Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?
Всегда предупреждали...- нахмурилась мама.
- Что же ты вчера-то молчал?
- Забыл,- вздохнул Руська.
- Забыл... ах, ты же...
- Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего...
- Может, и ничего,- мама смотрела куда-то в угол,- а может и чего... и отец ушел...
- Да ладно тебе,- Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство.
- Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю...
- Господи,- сказала мама.- Добытчик ты наш... Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.
- Вот это наденешь,- сказала мама.
- Он колючий,- запротестовал Руська.
- И жаркий.
- Потерпишь,- отрезала мама.
- Но ведь в театр же...
- О, господи,- сказала мама предпоследним голосом.
- Не будешь забывать вечерами... сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение...
Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться - даже мысленно - и натянул "секретный" свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косицей волос, так что от некоторых чар и от дурного глаза свитер оберегал неплохо.
- А вот это - на шею,- сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку.
- Будут отбирать - отдай. И говори, что нашел.
- Что я, совсем маленький, что ли? - обиделся Руська.
- Учишь как все равно...
- Большой ты, большой,- сказала мама.
- Потому и говорю. С малого какой спрос... Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.
- Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту,- с полоборота завелась Галя Карповна.
- Ты да Хромой, двое вас таких гавриков...
- Не опаздываю же,- резонно возразил Руська.
- Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! - и что-то еще в том же духе.
Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.
- Ксива есть? Ксивы нет. До свидания,- пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.
- С тобой не занято? - спросил Руська.
- Садись,- сказала Машка.
- Она все равно не придет.
- Откуда ты знаешь?
- Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?
- Ну?
- В Кремль!
- Как - в Кремль? Вчера же говорили, что в театр...
- Ты и поверил, глупышка?
- В лоб дам,- пообещал Руська.
- Ну и как хочешь,- обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться.- Вон - мест много...
- Подожди. А зачем - в Кремль? Что там делать?
- А то ты не знаешь?
- Чего?
- Чего-чего. Не слышал ни разу, что ли?
- Слышал,- неохотно сказал Руська.
- Только все это как-то... как-то не так... Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых... они цветы дарили, рапорт читали...
- Говорят, что всех возят только не велят об этом рассказывать,- прошептала Машка и резко отвернулась.
- О чем вы тут шепчетесь? - возникла рядом Галя Карповна.
- Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать - скажи громко, при всех.
- Вон Хромой идет,- громко и при всех сказал Руська. Толик Хромой - это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль - запыхавшись, вскочил в автобус.
- Тебя одного и ждем,- сказала Галя Карповна.- Сорок человек тебя ждут!
- Я опять опоздал?- удивился Толик.- Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.
- Об'яснять будешь директору,- сказала Галя Карповна.
- Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон... Галя Карповна поджала губки.
- Водитель, поехали! Толик плюхнулся на пустое сиденье - как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал - Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водителю - и шмыгнул через проход.
- Во, как и обещал...- начал Толик, но Руська его перебил:
- Знаешь, куда едем?
- Ну... куда? - вздрогнул Толик.
- В Кремль...- от Толикова испуга Руська немного растерялся.
- Как же так... мне же нельзя, я ведь уже был...- зашептал Толик,- почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя...
- Так скажи Гале,- предложил Руська.
- Не отпустит... а то еще мамке на работу сообщит - и все... ох, как же это я... осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать...
- Так ты там был? - прошептал Руська?
- Ну да, я же говорю - весной, еще когда в той школе...
- Слушай, а что там? Толик замолчал, уставился куда-то в бок.
- Так что? Почему все так бояться?
- Сам увидишь... да никто и не боится... а так... я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают... Глав-пушку, Глав-колокол... картины разные, сабли, пистолеты старинные... ну и это...
- К самому?
- Ну... Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а я уже ходил... - Хорошо. А что он тебе рассказывал?
- Значит так. Когда-то давно сам умер - или как будто бы умер... и те, которые с ним были, соратники - они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, какой он был. Ну и вот... сделали мумию, а потом к ним приходит один маг и говорит: а хотите, я его... ну, мумию, то есть... оживлю? А те без него не знают, что делать, говорят: хотим. Маг и оживил. Потом много всякого было...
- Опять шепчетесь? - налетела Галя Карповна.
- Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать - встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь немедленно обратно!
- Так мы договорились? - одними губами спросил Толик.
Руська кивнул.
О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.
- Мама! - позвал он.
- Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое...
- Галина Карповна,- автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи.
- Подожди, а какой такой театр?
Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?
Всегда предупреждали...- нахмурилась мама.
- Что же ты вчера-то молчал?
- Забыл,- вздохнул Руська.
- Забыл... ах, ты же...
- Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего...
- Может, и ничего,- мама смотрела куда-то в угол,- а может и чего... и отец ушел...
- Да ладно тебе,- Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство.
- Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю...
- Господи,- сказала мама.- Добытчик ты наш... Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.
- Вот это наденешь,- сказала мама.
- Он колючий,- запротестовал Руська.
- И жаркий.
- Потерпишь,- отрезала мама.
- Но ведь в театр же...
- О, господи,- сказала мама предпоследним голосом.
- Не будешь забывать вечерами... сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение...
Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться - даже мысленно - и натянул "секретный" свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косицей волос, так что от некоторых чар и от дурного глаза свитер оберегал неплохо.
- А вот это - на шею,- сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку.
- Будут отбирать - отдай. И говори, что нашел.
- Что я, совсем маленький, что ли? - обиделся Руська.
- Учишь как все равно...
- Большой ты, большой,- сказала мама.
- Потому и говорю. С малого какой спрос... Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.
- Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту,- с полоборота завелась Галя Карповна.
- Ты да Хромой, двое вас таких гавриков...
- Не опаздываю же,- резонно возразил Руська.
- Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! - и что-то еще в том же духе.
Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.
- Ксива есть? Ксивы нет. До свидания,- пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.
- С тобой не занято? - спросил Руська.
- Садись,- сказала Машка.
- Она все равно не придет.
- Откуда ты знаешь?
- Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?
- Ну?
- В Кремль!
- Как - в Кремль? Вчера же говорили, что в театр...
- Ты и поверил, глупышка?
- В лоб дам,- пообещал Руська.
- Ну и как хочешь,- обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться.- Вон - мест много...
- Подожди. А зачем - в Кремль? Что там делать?
- А то ты не знаешь?
- Чего?
- Чего-чего. Не слышал ни разу, что ли?
- Слышал,- неохотно сказал Руська.
- Только все это как-то... как-то не так... Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых... они цветы дарили, рапорт читали...
- Говорят, что всех возят только не велят об этом рассказывать,- прошептала Машка и резко отвернулась.
- О чем вы тут шепчетесь? - возникла рядом Галя Карповна.
- Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать - скажи громко, при всех.
- Вон Хромой идет,- громко и при всех сказал Руська. Толик Хромой - это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль - запыхавшись, вскочил в автобус.
- Тебя одного и ждем,- сказала Галя Карповна.- Сорок человек тебя ждут!
- Я опять опоздал?- удивился Толик.- Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.
- Об'яснять будешь директору,- сказала Галя Карповна.
- Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон... Галя Карповна поджала губки.
- Водитель, поехали! Толик плюхнулся на пустое сиденье - как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал - Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водителю - и шмыгнул через проход.
- Во, как и обещал...- начал Толик, но Руська его перебил:
- Знаешь, куда едем?
- Ну... куда? - вздрогнул Толик.
- В Кремль...- от Толикова испуга Руська немного растерялся.
- Как же так... мне же нельзя, я ведь уже был...- зашептал Толик,- почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя...
- Так скажи Гале,- предложил Руська.
- Не отпустит... а то еще мамке на работу сообщит - и все... ох, как же это я... осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать...
- Так ты там был? - прошептал Руська?
- Ну да, я же говорю - весной, еще когда в той школе...
- Слушай, а что там? Толик замолчал, уставился куда-то в бок.
- Так что? Почему все так бояться?
- Сам увидишь... да никто и не боится... а так... я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают... Глав-пушку, Глав-колокол... картины разные, сабли, пистолеты старинные... ну и это...
- К самому?
- Ну... Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а я уже ходил... - Хорошо. А что он тебе рассказывал?
- Значит так. Когда-то давно сам умер - или как будто бы умер... и те, которые с ним были, соратники - они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, какой он был. Ну и вот... сделали мумию, а потом к ним приходит один маг и говорит: а хотите, я его... ну, мумию, то есть... оживлю? А те без него не знают, что делать, говорят: хотим. Маг и оживил. Потом много всякого было...
- Опять шепчетесь? - налетела Галя Карповна.
- Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать - встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь немедленно обратно!
- Так мы договорились? - одними губами спросил Толик.
Руська кивнул.
Ответы>>16466898
>>16466882
Их долго не пропускали в Красный Круг - проверяли какие-то бумаги у водителя, что-то еще. Потом в автобус вошла толстая тетка в черной кожаной куртке с железной пентаграммой на рукаве и наганом на поясе.
- Какие красавцы! - сказала она, разглядывая класс.
- Наше будущее! Поезжайте, водитель... Когда автобус пересекал Красный Круг, Руська вдруг озяб. Он покосился на Машку: у Машки дрожали губы. Ни фига себе... Автобус свернул направо, и Руська увидел Кремль - во всей его красе: красные с золотом стены, бронзовые шестиконечные щиты на зубцах, башни с железными пентаграммами на шпилях - и сверкающая в лучах солнца тонкая, как кружево, золотая сеть-оберег, натянутая между башнями...
- Ух ты! - восхитился Руська.
- А вот эту сеть моя бабушка вязала,- сказала Машка.
- Не одна, конечно... Ворота перед автобусом открылись, пропустили его, закрылись.
- Выходите и стройтесь! - скомандовала тетка с наганом. Снаружи остро пахло ладаном: трое в таких же, как у тетки, кожаных куртках обходили автобус кругом, махая кадилами и шепча заклинания. Класс топтался, озираясь.
- Построились, построились! - торопила тетка.
- Чему вас только в школе учат? Наконец, класс выстроился в одну линейку. Галя Карповна бегала за спинами, топая, как шумное приведение.
- У кого есть магические предметы, амулеты, обереги - сдайте! - потребовала тетка.
- Потом то, что дозволено к ношению, будет вам возвращено.
- У меня - вот... сказала Машка, протягивая кусочек янтаря.
- И у меня,- Гарик Абовян отдал камешек с дыркой.
- И у меня... и у меня...- класс сдавал оружие: маленькие пентаграмки, старинные монеты, кроличьи лапки, крошечных костяных кошек и слоников...
- Не стыдно быть такими суеверными? - укорила тетка.
- А еще в школе учитесь... Теперь мы проверим вашу честность. Федор, где ты? Откуда-то появился одетый в военную форму горбун с чучелом обез'янки на плече. У Руськи упало сердце: теперь все... Прикинься шлангом, велел он себе, бить ведь не будут... Горбун медленно шел вдоль выстроившегося класса, что-то шепча и прихихикивая. Он дошел до Руськи и вдруг остановился, будто принюхиваясь. Со слабым хрустом, слышным так, как если бы ломался лед на реке, обез'янка приподняла веки и стала выпрямлять скрюченную, прижатую к груди ручку. Тонкий черный палец уставился Руське пониже подбородка. Страх был такой, что Руська перестал чувствовать себя - тело стало чужое и как из ваты. Не описаться бы... Он, может быть, упал бы - но сзади подхватили, обшарили и нашли, конечно, веревочку.
- Эт-то что? - грозно нависла над ним тетка.
- Это что, я тебя спрашиваю?
- В-веревочка...
- Веревочка? А какая веревочка?
- Кра... красивая...
- Я тебе покажу - красивая! Шелковая веревочка с семью сионскими узелками! Ты хоть знаешь, что это такое?
- Не... не знаю...
- Учительница! - воззвала тетка, потрясая рукой с веревочкой - она держала ее двумя пальцами, брезгливо, будто это был глист.
- Учительница! Почему ваши дети не знают самого элементарного? И тут Галя Карповна удивила Руську.
- Простите,- сказала она. - В школу поступает список предметов, запрещенных к ношению. Насколько я знаю, этого предмета там нет. Поэтому претензии могут быть пред'явлены к наблюдающим инстанциям, но никак не к школе и не к ученикам. Тетка еще поворчала для порядка и куда-то ушла, унося запрещенный предмет, и никто не догадался, что веревочка эта отвела взгляд обез'янки от Руськиного свитера...
- Где ты взял эту гадость? - ненавидяще глядя куда-то мимо Руськи, прошипела Галя Карповна.
- Нашел...- Руська отходил понемногу от пережитого страха.
- Что ты врешь - нашел...
- Правду говорю... клянусь... Лениным клянусь...- прошептал Руська. Он при этом сложил крестом пальцы левой руки. Это подействовало и гром не поразил Руську.
Их долго-долго водили по Кремлю, показывая все, что там было. Возле Глав-колокола Толик потерялся, но его нашли и вернули. Потом экскурсовод рассказывал много интересного про Глав-пушку.
Глав-пушку отлил великий русский мастер Андрей Чохов за много лет до рождения Ильича, но специально для того, чтобы охранять вождя от злоумыслов.
Обычными снарядами Глав-пушка не стреляет, да она и не предназначена для этого. Но вот если кто задумает что-то злое против Ильича, то Глав-пушка тут же испепелит негодяя магическим огнем...
Руська подумал было, а как же тогда история с Каплан?... но спросить не решился.
- А теперь пойдемте - Ильич ждет вас,- сказал экскурсовод с широкой неподвижной улыбкой.
Класс построили попарно и повели к дверям в большом доме. У дверей стояли часовые в высоких шлемах. Они взяли "на караул" и не шевельнулись ни одним мускулом, пока класс проходил мимо них.
По ту сторону тяжелых дверей ждали люди в кожаных куртках.
- Пойдемте, дети,- сказала другая тетка, чем-то похожая на предыдущую, хотя и совершенно не такая: худая, с длинным носом.
- Не шумите, не галдите, не задавайте вопросов сами. Ильич будет спрашивать - отвечайте по одному, я буду показывать, кому отвечать. Ильич будет угощать вас конфетами - больше двух брать нельзя. Не набивайте конфетами рот - это некрасиво. После встречи вас покормят в столовой. Если кто-то хочет в туалет, сходите сейчас, вон туда, - она показала рукой.
Полкласса воспользовалась предложением.
- А можно я спрошу? - раздался чей-то голос. Руська скосил глаза: это был Венька Степанов, на вид - тихий очкарик...
- Спроси, мальчик, - благодушно сказала тетка. Не знала она, кто такой Венька.
- Степанов! - предостерегающе гаркнула Галя Карповна, но было поздно...
- А это правда, что Крупская отравилась? Тетку будто стукнули палкой по затылку. Она замерла, мгновенно сгорбившись, потом медленно распрямилась, откинула голову назад, как кобра, и всем телом повернулась к Веньке.
- Ну что ты, мальчик, - сказала она медовым голосом.
- Надежда Константиновна скончалась от пневмонии, и все очень горевали о ней, и Ильич - больше всех... А почему ты спросил? Тебе кто-то говорил об этом, да? Кто же?
- В трамвае слышал, - сказал Венька. - Два старика поругались, один другому это и сказал.
- Ах, чего только не говорят люди в ссоре! - вздохнула тетка. - Никогда не ругайтесь, дети. А вам, учительница, я советую уделить особое внимание этому мальчику. Может быть, имеет смысл показать его хорошему врачу...
Класс поднялся на второй этаж. У двустворчатой двери, обитой синей кожей с вытесненными на ней пяти-, шести- и семиконечными звездами, знаками единорога и чем-то еще, чего Руська никогда раньше не видел, стояли совсем уж странные часовые: рыцари в латах и с обнаженными мечами в руках.
- Строимся, строимся, - суетилась Галя Карповна, носатая тетка и еще какие-то люди. Класс строился, но как-то не так. Наконец, тетка, которая, похоже, всем тут заправляла, дала сигнал:
- Заходим!
Рыцари с лязгом наклонились вперед и взялись за ручки дверей. Невидимый оркестр заиграл марш. Двери распахнулись, и класс стал медленно вдавливаться в комнату.
Их долго не пропускали в Красный Круг - проверяли какие-то бумаги у водителя, что-то еще. Потом в автобус вошла толстая тетка в черной кожаной куртке с железной пентаграммой на рукаве и наганом на поясе.
- Какие красавцы! - сказала она, разглядывая класс.
- Наше будущее! Поезжайте, водитель... Когда автобус пересекал Красный Круг, Руська вдруг озяб. Он покосился на Машку: у Машки дрожали губы. Ни фига себе... Автобус свернул направо, и Руська увидел Кремль - во всей его красе: красные с золотом стены, бронзовые шестиконечные щиты на зубцах, башни с железными пентаграммами на шпилях - и сверкающая в лучах солнца тонкая, как кружево, золотая сеть-оберег, натянутая между башнями...
- Ух ты! - восхитился Руська.
- А вот эту сеть моя бабушка вязала,- сказала Машка.
- Не одна, конечно... Ворота перед автобусом открылись, пропустили его, закрылись.
- Выходите и стройтесь! - скомандовала тетка с наганом. Снаружи остро пахло ладаном: трое в таких же, как у тетки, кожаных куртках обходили автобус кругом, махая кадилами и шепча заклинания. Класс топтался, озираясь.
- Построились, построились! - торопила тетка.
- Чему вас только в школе учат? Наконец, класс выстроился в одну линейку. Галя Карповна бегала за спинами, топая, как шумное приведение.
- У кого есть магические предметы, амулеты, обереги - сдайте! - потребовала тетка.
- Потом то, что дозволено к ношению, будет вам возвращено.
- У меня - вот... сказала Машка, протягивая кусочек янтаря.
- И у меня,- Гарик Абовян отдал камешек с дыркой.
- И у меня... и у меня...- класс сдавал оружие: маленькие пентаграмки, старинные монеты, кроличьи лапки, крошечных костяных кошек и слоников...
- Не стыдно быть такими суеверными? - укорила тетка.
- А еще в школе учитесь... Теперь мы проверим вашу честность. Федор, где ты? Откуда-то появился одетый в военную форму горбун с чучелом обез'янки на плече. У Руськи упало сердце: теперь все... Прикинься шлангом, велел он себе, бить ведь не будут... Горбун медленно шел вдоль выстроившегося класса, что-то шепча и прихихикивая. Он дошел до Руськи и вдруг остановился, будто принюхиваясь. Со слабым хрустом, слышным так, как если бы ломался лед на реке, обез'янка приподняла веки и стала выпрямлять скрюченную, прижатую к груди ручку. Тонкий черный палец уставился Руське пониже подбородка. Страх был такой, что Руська перестал чувствовать себя - тело стало чужое и как из ваты. Не описаться бы... Он, может быть, упал бы - но сзади подхватили, обшарили и нашли, конечно, веревочку.
- Эт-то что? - грозно нависла над ним тетка.
- Это что, я тебя спрашиваю?
- В-веревочка...
- Веревочка? А какая веревочка?
- Кра... красивая...
- Я тебе покажу - красивая! Шелковая веревочка с семью сионскими узелками! Ты хоть знаешь, что это такое?
- Не... не знаю...
- Учительница! - воззвала тетка, потрясая рукой с веревочкой - она держала ее двумя пальцами, брезгливо, будто это был глист.
- Учительница! Почему ваши дети не знают самого элементарного? И тут Галя Карповна удивила Руську.
- Простите,- сказала она. - В школу поступает список предметов, запрещенных к ношению. Насколько я знаю, этого предмета там нет. Поэтому претензии могут быть пред'явлены к наблюдающим инстанциям, но никак не к школе и не к ученикам. Тетка еще поворчала для порядка и куда-то ушла, унося запрещенный предмет, и никто не догадался, что веревочка эта отвела взгляд обез'янки от Руськиного свитера...
- Где ты взял эту гадость? - ненавидяще глядя куда-то мимо Руськи, прошипела Галя Карповна.
- Нашел...- Руська отходил понемногу от пережитого страха.
- Что ты врешь - нашел...
- Правду говорю... клянусь... Лениным клянусь...- прошептал Руська. Он при этом сложил крестом пальцы левой руки. Это подействовало и гром не поразил Руську.
Их долго-долго водили по Кремлю, показывая все, что там было. Возле Глав-колокола Толик потерялся, но его нашли и вернули. Потом экскурсовод рассказывал много интересного про Глав-пушку.
Глав-пушку отлил великий русский мастер Андрей Чохов за много лет до рождения Ильича, но специально для того, чтобы охранять вождя от злоумыслов.
Обычными снарядами Глав-пушка не стреляет, да она и не предназначена для этого. Но вот если кто задумает что-то злое против Ильича, то Глав-пушка тут же испепелит негодяя магическим огнем...
Руська подумал было, а как же тогда история с Каплан?... но спросить не решился.
- А теперь пойдемте - Ильич ждет вас,- сказал экскурсовод с широкой неподвижной улыбкой.
Класс построили попарно и повели к дверям в большом доме. У дверей стояли часовые в высоких шлемах. Они взяли "на караул" и не шевельнулись ни одним мускулом, пока класс проходил мимо них.
По ту сторону тяжелых дверей ждали люди в кожаных куртках.
- Пойдемте, дети,- сказала другая тетка, чем-то похожая на предыдущую, хотя и совершенно не такая: худая, с длинным носом.
- Не шумите, не галдите, не задавайте вопросов сами. Ильич будет спрашивать - отвечайте по одному, я буду показывать, кому отвечать. Ильич будет угощать вас конфетами - больше двух брать нельзя. Не набивайте конфетами рот - это некрасиво. После встречи вас покормят в столовой. Если кто-то хочет в туалет, сходите сейчас, вон туда, - она показала рукой.
Полкласса воспользовалась предложением.
- А можно я спрошу? - раздался чей-то голос. Руська скосил глаза: это был Венька Степанов, на вид - тихий очкарик...
- Спроси, мальчик, - благодушно сказала тетка. Не знала она, кто такой Венька.
- Степанов! - предостерегающе гаркнула Галя Карповна, но было поздно...
- А это правда, что Крупская отравилась? Тетку будто стукнули палкой по затылку. Она замерла, мгновенно сгорбившись, потом медленно распрямилась, откинула голову назад, как кобра, и всем телом повернулась к Веньке.
- Ну что ты, мальчик, - сказала она медовым голосом.
- Надежда Константиновна скончалась от пневмонии, и все очень горевали о ней, и Ильич - больше всех... А почему ты спросил? Тебе кто-то говорил об этом, да? Кто же?
- В трамвае слышал, - сказал Венька. - Два старика поругались, один другому это и сказал.
- Ах, чего только не говорят люди в ссоре! - вздохнула тетка. - Никогда не ругайтесь, дети. А вам, учительница, я советую уделить особое внимание этому мальчику. Может быть, имеет смысл показать его хорошему врачу...
Класс поднялся на второй этаж. У двустворчатой двери, обитой синей кожей с вытесненными на ней пяти-, шести- и семиконечными звездами, знаками единорога и чем-то еще, чего Руська никогда раньше не видел, стояли совсем уж странные часовые: рыцари в латах и с обнаженными мечами в руках.
- Строимся, строимся, - суетилась Галя Карповна, носатая тетка и еще какие-то люди. Класс строился, но как-то не так. Наконец, тетка, которая, похоже, всем тут заправляла, дала сигнал:
- Заходим!
Рыцари с лязгом наклонились вперед и взялись за ручки дверей. Невидимый оркестр заиграл марш. Двери распахнулись, и класс стал медленно вдавливаться в комнату.
>>16466882
Их долго не пропускали в Красный Круг - проверяли какие-то бумаги у водителя, что-то еще. Потом в автобус вошла толстая тетка в черной кожаной куртке с железной пентаграммой на рукаве и наганом на поясе.
- Какие красавцы! - сказала она, разглядывая класс.
- Наше будущее! Поезжайте, водитель... Когда автобус пересекал Красный Круг, Руська вдруг озяб. Он покосился на Машку: у Машки дрожали губы. Ни фига себе... Автобус свернул направо, и Руська увидел Кремль - во всей его красе: красные с золотом стены, бронзовые шестиконечные щиты на зубцах, башни с железными пентаграммами на шпилях - и сверкающая в лучах солнца тонкая, как кружево, золотая сеть-оберег, натянутая между башнями...
- Ух ты! - восхитился Руська.
- А вот эту сеть моя бабушка вязала,- сказала Машка.
- Не одна, конечно... Ворота перед автобусом открылись, пропустили его, закрылись.
- Выходите и стройтесь! - скомандовала тетка с наганом. Снаружи остро пахло ладаном: трое в таких же, как у тетки, кожаных куртках обходили автобус кругом, махая кадилами и шепча заклинания. Класс топтался, озираясь.
- Построились, построились! - торопила тетка.
- Чему вас только в школе учат? Наконец, класс выстроился в одну линейку. Галя Карповна бегала за спинами, топая, как шумное приведение.
- У кого есть магические предметы, амулеты, обереги - сдайте! - потребовала тетка.
- Потом то, что дозволено к ношению, будет вам возвращено.
- У меня - вот... сказала Машка, протягивая кусочек янтаря.
- И у меня,- Гарик Абовян отдал камешек с дыркой.
- И у меня... и у меня...- класс сдавал оружие: маленькие пентаграмки, старинные монеты, кроличьи лапки, крошечных костяных кошек и слоников...
- Не стыдно быть такими суеверными? - укорила тетка.
- А еще в школе учитесь... Теперь мы проверим вашу честность. Федор, где ты? Откуда-то появился одетый в военную форму горбун с чучелом обез'янки на плече. У Руськи упало сердце: теперь все... Прикинься шлангом, велел он себе, бить ведь не будут... Горбун медленно шел вдоль выстроившегося класса, что-то шепча и прихихикивая. Он дошел до Руськи и вдруг остановился, будто принюхиваясь. Со слабым хрустом, слышным так, как если бы ломался лед на реке, обез'янка приподняла веки и стала выпрямлять скрюченную, прижатую к груди ручку. Тонкий черный палец уставился Руське пониже подбородка. Страх был такой, что Руська перестал чувствовать себя - тело стало чужое и как из ваты. Не описаться бы... Он, может быть, упал бы - но сзади подхватили, обшарили и нашли, конечно, веревочку.
- Эт-то что? - грозно нависла над ним тетка.
- Это что, я тебя спрашиваю?
- В-веревочка...
- Веревочка? А какая веревочка?
- Кра... красивая...
- Я тебе покажу - красивая! Шелковая веревочка с семью сионскими узелками! Ты хоть знаешь, что это такое?
- Не... не знаю...
- Учительница! - воззвала тетка, потрясая рукой с веревочкой - она держала ее двумя пальцами, брезгливо, будто это был глист.
- Учительница! Почему ваши дети не знают самого элементарного? И тут Галя Карповна удивила Руську.
- Простите,- сказала она. - В школу поступает список предметов, запрещенных к ношению. Насколько я знаю, этого предмета там нет. Поэтому претензии могут быть пред'явлены к наблюдающим инстанциям, но никак не к школе и не к ученикам. Тетка еще поворчала для порядка и куда-то ушла, унося запрещенный предмет, и никто не догадался, что веревочка эта отвела взгляд обез'янки от Руськиного свитера...
- Где ты взял эту гадость? - ненавидяще глядя куда-то мимо Руськи, прошипела Галя Карповна.
- Нашел...- Руська отходил понемногу от пережитого страха.
- Что ты врешь - нашел...
- Правду говорю... клянусь... Лениным клянусь...- прошептал Руська. Он при этом сложил крестом пальцы левой руки. Это подействовало и гром не поразил Руську.
Их долго-долго водили по Кремлю, показывая все, что там было. Возле Глав-колокола Толик потерялся, но его нашли и вернули. Потом экскурсовод рассказывал много интересного про Глав-пушку.
Глав-пушку отлил великий русский мастер Андрей Чохов за много лет до рождения Ильича, но специально для того, чтобы охранять вождя от злоумыслов.
Обычными снарядами Глав-пушка не стреляет, да она и не предназначена для этого. Но вот если кто задумает что-то злое против Ильича, то Глав-пушка тут же испепелит негодяя магическим огнем...
Руська подумал было, а как же тогда история с Каплан?... но спросить не решился.
- А теперь пойдемте - Ильич ждет вас,- сказал экскурсовод с широкой неподвижной улыбкой.
Класс построили попарно и повели к дверям в большом доме. У дверей стояли часовые в высоких шлемах. Они взяли "на караул" и не шевельнулись ни одним мускулом, пока класс проходил мимо них.
По ту сторону тяжелых дверей ждали люди в кожаных куртках.
- Пойдемте, дети,- сказала другая тетка, чем-то похожая на предыдущую, хотя и совершенно не такая: худая, с длинным носом.
- Не шумите, не галдите, не задавайте вопросов сами. Ильич будет спрашивать - отвечайте по одному, я буду показывать, кому отвечать. Ильич будет угощать вас конфетами - больше двух брать нельзя. Не набивайте конфетами рот - это некрасиво. После встречи вас покормят в столовой. Если кто-то хочет в туалет, сходите сейчас, вон туда, - она показала рукой.
Полкласса воспользовалась предложением.
- А можно я спрошу? - раздался чей-то голос. Руська скосил глаза: это был Венька Степанов, на вид - тихий очкарик...
- Спроси, мальчик, - благодушно сказала тетка. Не знала она, кто такой Венька.
- Степанов! - предостерегающе гаркнула Галя Карповна, но было поздно...
- А это правда, что Крупская отравилась? Тетку будто стукнули палкой по затылку. Она замерла, мгновенно сгорбившись, потом медленно распрямилась, откинула голову назад, как кобра, и всем телом повернулась к Веньке.
- Ну что ты, мальчик, - сказала она медовым голосом.
- Надежда Константиновна скончалась от пневмонии, и все очень горевали о ней, и Ильич - больше всех... А почему ты спросил? Тебе кто-то говорил об этом, да? Кто же?
- В трамвае слышал, - сказал Венька. - Два старика поругались, один другому это и сказал.
- Ах, чего только не говорят люди в ссоре! - вздохнула тетка. - Никогда не ругайтесь, дети. А вам, учительница, я советую уделить особое внимание этому мальчику. Может быть, имеет смысл показать его хорошему врачу...
Класс поднялся на второй этаж. У двустворчатой двери, обитой синей кожей с вытесненными на ней пяти-, шести- и семиконечными звездами, знаками единорога и чем-то еще, чего Руська никогда раньше не видел, стояли совсем уж странные часовые: рыцари в латах и с обнаженными мечами в руках.
- Строимся, строимся, - суетилась Галя Карповна, носатая тетка и еще какие-то люди. Класс строился, но как-то не так. Наконец, тетка, которая, похоже, всем тут заправляла, дала сигнал:
- Заходим!
Рыцари с лязгом наклонились вперед и взялись за ручки дверей. Невидимый оркестр заиграл марш. Двери распахнулись, и класс стал медленно вдавливаться в комнату.
Их долго не пропускали в Красный Круг - проверяли какие-то бумаги у водителя, что-то еще. Потом в автобус вошла толстая тетка в черной кожаной куртке с железной пентаграммой на рукаве и наганом на поясе.
- Какие красавцы! - сказала она, разглядывая класс.
- Наше будущее! Поезжайте, водитель... Когда автобус пересекал Красный Круг, Руська вдруг озяб. Он покосился на Машку: у Машки дрожали губы. Ни фига себе... Автобус свернул направо, и Руська увидел Кремль - во всей его красе: красные с золотом стены, бронзовые шестиконечные щиты на зубцах, башни с железными пентаграммами на шпилях - и сверкающая в лучах солнца тонкая, как кружево, золотая сеть-оберег, натянутая между башнями...
- Ух ты! - восхитился Руська.
- А вот эту сеть моя бабушка вязала,- сказала Машка.
- Не одна, конечно... Ворота перед автобусом открылись, пропустили его, закрылись.
- Выходите и стройтесь! - скомандовала тетка с наганом. Снаружи остро пахло ладаном: трое в таких же, как у тетки, кожаных куртках обходили автобус кругом, махая кадилами и шепча заклинания. Класс топтался, озираясь.
- Построились, построились! - торопила тетка.
- Чему вас только в школе учат? Наконец, класс выстроился в одну линейку. Галя Карповна бегала за спинами, топая, как шумное приведение.
- У кого есть магические предметы, амулеты, обереги - сдайте! - потребовала тетка.
- Потом то, что дозволено к ношению, будет вам возвращено.
- У меня - вот... сказала Машка, протягивая кусочек янтаря.
- И у меня,- Гарик Абовян отдал камешек с дыркой.
- И у меня... и у меня...- класс сдавал оружие: маленькие пентаграмки, старинные монеты, кроличьи лапки, крошечных костяных кошек и слоников...
- Не стыдно быть такими суеверными? - укорила тетка.
- А еще в школе учитесь... Теперь мы проверим вашу честность. Федор, где ты? Откуда-то появился одетый в военную форму горбун с чучелом обез'янки на плече. У Руськи упало сердце: теперь все... Прикинься шлангом, велел он себе, бить ведь не будут... Горбун медленно шел вдоль выстроившегося класса, что-то шепча и прихихикивая. Он дошел до Руськи и вдруг остановился, будто принюхиваясь. Со слабым хрустом, слышным так, как если бы ломался лед на реке, обез'янка приподняла веки и стала выпрямлять скрюченную, прижатую к груди ручку. Тонкий черный палец уставился Руське пониже подбородка. Страх был такой, что Руська перестал чувствовать себя - тело стало чужое и как из ваты. Не описаться бы... Он, может быть, упал бы - но сзади подхватили, обшарили и нашли, конечно, веревочку.
- Эт-то что? - грозно нависла над ним тетка.
- Это что, я тебя спрашиваю?
- В-веревочка...
- Веревочка? А какая веревочка?
- Кра... красивая...
- Я тебе покажу - красивая! Шелковая веревочка с семью сионскими узелками! Ты хоть знаешь, что это такое?
- Не... не знаю...
- Учительница! - воззвала тетка, потрясая рукой с веревочкой - она держала ее двумя пальцами, брезгливо, будто это был глист.
- Учительница! Почему ваши дети не знают самого элементарного? И тут Галя Карповна удивила Руську.
- Простите,- сказала она. - В школу поступает список предметов, запрещенных к ношению. Насколько я знаю, этого предмета там нет. Поэтому претензии могут быть пред'явлены к наблюдающим инстанциям, но никак не к школе и не к ученикам. Тетка еще поворчала для порядка и куда-то ушла, унося запрещенный предмет, и никто не догадался, что веревочка эта отвела взгляд обез'янки от Руськиного свитера...
- Где ты взял эту гадость? - ненавидяще глядя куда-то мимо Руськи, прошипела Галя Карповна.
- Нашел...- Руська отходил понемногу от пережитого страха.
- Что ты врешь - нашел...
- Правду говорю... клянусь... Лениным клянусь...- прошептал Руська. Он при этом сложил крестом пальцы левой руки. Это подействовало и гром не поразил Руську.
Их долго-долго водили по Кремлю, показывая все, что там было. Возле Глав-колокола Толик потерялся, но его нашли и вернули. Потом экскурсовод рассказывал много интересного про Глав-пушку.
Глав-пушку отлил великий русский мастер Андрей Чохов за много лет до рождения Ильича, но специально для того, чтобы охранять вождя от злоумыслов.
Обычными снарядами Глав-пушка не стреляет, да она и не предназначена для этого. Но вот если кто задумает что-то злое против Ильича, то Глав-пушка тут же испепелит негодяя магическим огнем...
Руська подумал было, а как же тогда история с Каплан?... но спросить не решился.
- А теперь пойдемте - Ильич ждет вас,- сказал экскурсовод с широкой неподвижной улыбкой.
Класс построили попарно и повели к дверям в большом доме. У дверей стояли часовые в высоких шлемах. Они взяли "на караул" и не шевельнулись ни одним мускулом, пока класс проходил мимо них.
По ту сторону тяжелых дверей ждали люди в кожаных куртках.
- Пойдемте, дети,- сказала другая тетка, чем-то похожая на предыдущую, хотя и совершенно не такая: худая, с длинным носом.
- Не шумите, не галдите, не задавайте вопросов сами. Ильич будет спрашивать - отвечайте по одному, я буду показывать, кому отвечать. Ильич будет угощать вас конфетами - больше двух брать нельзя. Не набивайте конфетами рот - это некрасиво. После встречи вас покормят в столовой. Если кто-то хочет в туалет, сходите сейчас, вон туда, - она показала рукой.
Полкласса воспользовалась предложением.
- А можно я спрошу? - раздался чей-то голос. Руська скосил глаза: это был Венька Степанов, на вид - тихий очкарик...
- Спроси, мальчик, - благодушно сказала тетка. Не знала она, кто такой Венька.
- Степанов! - предостерегающе гаркнула Галя Карповна, но было поздно...
- А это правда, что Крупская отравилась? Тетку будто стукнули палкой по затылку. Она замерла, мгновенно сгорбившись, потом медленно распрямилась, откинула голову назад, как кобра, и всем телом повернулась к Веньке.
- Ну что ты, мальчик, - сказала она медовым голосом.
- Надежда Константиновна скончалась от пневмонии, и все очень горевали о ней, и Ильич - больше всех... А почему ты спросил? Тебе кто-то говорил об этом, да? Кто же?
- В трамвае слышал, - сказал Венька. - Два старика поругались, один другому это и сказал.
- Ах, чего только не говорят люди в ссоре! - вздохнула тетка. - Никогда не ругайтесь, дети. А вам, учительница, я советую уделить особое внимание этому мальчику. Может быть, имеет смысл показать его хорошему врачу...
Класс поднялся на второй этаж. У двустворчатой двери, обитой синей кожей с вытесненными на ней пяти-, шести- и семиконечными звездами, знаками единорога и чем-то еще, чего Руська никогда раньше не видел, стояли совсем уж странные часовые: рыцари в латах и с обнаженными мечами в руках.
- Строимся, строимся, - суетилась Галя Карповна, носатая тетка и еще какие-то люди. Класс строился, но как-то не так. Наконец, тетка, которая, похоже, всем тут заправляла, дала сигнал:
- Заходим!
Рыцари с лязгом наклонились вперед и взялись за ручки дверей. Невидимый оркестр заиграл марш. Двери распахнулись, и класс стал медленно вдавливаться в комнату.
Ответы>>16466911
19 Кб, 512x384
>>16466720
Поясните за Мальцева.
Я вот например о нём узнал с год назад, ни статьи на вики и вообще мало информации о нём. В то же время он с середины 90-ых в политике
Поясните за Мальцева.
Я вот например о нём узнал с год назад, ни статьи на вики и вообще мало информации о нём. В то же время он с середины 90-ых в политике
Ответы>>16490989
>>16466898
Там было полутемно, стоял большой письменный стол, книжные шкафы, диван, несколько кресел. За столом сидел человек и что-то писал, макая перо в чернильницу. На входящих он не смотрел. Наконец, все вошли, замерли - и повисла такая тишина, что слышно стало слабое шарканье пера о бумагу.
- Владимир Ильич! - медово заговорила тетка. - Гости к вам, школьники, отличники! Человек отложил перо и медленно выпрямился. Он очень походил на свои портреты и скульптуры, стоящие и висящие везде, и в то же время чем-то неуловимо отличался от них, и Руське подумалось, что прав был дядя Костя, когда говорил отцу - а Руська нечаянно подслушал,- что фотографируют, рисуют и лепят других людей, специальных артистов, чтобы избежать дурного глаза...
Кожа человека за столом странно лоснилась, и смотрел он на класс тоже странно: будто никак не мог понять, что это за люди и что они здесь делают.
Тетка с длинным носом встала рядом с ним, повернулась к классу, и Ильич тут же хитро улыбнулся, подмигнул или прищурился - Руська не понял - и быстро встал.
- Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические или военные, - сильно картавя, сказал он. На слушателей он смотрел так, будто сам стоял на трибуне, а они - у его ног.
- Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма. Нам не нужно зубрежки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания.
Тут мы беспощадны, и тут мы не можем вступить ни на какой путь примирения или соглашательства. Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Старая школа была школой учебы, она заставляла усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников. Теперь они видят: Европа так развалилась, империализм дошел до такого положения, что никакая буржуазная демократия не спасет, что только Советская власть может спасти.
Трудящиеся тянутся к знанию, потому что оно необходимо им для победы. Главное именно в этом. Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики - это ложь и лицемерие. То поколение, которому сейчас пятнадцать лет, оно увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество!
Первой захлопала Галя Карповна, за ней - весь класс. Руська бил в ладоши "коробочкой" - то есть пальцами правой руки в расслабленную ладонь левой; звук от этого получался громкий и резкий, как выстрел. За его спиной Толик хлопал "венчиком" - это еще громче, но глуше.
На Руську навалилось какое-то не совсем понятное разочарование - все, что происходило сейчас с ним и с остальными, было таким простым, деловитым... и непонятно, почему об этом так не хотят говорить, почему разволновалась мама и чего боится Толик...
Ильич сел, каким-то птичьим движением достал из ящика стола огромную коробку конфет, опять хитро прищурился.
- Желание поговорить с народом у меня всегда есть, - сообщил он.
- Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Интересно стало в школе учиться?
- Вот ты, девочка, - показала пальцем на Машку носатая тетка.
- Интересно, Владимир Ильич! - закричала Машка. Мы учимся русскому языку и литературе, математике и географии, физике и химии, рисованию пению и физкультуре! По всем предметам у нашего класса полная успеваемость!..
- И пению учитесь? - прищурился Ильич.
- А какие песни поете?
- Революционные, Владимир Ильич! - у Машки от натуги сорвался голос.
- И про нашу любимую партию!
- А неужели детских песен никаких не поете? Я вот помню, мы пели... нет, забыл... берите конфеты, берите! Забыл песню... Все стали подходить и брать конфеты. Руська тоже подошел и взял. Конфеты были необыкновенно вкусные, он проглотил обе в один миг и вдруг услышал, как за спиной вздохнул - нет, протяжно всхлипнул Толик.
- Сходи, возьми, - сказал Руська. Вкусные - жуть.
- Не, - сказал Толик.
- Ну, хочешь, я схожу? - предложил Руська.
- Нет, - голос у Толика стал совсем слабый.
- И ты... ты не ходи... Тетка с длинным носом взглянула на часы.
- Все, дети, - сказала она.
- Время Владимира Ильича очень дорого для страны и для всех нас, попрощаемся с ним, до свидания Владимир Ильич!
- До свидания, до свидания! - заговорили все и повернулись к выходу.
- Держи меня... прошептал Толик и повис на Руське. Руська вцепился Толику в ремень, оглянулся - кто поможет? Галя Карповна была далеко. Подоспел Ромка Жариков, вдвоем с Руськой они подхватили Толика под руки и повели к выходу. Ильич - Руська успел заметить - уже сидел, как вначале, и водил пером по бумаге.
И вдруг Руське страшно захотелось, чтобы хоть что-то случилось... чтобы Ильич показал классу "козу"... он опять оглянулся и обомлел: Ильич, не отрываясь от письма, поднял левую руку, выставил указательный палец и мизинец - и боднул воздух...
В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, кудахтала Галя Карповна. Посмотрела бы на себя, подумал Руська.
- Передохнули? - спросила тетка с длинным носом.
- Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки может попросить официантку.
- Дойдешь? - тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду. Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади всех вел, придерживая, тот военный в белом халате. Навстречу классу попалась странная парочка: горбун, который проверял на честность, и с ним гибкий тонкий человек в мягком сером костюме, круглолицый и круглоглазый. Проходя мимо, этот человек сказал горбуну: "Покушал любимый. Ты погляди, Федор, от сарделек одни шкурки остались..." - на что горбун зашипел и заозирался.
- Ты видел? - прошептал Толик. -
Кого? - не понял Руська.
- Ты что, не знаешь, кто это?
- Который?
- Ну не горбатый же.
- Нет. А кто он?
- Это же кошачий бог!
Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было. В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп.
Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное, но как оно называется, Руська не знал. Потом принесли компот и мороженое.
Мороженое Руська уже еле ковырял, засыпая.
Кошачий бог, думал он, надо же...
Там было полутемно, стоял большой письменный стол, книжные шкафы, диван, несколько кресел. За столом сидел человек и что-то писал, макая перо в чернильницу. На входящих он не смотрел. Наконец, все вошли, замерли - и повисла такая тишина, что слышно стало слабое шарканье пера о бумагу.
- Владимир Ильич! - медово заговорила тетка. - Гости к вам, школьники, отличники! Человек отложил перо и медленно выпрямился. Он очень походил на свои портреты и скульптуры, стоящие и висящие везде, и в то же время чем-то неуловимо отличался от них, и Руське подумалось, что прав был дядя Костя, когда говорил отцу - а Руська нечаянно подслушал,- что фотографируют, рисуют и лепят других людей, специальных артистов, чтобы избежать дурного глаза...
Кожа человека за столом странно лоснилась, и смотрел он на класс тоже странно: будто никак не мог понять, что это за люди и что они здесь делают.
Тетка с длинным носом встала рядом с ним, повернулась к классу, и Ильич тут же хитро улыбнулся, подмигнул или прищурился - Руська не понял - и быстро встал.
- Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические или военные, - сильно картавя, сказал он. На слушателей он смотрел так, будто сам стоял на трибуне, а они - у его ног.
- Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма. Нам не нужно зубрежки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания.
Тут мы беспощадны, и тут мы не можем вступить ни на какой путь примирения или соглашательства. Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Старая школа была школой учебы, она заставляла усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников. Теперь они видят: Европа так развалилась, империализм дошел до такого положения, что никакая буржуазная демократия не спасет, что только Советская власть может спасти.
Трудящиеся тянутся к знанию, потому что оно необходимо им для победы. Главное именно в этом. Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики - это ложь и лицемерие. То поколение, которому сейчас пятнадцать лет, оно увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество!
Первой захлопала Галя Карповна, за ней - весь класс. Руська бил в ладоши "коробочкой" - то есть пальцами правой руки в расслабленную ладонь левой; звук от этого получался громкий и резкий, как выстрел. За его спиной Толик хлопал "венчиком" - это еще громче, но глуше.
На Руську навалилось какое-то не совсем понятное разочарование - все, что происходило сейчас с ним и с остальными, было таким простым, деловитым... и непонятно, почему об этом так не хотят говорить, почему разволновалась мама и чего боится Толик...
Ильич сел, каким-то птичьим движением достал из ящика стола огромную коробку конфет, опять хитро прищурился.
- Желание поговорить с народом у меня всегда есть, - сообщил он.
- Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Интересно стало в школе учиться?
- Вот ты, девочка, - показала пальцем на Машку носатая тетка.
- Интересно, Владимир Ильич! - закричала Машка. Мы учимся русскому языку и литературе, математике и географии, физике и химии, рисованию пению и физкультуре! По всем предметам у нашего класса полная успеваемость!..
- И пению учитесь? - прищурился Ильич.
- А какие песни поете?
- Революционные, Владимир Ильич! - у Машки от натуги сорвался голос.
- И про нашу любимую партию!
- А неужели детских песен никаких не поете? Я вот помню, мы пели... нет, забыл... берите конфеты, берите! Забыл песню... Все стали подходить и брать конфеты. Руська тоже подошел и взял. Конфеты были необыкновенно вкусные, он проглотил обе в один миг и вдруг услышал, как за спиной вздохнул - нет, протяжно всхлипнул Толик.
- Сходи, возьми, - сказал Руська. Вкусные - жуть.
- Не, - сказал Толик.
- Ну, хочешь, я схожу? - предложил Руська.
- Нет, - голос у Толика стал совсем слабый.
- И ты... ты не ходи... Тетка с длинным носом взглянула на часы.
- Все, дети, - сказала она.
- Время Владимира Ильича очень дорого для страны и для всех нас, попрощаемся с ним, до свидания Владимир Ильич!
- До свидания, до свидания! - заговорили все и повернулись к выходу.
- Держи меня... прошептал Толик и повис на Руське. Руська вцепился Толику в ремень, оглянулся - кто поможет? Галя Карповна была далеко. Подоспел Ромка Жариков, вдвоем с Руськой они подхватили Толика под руки и повели к выходу. Ильич - Руська успел заметить - уже сидел, как вначале, и водил пером по бумаге.
И вдруг Руське страшно захотелось, чтобы хоть что-то случилось... чтобы Ильич показал классу "козу"... он опять оглянулся и обомлел: Ильич, не отрываясь от письма, поднял левую руку, выставил указательный палец и мизинец - и боднул воздух...
В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, кудахтала Галя Карповна. Посмотрела бы на себя, подумал Руська.
- Передохнули? - спросила тетка с длинным носом.
- Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки может попросить официантку.
- Дойдешь? - тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду. Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади всех вел, придерживая, тот военный в белом халате. Навстречу классу попалась странная парочка: горбун, который проверял на честность, и с ним гибкий тонкий человек в мягком сером костюме, круглолицый и круглоглазый. Проходя мимо, этот человек сказал горбуну: "Покушал любимый. Ты погляди, Федор, от сарделек одни шкурки остались..." - на что горбун зашипел и заозирался.
- Ты видел? - прошептал Толик. -
Кого? - не понял Руська.
- Ты что, не знаешь, кто это?
- Который?
- Ну не горбатый же.
- Нет. А кто он?
- Это же кошачий бог!
Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было. В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп.
Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное, но как оно называется, Руська не знал. Потом принесли компот и мороженое.
Мороженое Руська уже еле ковырял, засыпая.
Кошачий бог, думал он, надо же...
>>16466898
Там было полутемно, стоял большой письменный стол, книжные шкафы, диван, несколько кресел. За столом сидел человек и что-то писал, макая перо в чернильницу. На входящих он не смотрел. Наконец, все вошли, замерли - и повисла такая тишина, что слышно стало слабое шарканье пера о бумагу.
- Владимир Ильич! - медово заговорила тетка. - Гости к вам, школьники, отличники! Человек отложил перо и медленно выпрямился. Он очень походил на свои портреты и скульптуры, стоящие и висящие везде, и в то же время чем-то неуловимо отличался от них, и Руське подумалось, что прав был дядя Костя, когда говорил отцу - а Руська нечаянно подслушал,- что фотографируют, рисуют и лепят других людей, специальных артистов, чтобы избежать дурного глаза...
Кожа человека за столом странно лоснилась, и смотрел он на класс тоже странно: будто никак не мог понять, что это за люди и что они здесь делают.
Тетка с длинным носом встала рядом с ним, повернулась к классу, и Ильич тут же хитро улыбнулся, подмигнул или прищурился - Руська не понял - и быстро встал.
- Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические или военные, - сильно картавя, сказал он. На слушателей он смотрел так, будто сам стоял на трибуне, а они - у его ног.
- Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма. Нам не нужно зубрежки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания.
Тут мы беспощадны, и тут мы не можем вступить ни на какой путь примирения или соглашательства. Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Старая школа была школой учебы, она заставляла усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников. Теперь они видят: Европа так развалилась, империализм дошел до такого положения, что никакая буржуазная демократия не спасет, что только Советская власть может спасти.
Трудящиеся тянутся к знанию, потому что оно необходимо им для победы. Главное именно в этом. Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики - это ложь и лицемерие. То поколение, которому сейчас пятнадцать лет, оно увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество!
Первой захлопала Галя Карповна, за ней - весь класс. Руська бил в ладоши "коробочкой" - то есть пальцами правой руки в расслабленную ладонь левой; звук от этого получался громкий и резкий, как выстрел. За его спиной Толик хлопал "венчиком" - это еще громче, но глуше.
На Руську навалилось какое-то не совсем понятное разочарование - все, что происходило сейчас с ним и с остальными, было таким простым, деловитым... и непонятно, почему об этом так не хотят говорить, почему разволновалась мама и чего боится Толик...
Ильич сел, каким-то птичьим движением достал из ящика стола огромную коробку конфет, опять хитро прищурился.
- Желание поговорить с народом у меня всегда есть, - сообщил он.
- Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Интересно стало в школе учиться?
- Вот ты, девочка, - показала пальцем на Машку носатая тетка.
- Интересно, Владимир Ильич! - закричала Машка. Мы учимся русскому языку и литературе, математике и географии, физике и химии, рисованию пению и физкультуре! По всем предметам у нашего класса полная успеваемость!..
- И пению учитесь? - прищурился Ильич.
- А какие песни поете?
- Революционные, Владимир Ильич! - у Машки от натуги сорвался голос.
- И про нашу любимую партию!
- А неужели детских песен никаких не поете? Я вот помню, мы пели... нет, забыл... берите конфеты, берите! Забыл песню... Все стали подходить и брать конфеты. Руська тоже подошел и взял. Конфеты были необыкновенно вкусные, он проглотил обе в один миг и вдруг услышал, как за спиной вздохнул - нет, протяжно всхлипнул Толик.
- Сходи, возьми, - сказал Руська. Вкусные - жуть.
- Не, - сказал Толик.
- Ну, хочешь, я схожу? - предложил Руська.
- Нет, - голос у Толика стал совсем слабый.
- И ты... ты не ходи... Тетка с длинным носом взглянула на часы.
- Все, дети, - сказала она.
- Время Владимира Ильича очень дорого для страны и для всех нас, попрощаемся с ним, до свидания Владимир Ильич!
- До свидания, до свидания! - заговорили все и повернулись к выходу.
- Держи меня... прошептал Толик и повис на Руське. Руська вцепился Толику в ремень, оглянулся - кто поможет? Галя Карповна была далеко. Подоспел Ромка Жариков, вдвоем с Руськой они подхватили Толика под руки и повели к выходу. Ильич - Руська успел заметить - уже сидел, как вначале, и водил пером по бумаге.
И вдруг Руське страшно захотелось, чтобы хоть что-то случилось... чтобы Ильич показал классу "козу"... он опять оглянулся и обомлел: Ильич, не отрываясь от письма, поднял левую руку, выставил указательный палец и мизинец - и боднул воздух...
В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, кудахтала Галя Карповна. Посмотрела бы на себя, подумал Руська.
- Передохнули? - спросила тетка с длинным носом.
- Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки может попросить официантку.
- Дойдешь? - тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду. Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади всех вел, придерживая, тот военный в белом халате. Навстречу классу попалась странная парочка: горбун, который проверял на честность, и с ним гибкий тонкий человек в мягком сером костюме, круглолицый и круглоглазый. Проходя мимо, этот человек сказал горбуну: "Покушал любимый. Ты погляди, Федор, от сарделек одни шкурки остались..." - на что горбун зашипел и заозирался.
- Ты видел? - прошептал Толик. -
Кого? - не понял Руська.
- Ты что, не знаешь, кто это?
- Который?
- Ну не горбатый же.
- Нет. А кто он?
- Это же кошачий бог!
Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было. В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп.
Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное, но как оно называется, Руська не знал. Потом принесли компот и мороженое.
Мороженое Руська уже еле ковырял, засыпая.
Кошачий бог, думал он, надо же...
Там было полутемно, стоял большой письменный стол, книжные шкафы, диван, несколько кресел. За столом сидел человек и что-то писал, макая перо в чернильницу. На входящих он не смотрел. Наконец, все вошли, замерли - и повисла такая тишина, что слышно стало слабое шарканье пера о бумагу.
- Владимир Ильич! - медово заговорила тетка. - Гости к вам, школьники, отличники! Человек отложил перо и медленно выпрямился. Он очень походил на свои портреты и скульптуры, стоящие и висящие везде, и в то же время чем-то неуловимо отличался от них, и Руське подумалось, что прав был дядя Костя, когда говорил отцу - а Руська нечаянно подслушал,- что фотографируют, рисуют и лепят других людей, специальных артистов, чтобы избежать дурного глаза...
Кожа человека за столом странно лоснилась, и смотрел он на класс тоже странно: будто никак не мог понять, что это за люди и что они здесь делают.
Тетка с длинным носом встала рядом с ним, повернулась к классу, и Ильич тут же хитро улыбнулся, подмигнул или прищурился - Руська не понял - и быстро встал.
- Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические или военные, - сильно картавя, сказал он. На слушателей он смотрел так, будто сам стоял на трибуне, а они - у его ног.
- Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма. Нам не нужно зубрежки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания.
Тут мы беспощадны, и тут мы не можем вступить ни на какой путь примирения или соглашательства. Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Старая школа была школой учебы, она заставляла усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников. Теперь они видят: Европа так развалилась, империализм дошел до такого положения, что никакая буржуазная демократия не спасет, что только Советская власть может спасти.
Трудящиеся тянутся к знанию, потому что оно необходимо им для победы. Главное именно в этом. Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики - это ложь и лицемерие. То поколение, которому сейчас пятнадцать лет, оно увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество!
Первой захлопала Галя Карповна, за ней - весь класс. Руська бил в ладоши "коробочкой" - то есть пальцами правой руки в расслабленную ладонь левой; звук от этого получался громкий и резкий, как выстрел. За его спиной Толик хлопал "венчиком" - это еще громче, но глуше.
На Руську навалилось какое-то не совсем понятное разочарование - все, что происходило сейчас с ним и с остальными, было таким простым, деловитым... и непонятно, почему об этом так не хотят говорить, почему разволновалась мама и чего боится Толик...
Ильич сел, каким-то птичьим движением достал из ящика стола огромную коробку конфет, опять хитро прищурился.
- Желание поговорить с народом у меня всегда есть, - сообщил он.
- Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Интересно стало в школе учиться?
- Вот ты, девочка, - показала пальцем на Машку носатая тетка.
- Интересно, Владимир Ильич! - закричала Машка. Мы учимся русскому языку и литературе, математике и географии, физике и химии, рисованию пению и физкультуре! По всем предметам у нашего класса полная успеваемость!..
- И пению учитесь? - прищурился Ильич.
- А какие песни поете?
- Революционные, Владимир Ильич! - у Машки от натуги сорвался голос.
- И про нашу любимую партию!
- А неужели детских песен никаких не поете? Я вот помню, мы пели... нет, забыл... берите конфеты, берите! Забыл песню... Все стали подходить и брать конфеты. Руська тоже подошел и взял. Конфеты были необыкновенно вкусные, он проглотил обе в один миг и вдруг услышал, как за спиной вздохнул - нет, протяжно всхлипнул Толик.
- Сходи, возьми, - сказал Руська. Вкусные - жуть.
- Не, - сказал Толик.
- Ну, хочешь, я схожу? - предложил Руська.
- Нет, - голос у Толика стал совсем слабый.
- И ты... ты не ходи... Тетка с длинным носом взглянула на часы.
- Все, дети, - сказала она.
- Время Владимира Ильича очень дорого для страны и для всех нас, попрощаемся с ним, до свидания Владимир Ильич!
- До свидания, до свидания! - заговорили все и повернулись к выходу.
- Держи меня... прошептал Толик и повис на Руське. Руська вцепился Толику в ремень, оглянулся - кто поможет? Галя Карповна была далеко. Подоспел Ромка Жариков, вдвоем с Руськой они подхватили Толика под руки и повели к выходу. Ильич - Руська успел заметить - уже сидел, как вначале, и водил пером по бумаге.
И вдруг Руське страшно захотелось, чтобы хоть что-то случилось... чтобы Ильич показал классу "козу"... он опять оглянулся и обомлел: Ильич, не отрываясь от письма, поднял левую руку, выставил указательный палец и мизинец - и боднул воздух...
В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, кудахтала Галя Карповна. Посмотрела бы на себя, подумал Руська.
- Передохнули? - спросила тетка с длинным носом.
- Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки может попросить официантку.
- Дойдешь? - тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду. Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади всех вел, придерживая, тот военный в белом халате. Навстречу классу попалась странная парочка: горбун, который проверял на честность, и с ним гибкий тонкий человек в мягком сером костюме, круглолицый и круглоглазый. Проходя мимо, этот человек сказал горбуну: "Покушал любимый. Ты погляди, Федор, от сарделек одни шкурки остались..." - на что горбун зашипел и заозирался.
- Ты видел? - прошептал Толик. -
Кого? - не понял Руська.
- Ты что, не знаешь, кто это?
- Который?
- Ну не горбатый же.
- Нет. А кто он?
- Это же кошачий бог!
Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было. В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп.
Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное, но как оно называется, Руська не знал. Потом принесли компот и мороженое.
Мороженое Руська уже еле ковырял, засыпая.
Кошачий бог, думал он, надо же...
Ответы>>16466923
>>16466911
В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того - завтра на уроки можно не ходить, и еще больше - мама или папа могут завтра не идти на работу, вот талон на отдых, передай им...
Руська не помнил, как добрался до кровати. Он спал, ему снился почему-то кошачий бог, как он долго и тщательно вяжет оберег, надевает на шею, оглядывается через плечо, хитро подмигивает и делает Руське "козу". Как он сказал? Сад... сер... седельки? Что такое седельки? Надо будет спросить...
Потом приснилась мама, она сидела у стола и плача, втыкала булавку в какую-то бумажку. Мама очень боялась, но все равно втыкала и втыкала. Потом сожгла бумажку на огне.
Мама, позвал Руська, но вместо мамы подошел кошачий бог и сказал: гордись, теперь ты настоящий пионер. Почему галстук красный знаешь?
Это цвет крови, пролитой... - сказал Руська и испугался чего-то. Правильно, сказал кошачий бог, вот смотри: он сжал галстук в кулаке, и закапала кровь.
Мама! - опять позвал Руська, открой, открой глаза, сказала мама, скорей открой!
Руська открыл. Завешенная газетой, горела лампа, и за столом сидели отец и тетя Люба, Машкина мама.
- Ты пить хочешь? - спросила мама.
- Пить, сказал Руська.
- Да, хочу.
- Сейчас... мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.
- Русланчик, - спросила тетя Люба, - как ты себя чувуствуешь?
- Ничего... сказал Руська.
- Голова только болит... и тошнит везде.
- А Машеньку в больницу забрали, - сказала тетя Люба.
- Так ей плохо было, так плохо...
- Он у нас герой, - сказал отец.
- Он у нас выносливый...
- Все обойдется, Люба, - сказала мама.
- Бывает...
- Да обойдется, конечно... я, что ли, сомневаюсь... Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла - и вдруг быстро-быстро закапала кровь.
- Это не я! - испуганно сказала тетя Люба.
- Ясно, что не ты, - отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику.
- Какая из тебя колдунья... Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.
- Может, в больницу сходишь? - сказала она.
- Укол сделают.
- Да ну, - отмахнулся отец. - Заживет, как на собаке.
- Пойду я, - сказала тетя Люба.
- Хорошо с вами...
- Куда ты торопишься, - сказала мама.
- Чего тебе там одной делать?
- Спать лягу. Завтра с утра - в больницу, кровь для Машеньки сдавать...
- Слушай, Люба, - сказал отец, - если надо будет - я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.
- Спасибо, Петя. Сказали, пока хватит... Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.
- Давай поворожу, - сказала мама.
- Кровь остановлю, да и заживет скорее.
- Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?..
- Ничего, - сказал Руська. - Просто смотрю. Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки... Хотелось не то чтобы спать - а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, когда вернется с работы мама, и пошел в больницу. Мама села чистить картошку. Руська лежал и смотрел на нее. Ему почему-то вспомнился кошачий бог, как он вяжет оберег, надевает его, оглядывается через плечо...
- Мама, - сказал Руська.
- А знаешь, я там подумал, чтобы он показал "козу" - и он показал... Мама поняла все сразу.
- Ты никому не говорил? - прошептала она. Губы у нее побелели.
- Н-нет... испугался Руська.
- Никому никогда не говори! - мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи.
- Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто... потому что иначе всем конец: тебе конец, нам с отцом, дяде Косте с тетей Валей, их Женечке и Оксане... ты меня понял? Ты понял, да?
- По-онял... - прошептал Руська и вдруг заплакал.
- Мама, мама...
- Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье... Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.
- Вы что, поссорились? - спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.
- Нет, все в порядке, - сказал Руська.
- В шашки еще сыграем? Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.
- Рука сильно болит? - понимающе сказал Руська.
- Разве это боль, - сказал отец странным голосом.
- Это не боль...
- Мужчины, ужинать! - позвала мама.
- Иди, - сказал отец, - это тебя...
Руська вернулся в школу через три дня.
Машка пролежала неделю в больнице, потом еще неделю дома и, наконец, появилась - бледная и худая. А Толик все не приходил и не приходил, а потом Галя Карповна сказала, что он перевелся обратно в старую свою школу.
Адреса его никто не знал, а с'ездить в ту школу - отвезти марки, ну, и все такое - Руська так и не собрался.
Венька стал часто болеть и его забрали из школы.
Этим все кончилось.
В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того - завтра на уроки можно не ходить, и еще больше - мама или папа могут завтра не идти на работу, вот талон на отдых, передай им...
Руська не помнил, как добрался до кровати. Он спал, ему снился почему-то кошачий бог, как он долго и тщательно вяжет оберег, надевает на шею, оглядывается через плечо, хитро подмигивает и делает Руське "козу". Как он сказал? Сад... сер... седельки? Что такое седельки? Надо будет спросить...
Потом приснилась мама, она сидела у стола и плача, втыкала булавку в какую-то бумажку. Мама очень боялась, но все равно втыкала и втыкала. Потом сожгла бумажку на огне.
Мама, позвал Руська, но вместо мамы подошел кошачий бог и сказал: гордись, теперь ты настоящий пионер. Почему галстук красный знаешь?
Это цвет крови, пролитой... - сказал Руська и испугался чего-то. Правильно, сказал кошачий бог, вот смотри: он сжал галстук в кулаке, и закапала кровь.
Мама! - опять позвал Руська, открой, открой глаза, сказала мама, скорей открой!
Руська открыл. Завешенная газетой, горела лампа, и за столом сидели отец и тетя Люба, Машкина мама.
- Ты пить хочешь? - спросила мама.
- Пить, сказал Руська.
- Да, хочу.
- Сейчас... мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.
- Русланчик, - спросила тетя Люба, - как ты себя чувуствуешь?
- Ничего... сказал Руська.
- Голова только болит... и тошнит везде.
- А Машеньку в больницу забрали, - сказала тетя Люба.
- Так ей плохо было, так плохо...
- Он у нас герой, - сказал отец.
- Он у нас выносливый...
- Все обойдется, Люба, - сказала мама.
- Бывает...
- Да обойдется, конечно... я, что ли, сомневаюсь... Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла - и вдруг быстро-быстро закапала кровь.
- Это не я! - испуганно сказала тетя Люба.
- Ясно, что не ты, - отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику.
- Какая из тебя колдунья... Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.
- Может, в больницу сходишь? - сказала она.
- Укол сделают.
- Да ну, - отмахнулся отец. - Заживет, как на собаке.
- Пойду я, - сказала тетя Люба.
- Хорошо с вами...
- Куда ты торопишься, - сказала мама.
- Чего тебе там одной делать?
- Спать лягу. Завтра с утра - в больницу, кровь для Машеньки сдавать...
- Слушай, Люба, - сказал отец, - если надо будет - я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.
- Спасибо, Петя. Сказали, пока хватит... Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.
- Давай поворожу, - сказала мама.
- Кровь остановлю, да и заживет скорее.
- Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?..
- Ничего, - сказал Руська. - Просто смотрю. Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки... Хотелось не то чтобы спать - а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, когда вернется с работы мама, и пошел в больницу. Мама села чистить картошку. Руська лежал и смотрел на нее. Ему почему-то вспомнился кошачий бог, как он вяжет оберег, надевает его, оглядывается через плечо...
- Мама, - сказал Руська.
- А знаешь, я там подумал, чтобы он показал "козу" - и он показал... Мама поняла все сразу.
- Ты никому не говорил? - прошептала она. Губы у нее побелели.
- Н-нет... испугался Руська.
- Никому никогда не говори! - мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи.
- Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто... потому что иначе всем конец: тебе конец, нам с отцом, дяде Косте с тетей Валей, их Женечке и Оксане... ты меня понял? Ты понял, да?
- По-онял... - прошептал Руська и вдруг заплакал.
- Мама, мама...
- Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье... Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.
- Вы что, поссорились? - спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.
- Нет, все в порядке, - сказал Руська.
- В шашки еще сыграем? Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.
- Рука сильно болит? - понимающе сказал Руська.
- Разве это боль, - сказал отец странным голосом.
- Это не боль...
- Мужчины, ужинать! - позвала мама.
- Иди, - сказал отец, - это тебя...
Руська вернулся в школу через три дня.
Машка пролежала неделю в больнице, потом еще неделю дома и, наконец, появилась - бледная и худая. А Толик все не приходил и не приходил, а потом Галя Карповна сказала, что он перевелся обратно в старую свою школу.
Адреса его никто не знал, а с'ездить в ту школу - отвезти марки, ну, и все такое - Руська так и не собрался.
Венька стал часто болеть и его забрали из школы.
Этим все кончилось.
>>16466911
В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того - завтра на уроки можно не ходить, и еще больше - мама или папа могут завтра не идти на работу, вот талон на отдых, передай им...
Руська не помнил, как добрался до кровати. Он спал, ему снился почему-то кошачий бог, как он долго и тщательно вяжет оберег, надевает на шею, оглядывается через плечо, хитро подмигивает и делает Руське "козу". Как он сказал? Сад... сер... седельки? Что такое седельки? Надо будет спросить...
Потом приснилась мама, она сидела у стола и плача, втыкала булавку в какую-то бумажку. Мама очень боялась, но все равно втыкала и втыкала. Потом сожгла бумажку на огне.
Мама, позвал Руська, но вместо мамы подошел кошачий бог и сказал: гордись, теперь ты настоящий пионер. Почему галстук красный знаешь?
Это цвет крови, пролитой... - сказал Руська и испугался чего-то. Правильно, сказал кошачий бог, вот смотри: он сжал галстук в кулаке, и закапала кровь.
Мама! - опять позвал Руська, открой, открой глаза, сказала мама, скорей открой!
Руська открыл. Завешенная газетой, горела лампа, и за столом сидели отец и тетя Люба, Машкина мама.
- Ты пить хочешь? - спросила мама.
- Пить, сказал Руська.
- Да, хочу.
- Сейчас... мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.
- Русланчик, - спросила тетя Люба, - как ты себя чувуствуешь?
- Ничего... сказал Руська.
- Голова только болит... и тошнит везде.
- А Машеньку в больницу забрали, - сказала тетя Люба.
- Так ей плохо было, так плохо...
- Он у нас герой, - сказал отец.
- Он у нас выносливый...
- Все обойдется, Люба, - сказала мама.
- Бывает...
- Да обойдется, конечно... я, что ли, сомневаюсь... Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла - и вдруг быстро-быстро закапала кровь.
- Это не я! - испуганно сказала тетя Люба.
- Ясно, что не ты, - отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику.
- Какая из тебя колдунья... Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.
- Может, в больницу сходишь? - сказала она.
- Укол сделают.
- Да ну, - отмахнулся отец. - Заживет, как на собаке.
- Пойду я, - сказала тетя Люба.
- Хорошо с вами...
- Куда ты торопишься, - сказала мама.
- Чего тебе там одной делать?
- Спать лягу. Завтра с утра - в больницу, кровь для Машеньки сдавать...
- Слушай, Люба, - сказал отец, - если надо будет - я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.
- Спасибо, Петя. Сказали, пока хватит... Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.
- Давай поворожу, - сказала мама.
- Кровь остановлю, да и заживет скорее.
- Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?..
- Ничего, - сказал Руська. - Просто смотрю. Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки... Хотелось не то чтобы спать - а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, когда вернется с работы мама, и пошел в больницу. Мама села чистить картошку. Руська лежал и смотрел на нее. Ему почему-то вспомнился кошачий бог, как он вяжет оберег, надевает его, оглядывается через плечо...
- Мама, - сказал Руська.
- А знаешь, я там подумал, чтобы он показал "козу" - и он показал... Мама поняла все сразу.
- Ты никому не говорил? - прошептала она. Губы у нее побелели.
- Н-нет... испугался Руська.
- Никому никогда не говори! - мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи.
- Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто... потому что иначе всем конец: тебе конец, нам с отцом, дяде Косте с тетей Валей, их Женечке и Оксане... ты меня понял? Ты понял, да?
- По-онял... - прошептал Руська и вдруг заплакал.
- Мама, мама...
- Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье... Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.
- Вы что, поссорились? - спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.
- Нет, все в порядке, - сказал Руська.
- В шашки еще сыграем? Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.
- Рука сильно болит? - понимающе сказал Руська.
- Разве это боль, - сказал отец странным голосом.
- Это не боль...
- Мужчины, ужинать! - позвала мама.
- Иди, - сказал отец, - это тебя...
Руська вернулся в школу через три дня.
Машка пролежала неделю в больнице, потом еще неделю дома и, наконец, появилась - бледная и худая. А Толик все не приходил и не приходил, а потом Галя Карповна сказала, что он перевелся обратно в старую свою школу.
Адреса его никто не знал, а с'ездить в ту школу - отвезти марки, ну, и все такое - Руська так и не собрался.
Венька стал часто болеть и его забрали из школы.
Этим все кончилось.
В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того - завтра на уроки можно не ходить, и еще больше - мама или папа могут завтра не идти на работу, вот талон на отдых, передай им...
Руська не помнил, как добрался до кровати. Он спал, ему снился почему-то кошачий бог, как он долго и тщательно вяжет оберег, надевает на шею, оглядывается через плечо, хитро подмигивает и делает Руське "козу". Как он сказал? Сад... сер... седельки? Что такое седельки? Надо будет спросить...
Потом приснилась мама, она сидела у стола и плача, втыкала булавку в какую-то бумажку. Мама очень боялась, но все равно втыкала и втыкала. Потом сожгла бумажку на огне.
Мама, позвал Руська, но вместо мамы подошел кошачий бог и сказал: гордись, теперь ты настоящий пионер. Почему галстук красный знаешь?
Это цвет крови, пролитой... - сказал Руська и испугался чего-то. Правильно, сказал кошачий бог, вот смотри: он сжал галстук в кулаке, и закапала кровь.
Мама! - опять позвал Руська, открой, открой глаза, сказала мама, скорей открой!
Руська открыл. Завешенная газетой, горела лампа, и за столом сидели отец и тетя Люба, Машкина мама.
- Ты пить хочешь? - спросила мама.
- Пить, сказал Руська.
- Да, хочу.
- Сейчас... мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.
- Русланчик, - спросила тетя Люба, - как ты себя чувуствуешь?
- Ничего... сказал Руська.
- Голова только болит... и тошнит везде.
- А Машеньку в больницу забрали, - сказала тетя Люба.
- Так ей плохо было, так плохо...
- Он у нас герой, - сказал отец.
- Он у нас выносливый...
- Все обойдется, Люба, - сказала мама.
- Бывает...
- Да обойдется, конечно... я, что ли, сомневаюсь... Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла - и вдруг быстро-быстро закапала кровь.
- Это не я! - испуганно сказала тетя Люба.
- Ясно, что не ты, - отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику.
- Какая из тебя колдунья... Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.
- Может, в больницу сходишь? - сказала она.
- Укол сделают.
- Да ну, - отмахнулся отец. - Заживет, как на собаке.
- Пойду я, - сказала тетя Люба.
- Хорошо с вами...
- Куда ты торопишься, - сказала мама.
- Чего тебе там одной делать?
- Спать лягу. Завтра с утра - в больницу, кровь для Машеньки сдавать...
- Слушай, Люба, - сказал отец, - если надо будет - я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.
- Спасибо, Петя. Сказали, пока хватит... Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.
- Давай поворожу, - сказала мама.
- Кровь остановлю, да и заживет скорее.
- Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?..
- Ничего, - сказал Руська. - Просто смотрю. Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки... Хотелось не то чтобы спать - а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, когда вернется с работы мама, и пошел в больницу. Мама села чистить картошку. Руська лежал и смотрел на нее. Ему почему-то вспомнился кошачий бог, как он вяжет оберег, надевает его, оглядывается через плечо...
- Мама, - сказал Руська.
- А знаешь, я там подумал, чтобы он показал "козу" - и он показал... Мама поняла все сразу.
- Ты никому не говорил? - прошептала она. Губы у нее побелели.
- Н-нет... испугался Руська.
- Никому никогда не говори! - мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи.
- Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто... потому что иначе всем конец: тебе конец, нам с отцом, дяде Косте с тетей Валей, их Женечке и Оксане... ты меня понял? Ты понял, да?
- По-онял... - прошептал Руська и вдруг заплакал.
- Мама, мама...
- Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье... Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.
- Вы что, поссорились? - спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.
- Нет, все в порядке, - сказал Руська.
- В шашки еще сыграем? Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.
- Рука сильно болит? - понимающе сказал Руська.
- Разве это боль, - сказал отец странным голосом.
- Это не боль...
- Мужчины, ужинать! - позвала мама.
- Иди, - сказал отец, - это тебя...
Руська вернулся в школу через три дня.
Машка пролежала неделю в больнице, потом еще неделю дома и, наконец, появилась - бледная и худая. А Толик все не приходил и не приходил, а потом Галя Карповна сказала, что он перевелся обратно в старую свою школу.
Адреса его никто не знал, а с'ездить в ту школу - отвезти марки, ну, и все такое - Руська так и не собрался.
Венька стал часто болеть и его забрали из школы.
Этим все кончилось.
Ответы>>16472503
>>16466937
чтоб не убили его
чтоб не убили его
бамп
Хохлы это няши, только это важно.
>>16464666 (OP)
Целый институт это 3.5 алкаша.
А так-то нормальный предмет экстерьера, пирамиды же стоят и норм. Плесень и липовый мёд, конечно, надо вынести.
>зачем целый институт
Целый институт это 3.5 алкаша.
А так-то нормальный предмет экстерьера, пирамиды же стоят и норм. Плесень и липовый мёд, конечно, надо вынести.
50 Кб, 400x241
>>16464927
Пентаграмма и масонство...
Да ты шаришь в эзотерике, чо.
А звезды на флагах это традиция. Куда не плюнь - в звезду попадешь.
Пентаграмма и масонство...
Да ты шаришь в эзотерике, чо.
А звезды на флагах это традиция. Куда не плюнь - в звезду попадешь.
>>16464666 (OP)
Пхнглуй мглвавх Ленин Москвабад вгахнагл фхтагн.
Пхнглуй мглвавх Ленин Москвабад вгахнагл фхтагн.
85 Кб, 716x476
Лучше скажите, зачем угол срезанный. уголковый отражатель/антенна для вытягивания энергии из очереди людей, стоящих в мавзолей
>>16469052
Архитектурная традиция такая. Полная симметрия для буржуев, давайте срежем угол.
Архитектурная традиция такая. Полная симметрия для буржуев, давайте срежем угол.
>>16469052
обозначить вход/уравновесить тяжеловесную лестницу на трибуны
вообще это все хуита ебаная. бояться и благоговеть над мертвяком это пиздец
обозначить вход/уравновесить тяжеловесную лестницу на трибуны
вообще это все хуита ебаная. бояться и благоговеть над мертвяком это пиздец
«Война начнется на апостолов Петра и Павла в ноябре. Это случится в год, когда вынесут труп»
http://hranive.ru/1821/
Не стоит выносить, а то отправитесь в очередную мясорубку.
http://hranive.ru/1821/
Не стоит выносить, а то отправитесь в очередную мясорубку.
Ответы>>16469139
>>16469119
>День Петра́ и Па́вла или Петро́в день
>Празднуется в Русской православной церкви и в других Православных церквях, использующих юлианский календарь, 29 июня (12 июля)
>в ноябре
Ответы>>16469179
>>16469139
Киевская матушка Алипия (старица Голосеевская), юродивая ради Христа, пророчествовала: «Война начнётся на апостолов Петра и Павла (день святых Петра и Павла – 29 июня или 12 июля по новому стилю). Это случится, когда вынесут труп…. Будете лежать: там рука, там нога…. Это будет не война, а казнь народов за их гнилое состояние. Мёртвые тела будут лежать горами, никто не возьмётся их хоронить. Горы и холмы распадутся, сравняются с землёю. Люди будут перебегать с места на место. Будет много бескровных мучеников, которые будут страдать за веру православную».
Предсказанная дата начала войны может не соответствовать общепринятому летоисчислению, так как матушка Алипия за год до своей смерти в 1988 году стала жить по одному ёй известному календарю, который она называла Иерусалимским. День Петра и Павла отмечен в её календаре осенью. Любопытно, что, начиная с 2000 года, церковь отмечает 2 ноября как день памяти новомученников Петра и диакона Павла, убиенных во время сталинских репрессий в 1937 году.
Киевская матушка Алипия (старица Голосеевская), юродивая ради Христа, пророчествовала: «Война начнётся на апостолов Петра и Павла (день святых Петра и Павла – 29 июня или 12 июля по новому стилю). Это случится, когда вынесут труп…. Будете лежать: там рука, там нога…. Это будет не война, а казнь народов за их гнилое состояние. Мёртвые тела будут лежать горами, никто не возьмётся их хоронить. Горы и холмы распадутся, сравняются с землёю. Люди будут перебегать с места на место. Будет много бескровных мучеников, которые будут страдать за веру православную».
Предсказанная дата начала войны может не соответствовать общепринятому летоисчислению, так как матушка Алипия за год до своей смерти в 1988 году стала жить по одному ёй известному календарю, который она называла Иерусалимским. День Петра и Павла отмечен в её календаре осенью. Любопытно, что, начиная с 2000 года, церковь отмечает 2 ноября как день памяти новомученников Петра и диакона Павла, убиенных во время сталинских репрессий в 1937 году.
>>16464666 (OP)
ЭТО НАША ИСТОРИЯ!!! ААААААААА!!! УБЬЮ!!!
ЭТО НАША ИСТОРИЯ!!! ААААААААА!!! УБЬЮ!!!
>>16469179 маневры сумасшедшей бабуси
>>16464666 (OP)
Крысчанин. Пшол нах в /zog.
Крысчанин. Пшол нах в /zog.
>>16469179
Меня так друг в детстве два года на снегоходе катал, который якобы стоял у него в гараже, да батя попозже только может дать.
>Предсказанная дата начала войны может не соответствовать общепринятому летоисчислению, так как матушка Алипия за год до своей смерти в 1988 году стала жить по одному ёй известному календарю
Меня так друг в детстве два года на снегоходе катал, который якобы стоял у него в гараже, да батя попозже только может дать.
>>16466923
Так годно началось и никакая концовка. Думал, что Сорокин, а это вообще какой-то рандомный хер.
Так годно началось и никакая концовка. Думал, что Сорокин, а это вообще какой-то рандомный хер.
Ответы>>16476957
>>16472503
Ну значит ты еще слишком молод.
Рандомный хер написал это в 91м, а Сорокин Аварона в 2000х.
Кстати, кроме шуток, но Сорокин написал сценарий к фильму про Ленина, в 17 году вроде должен выходить.
> Думал, что Сорокин, а это вообще какой-то рандомный хер.
Ну значит ты еще слишком молод.
Рандомный хер написал это в 91м, а Сорокин Аварона в 2000х.
Кстати, кроме шуток, но Сорокин написал сценарий к фильму про Ленина, в 17 году вроде должен выходить.
212 Кб, 835x555
>>16482848
Неграмотный колхозник конспиролух не умеющий в архитектуру. У меня для тебя плохие новости. У меня радом с домом тоже заккурат лол.
Неграмотный колхозник конспиролух не умеющий в архитектуру. У меня для тебя плохие новости. У меня радом с домом тоже заккурат лол.
Ответы>>16484158
>>16484158
Тогда он начал ретранслировать лет за 150 до постройки мавзолея, лел.
Тогда он начал ретранслировать лет за 150 до постройки мавзолея, лел.
Ответы>>16484350
>>16484199
Ну так сначала сеть построили, а потом главный передатчик включили, все как положено.
Ну так сначала сеть построили, а потом главный передатчик включили, все как положено.
Ответы>>16487563
155 Кб, 1280x727
>>16464666 (OP)
Членин гриб, он спорами заставляет людей себя обслуживать даже после смерти
Членин гриб, он спорами заставляет людей себя обслуживать даже после смерти
Ответы>>16484528
>>16484457
Хотя на самом деле там проводится церемония Крови. Если заметили, то иногда Мавзолей закрывают шатром якобы на реконструкцию, на самом деле все не так. Начинается примерно за год до этого - из специального Круга выбирается человек, мужского пола. Целый год его возят по всей России, по местам с сильной энергетикой, он буквально пропитывается ей, оставляя в тех местах свое семя, которое служит ретранслятором энергетики в этого человека. Когда все пройдено, ночь, когда звезды и планеты занимают нужное положение, жрецы вместе с этим человеком заходят в шатер с мавзолеем. А далее человек привязывается к специальной раме руками и ногами, и его начинают расскачивать, как таран, вот он и ударяется головой о этот угол, передавая энергетику в Мавзолей. Что дальше делают с этим, мне уже неизвестно, но прошлый раз один жрец по дороге домой нашел пятьсот рублей и купил себе пива. Такие дела, брат.
Хотя на самом деле там проводится церемония Крови. Если заметили, то иногда Мавзолей закрывают шатром якобы на реконструкцию, на самом деле все не так. Начинается примерно за год до этого - из специального Круга выбирается человек, мужского пола. Целый год его возят по всей России, по местам с сильной энергетикой, он буквально пропитывается ей, оставляя в тех местах свое семя, которое служит ретранслятором энергетики в этого человека. Когда все пройдено, ночь, когда звезды и планеты занимают нужное положение, жрецы вместе с этим человеком заходят в шатер с мавзолеем. А далее человек привязывается к специальной раме руками и ногами, и его начинают расскачивать, как таран, вот он и ударяется головой о этот угол, передавая энергетику в Мавзолей. Что дальше делают с этим, мне уже неизвестно, но прошлый раз один жрец по дороге домой нашел пятьсот рублей и купил себе пива. Такие дела, брат.
>>16484350
Но он же на бывшую конюшню направлен и туалет.
Но он же на бывшую конюшню направлен и туалет.
>>16464666 (OP)
наверно потому что у Членина до сих пор дохуя поклонников. Этакая достопримечательность, чтобы туростов больше в Москвобад ездило
наверно потому что у Членина до сих пор дохуя поклонников. Этакая достопримечательность, чтобы туростов больше в Москвобад ездило
>>16487818
Вдвоём пробовали уже класть. Диссонанс энергий происходит и качество сигнала теряется. Теряется контроль над людьми и те начинают желать странного.
Пришлось одного выкинуть.
Вдвоём пробовали уже класть. Диссонанс энергий происходит и качество сигнала теряется. Теряется контроль над людьми и те начинают желать странного.
Пришлось одного выкинуть.
Ответы>>16487872
>>16487839
Поподробнее.
Это когда Сталина положили? Так он себе же мог и другой отгрохать. А Путин не может, кризис.
>те начинают желать странного
Поподробнее.
Это когда Сталина положили? Так он себе же мог и другой отгрохать. А Путин не может, кризис.
Ответы>>16487912
Чтобы можно было в любой момент разыграть карту "СССР наше все" как это делает Володин.
>>16487872
Вся кампания по разоблачению культа личности прошла от этого.
Это ведь не только желание одного человека или политбюро, а всей страны. Люди отказались использовать человеческие жертвы для зарядки и стали использовать более низкоуровневые жертвы человеческой энергии. Например, бесполезный труд, вроде катить камень на гору, а потом сбрасывать его вниз. Но можно например сидеть в особо облагороженной символикой коробке и целыми днями исписывать пергамент религиозными заклинаниями.
Из-за низкоуровневости треснули отношения с другими владельцами своих зиккуратов и полностью потерялось вещание сигнала на окраинные территории вроде Китая и Польши с Венгрией.
>Поподробнее.
Вся кампания по разоблачению культа личности прошла от этого.
Это ведь не только желание одного человека или политбюро, а всей страны. Люди отказались использовать человеческие жертвы для зарядки и стали использовать более низкоуровневые жертвы человеческой энергии. Например, бесполезный труд, вроде катить камень на гору, а потом сбрасывать его вниз. Но можно например сидеть в особо облагороженной символикой коробке и целыми днями исписывать пергамент религиозными заклинаниями.
Из-за низкоуровневости треснули отношения с другими владельцами своих зиккуратов и полностью потерялось вещание сигнала на окраинные территории вроде Китая и Польши с Венгрией.
>>16487563
ну так и ретранслирует на всю Россию, что непонятно то?
ну так и ретранслирует на всю Россию, что непонятно то?
>>16464666 (OP)
Сотонинский трипл, обратись к специалистам из зогача.
Сотонинский трипл, обратись к специалистам из зогача.
>>16465311
Он на Красной площади всё время тусит со Сталиным, с туристами фоткается, не видел что ли?
Он на Красной площади всё время тусит со Сталиным, с туристами фоткается, не видел что ли?
>>16466907
На вики его уже несколько раз потерли
На вики его уже несколько раз потерли
Ответы>>16491445
>>16490989
Модерация бессрочно запретила создавать статью. Вообще охуели.
Модерация бессрочно запретила создавать статью. Вообще охуели.
>>16466937
Чтобы не вылез.
Чтобы не вылез.
144 Кб, 711x990
>>16466636
>>16466099
Я сначала хотел написать, мол не боитесь, что с прахом ваших героев могут так сделать.
А потом вспомнил, что у вас нет героев.
>>16466099
Я сначала хотел написать, мол не боитесь, что с прахом ваших героев могут так сделать.
А потом вспомнил, что у вас нет героев.
Ответы>>16491552
>>16491512
Прах героев никакой ценности не имеет, если, конечно, не разбавлять им удобрения.
Прах героев никакой ценности не имеет, если, конечно, не разбавлять им удобрения.
Ответы>>16491705
>>16487563
Навоз значит распространяет.
Навоз значит распространяет.
Аноны, а кто был в мавзолее? Я ни разу не был. Стоит сходить?
>>16491630
Был в детстве со школьной экскурсией. Нет, не стоит - унылое протокольное мероприятие.
Был в детстве со школьной экскурсией. Нет, не стоит - унылое протокольное мероприятие.
>>16491630
Ни в коем случае. Если есть возможность, лучше к Москве вообще не приближаться.
Ни в коем случае. Если есть возможность, лучше к Москве вообще не приближаться.
302 Кб, 300x100
>>16464927
Не путай масонство и пентаграмму (самая древняя в раскопках Урука, 3500 до н.э., астрологический символ и форма врат в Дуат, загробный шумеро-аккадский мир), у та-кемет(египтян) это "звезда Анубиса".
Не путай масонство и пентаграмму (самая древняя в раскопках Урука, 3500 до н.э., астрологический символ и форма врат в Дуат, загробный шумеро-аккадский мир), у та-кемет(египтян) это "звезда Анубиса".
>>16491630
Нет там нихуя интересного.
>>16464666 (OP)
Во-первых, хватит уже с нас вычеркивания истории. Раз уж коммуняки запилили - пусть будет. Зачем обслуживают музеи? Там ведь тоже дохуя специалистов по хранению и реставрации экспонатов.
Во-вторых, никому не охота слушать вонь недобитых красножопых в случае сноса, проще игнорировать. Он уже давным-давно нихуя не символизирует. Лежит себе экспонат, никому не мешает, почти никто уже не помнит кто это. Как терракотовые воины, или Тутанхамон, никому не приходит ведь в голову его хоронить.
Нет там нихуя интересного.
>>16464666 (OP)
Во-первых, хватит уже с нас вычеркивания истории. Раз уж коммуняки запилили - пусть будет. Зачем обслуживают музеи? Там ведь тоже дохуя специалистов по хранению и реставрации экспонатов.
Во-вторых, никому не охота слушать вонь недобитых красножопых в случае сноса, проще игнорировать. Он уже давным-давно нихуя не символизирует. Лежит себе экспонат, никому не мешает, почти никто уже не помнит кто это. Как терракотовые воины, или Тутанхамон, никому не приходит ведь в голову его хоронить.
Ответы>>16491980
Надо мавзолей просто в Ельцин-центр перетащить и тем самым как бы закрыть гештальт этой рашкинской охуенной тупости, когда рядом могут быть диаметрально противоположные вещи
Ответы>>16492225
>>16469060
Прыснул с камента
Прыснул с камента
>>16491868
Есть одно существенное различие: никто не пытается восстановить Древний Египет на основании того, что где-то лежит Тутанхамон. Сравнение членина с ним, кстати, некорректное, потому что он захоронен в Долине Царей вдали от людей, а не в центре Каира.
Есть одно существенное различие: никто не пытается восстановить Древний Египет на основании того, что где-то лежит Тутанхамон. Сравнение членина с ним, кстати, некорректное, потому что он захоронен в Долине Царей вдали от людей, а не в центре Каира.
>>16492055
непохоже на третьем пике.
непохоже на третьем пике.
>>16492055
Нет, он какой-то гинекомастийный микроцефал, не для него распускался мой бутон.
Нет, он какой-то гинекомастийный микроцефал, не для него распускался мой бутон.
Ответы>>16492325
19 Кб, 720x360
Когда на экране появился Президент, Вера Ивановна и гости, кроме четырнадцатилетнего Владика, встали и взяли наполненные шампанским бокалы. Президента в семье Кузьминых чтили и уважали.
- Владька, встань! Президент же! – Вера Ивановна потеребила подростка за футболку, и тот нехотя поднялся.
Президент молчал.
“Волнуется, наверное”, - подумал Александр Павлович, муж Веры Ивановны, отец семейства и человек труда.
Шурин Александра Павловича Михаил нетерпеливо посматривал на запотевшую бутылку водочки. Владька со скучающим видом смотрел в экран сотового телефона, его старшая сестра Нинка пыталась справиться с чрезвычайно сильной и громкой икотой, из-за неудачных попыток надолго задержать дыхание она стала красной и запыхавшейся.
Президент молчал и, не мигая, смотрел на празднующих с экрана телевизора.
Александр Павлович нервно кашлянул. Михаил почесал небритую щеку. Нинка как-то особенно громко икнула.
Президент молчал. Александр Павлович не выдержал президентского взгляда и отвел глаза.
“Неужели в отставку подаст?” – Испуганно подумала Вера Ивановна. - “Как Ельцин тогда…”. Она даже захотела перекреститься, но в руке был бокал с советским шампанским, и это ее почему-то остановило.
- Ну, чего он тянет-то? – Недовольно промямлил Михаил. Ему хотелось водочки, и молчание Президента его начинало раздражать. – Так ничего не успеем…
- Да заткнись ты! - Нервно прервал шурина Александр Павлович, - Может война началась!
От такого своего неожиданного предположения отцу семейства стало совсем жутко. Он поставил бокал на стол - аккурат между сельдью под шубой и оливье – принялся нервно стряхивать с себя несуществующую пыль, стараясь не смотреть Президенту в глаза.
- Косяк какой-то, - хихикнул Владик. – Запись не ту поставили. Надо же так облажаться. Кому-то будет звездец!
Александр Павлович отвесил сыну подзатыльник.
- Звездец – это не мат! – Возмутился Владик.
Александр Павлович не ответил.
- А где это он? - Спросила Нинка кивнув на экран. Только сейчас все заметили, что Президент стоит не на фоне вечернего Кремля, а в каком-то мрачном помещении.
“В бункере снимали?” – Лихорадочно подумал Александр Павлович. – “Точна война будет. Вот ведь жопа.” Воевать Александр Павлович категорически не хотел, а, кроме того, боялся за сына.
Президент все так же молчал и, казалось, что ничего говорить он уже не намерен, но неожиданно изображение дернулось, потом на секунду исчезло и появилось вновь. Президент заговорил.
- Дорогие россияне! Дорогие соотечественники! Заканчивается 20… год. Этот год был непростым для вас. Непростое экономическое положение, повышение цен и тарифов, неожиданные финансовые трудности и проблемы, связанные с банковской сферой – все это коснулось почти каждого из вас. Я бы мог сказать, что наступающий 20… год будет лучше, что он принесет нам экономическое улучшение и потерянную стабильность. Но я не буду обманывать ни вас, ни себя…
- Вот, сука! – Неожиданно возмутился Михаил.
- Дорогие россияне! - Продолжал Президент. - На миру и смерть красна! Это русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 20… года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется Кормление личинок Непредставимого Пхы. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно. И я прошу вас принять смерть достойно, подобно тому, как это делали наши предки: Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Иван Сусанин, семья последнего Императора Николая Второго, Александр Матросов и многие другие…
- Чего это он гонит такое? – Владик посмотрел на отца. Александр Павлович, бледный как смерть, механически теребил себя за запястье. Сына он не слышал.
Президент, тем временем, уже заканчивал свою новогоднюю речь. Как и обещал, он был краток.
- Потратьте эти последние часы и дни на общение с родными и близкими, на изучение нашей родной истории, на занятие зимними видами спорта и на посещение Храмов. И помните: вы отдаете вашу жизнь ради великой Цели, что есть подлинное счастье. С праздником.
После последней фразы Президента, празднующие по некой внутренней многолетней инерции подняли бокалы, но чокаться все же не стали. Ясности не было. Зато был отчетливый страх.
Президент исчез с экрана. Вместо него на черном фоне начали мелькать какие-то непонятные белые знаки.
“Двенадцать”, - отметила Вера Ивановна, глянув на настенные часы. Но вместо ожидаемого боя курантов из телевизора раздался тревожный набатный звон, а за окном раздались первые душераздирающие крики...
- Владька, встань! Президент же! – Вера Ивановна потеребила подростка за футболку, и тот нехотя поднялся.
Президент молчал.
“Волнуется, наверное”, - подумал Александр Павлович, муж Веры Ивановны, отец семейства и человек труда.
Шурин Александра Павловича Михаил нетерпеливо посматривал на запотевшую бутылку водочки. Владька со скучающим видом смотрел в экран сотового телефона, его старшая сестра Нинка пыталась справиться с чрезвычайно сильной и громкой икотой, из-за неудачных попыток надолго задержать дыхание она стала красной и запыхавшейся.
Президент молчал и, не мигая, смотрел на празднующих с экрана телевизора.
Александр Павлович нервно кашлянул. Михаил почесал небритую щеку. Нинка как-то особенно громко икнула.
Президент молчал. Александр Павлович не выдержал президентского взгляда и отвел глаза.
“Неужели в отставку подаст?” – Испуганно подумала Вера Ивановна. - “Как Ельцин тогда…”. Она даже захотела перекреститься, но в руке был бокал с советским шампанским, и это ее почему-то остановило.
- Ну, чего он тянет-то? – Недовольно промямлил Михаил. Ему хотелось водочки, и молчание Президента его начинало раздражать. – Так ничего не успеем…
- Да заткнись ты! - Нервно прервал шурина Александр Павлович, - Может война началась!
От такого своего неожиданного предположения отцу семейства стало совсем жутко. Он поставил бокал на стол - аккурат между сельдью под шубой и оливье – принялся нервно стряхивать с себя несуществующую пыль, стараясь не смотреть Президенту в глаза.
- Косяк какой-то, - хихикнул Владик. – Запись не ту поставили. Надо же так облажаться. Кому-то будет звездец!
Александр Павлович отвесил сыну подзатыльник.
- Звездец – это не мат! – Возмутился Владик.
Александр Павлович не ответил.
- А где это он? - Спросила Нинка кивнув на экран. Только сейчас все заметили, что Президент стоит не на фоне вечернего Кремля, а в каком-то мрачном помещении.
“В бункере снимали?” – Лихорадочно подумал Александр Павлович. – “Точна война будет. Вот ведь жопа.” Воевать Александр Павлович категорически не хотел, а, кроме того, боялся за сына.
Президент все так же молчал и, казалось, что ничего говорить он уже не намерен, но неожиданно изображение дернулось, потом на секунду исчезло и появилось вновь. Президент заговорил.
- Дорогие россияне! Дорогие соотечественники! Заканчивается 20… год. Этот год был непростым для вас. Непростое экономическое положение, повышение цен и тарифов, неожиданные финансовые трудности и проблемы, связанные с банковской сферой – все это коснулось почти каждого из вас. Я бы мог сказать, что наступающий 20… год будет лучше, что он принесет нам экономическое улучшение и потерянную стабильность. Но я не буду обманывать ни вас, ни себя…
- Вот, сука! – Неожиданно возмутился Михаил.
- Дорогие россияне! - Продолжал Президент. - На миру и смерть красна! Это русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 20… года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется Кормление личинок Непредставимого Пхы. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно. И я прошу вас принять смерть достойно, подобно тому, как это делали наши предки: Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Иван Сусанин, семья последнего Императора Николая Второго, Александр Матросов и многие другие…
- Чего это он гонит такое? – Владик посмотрел на отца. Александр Павлович, бледный как смерть, механически теребил себя за запястье. Сына он не слышал.
Президент, тем временем, уже заканчивал свою новогоднюю речь. Как и обещал, он был краток.
- Потратьте эти последние часы и дни на общение с родными и близкими, на изучение нашей родной истории, на занятие зимними видами спорта и на посещение Храмов. И помните: вы отдаете вашу жизнь ради великой Цели, что есть подлинное счастье. С праздником.
После последней фразы Президента, празднующие по некой внутренней многолетней инерции подняли бокалы, но чокаться все же не стали. Ясности не было. Зато был отчетливый страх.
Президент исчез с экрана. Вместо него на черном фоне начали мелькать какие-то непонятные белые знаки.
“Двенадцать”, - отметила Вера Ивановна, глянув на настенные часы. Но вместо ожидаемого боя курантов из телевизора раздался тревожный набатный звон, а за окном раздались первые душераздирающие крики...
19 Кб, 720x360
Когда на экране появился Президент, Вера Ивановна и гости, кроме четырнадцатилетнего Владика, встали и взяли наполненные шампанским бокалы. Президента в семье Кузьминых чтили и уважали.
- Владька, встань! Президент же! – Вера Ивановна потеребила подростка за футболку, и тот нехотя поднялся.
Президент молчал.
“Волнуется, наверное”, - подумал Александр Павлович, муж Веры Ивановны, отец семейства и человек труда.
Шурин Александра Павловича Михаил нетерпеливо посматривал на запотевшую бутылку водочки. Владька со скучающим видом смотрел в экран сотового телефона, его старшая сестра Нинка пыталась справиться с чрезвычайно сильной и громкой икотой, из-за неудачных попыток надолго задержать дыхание она стала красной и запыхавшейся.
Президент молчал и, не мигая, смотрел на празднующих с экрана телевизора.
Александр Павлович нервно кашлянул. Михаил почесал небритую щеку. Нинка как-то особенно громко икнула.
Президент молчал. Александр Павлович не выдержал президентского взгляда и отвел глаза.
“Неужели в отставку подаст?” – Испуганно подумала Вера Ивановна. - “Как Ельцин тогда…”. Она даже захотела перекреститься, но в руке был бокал с советским шампанским, и это ее почему-то остановило.
- Ну, чего он тянет-то? – Недовольно промямлил Михаил. Ему хотелось водочки, и молчание Президента его начинало раздражать. – Так ничего не успеем…
- Да заткнись ты! - Нервно прервал шурина Александр Павлович, - Может война началась!
От такого своего неожиданного предположения отцу семейства стало совсем жутко. Он поставил бокал на стол - аккурат между сельдью под шубой и оливье – принялся нервно стряхивать с себя несуществующую пыль, стараясь не смотреть Президенту в глаза.
- Косяк какой-то, - хихикнул Владик. – Запись не ту поставили. Надо же так облажаться. Кому-то будет звездец!
Александр Павлович отвесил сыну подзатыльник.
- Звездец – это не мат! – Возмутился Владик.
Александр Павлович не ответил.
- А где это он? - Спросила Нинка кивнув на экран. Только сейчас все заметили, что Президент стоит не на фоне вечернего Кремля, а в каком-то мрачном помещении.
“В бункере снимали?” – Лихорадочно подумал Александр Павлович. – “Точна война будет. Вот ведь жопа.” Воевать Александр Павлович категорически не хотел, а, кроме того, боялся за сына.
Президент все так же молчал и, казалось, что ничего говорить он уже не намерен, но неожиданно изображение дернулось, потом на секунду исчезло и появилось вновь. Президент заговорил.
- Дорогие россияне! Дорогие соотечественники! Заканчивается 20… год. Этот год был непростым для вас. Непростое экономическое положение, повышение цен и тарифов, неожиданные финансовые трудности и проблемы, связанные с банковской сферой – все это коснулось почти каждого из вас. Я бы мог сказать, что наступающий 20… год будет лучше, что он принесет нам экономическое улучшение и потерянную стабильность. Но я не буду обманывать ни вас, ни себя…
- Вот, сука! – Неожиданно возмутился Михаил.
- Дорогие россияне! - Продолжал Президент. - На миру и смерть красна! Это русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 20… года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется Кормление личинок Непредставимого Пхы. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно. И я прошу вас принять смерть достойно, подобно тому, как это делали наши предки: Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Иван Сусанин, семья последнего Императора Николая Второго, Александр Матросов и многие другие…
- Чего это он гонит такое? – Владик посмотрел на отца. Александр Павлович, бледный как смерть, механически теребил себя за запястье. Сына он не слышал.
Президент, тем временем, уже заканчивал свою новогоднюю речь. Как и обещал, он был краток.
- Потратьте эти последние часы и дни на общение с родными и близкими, на изучение нашей родной истории, на занятие зимними видами спорта и на посещение Храмов. И помните: вы отдаете вашу жизнь ради великой Цели, что есть подлинное счастье. С праздником.
После последней фразы Президента, празднующие по некой внутренней многолетней инерции подняли бокалы, но чокаться все же не стали. Ясности не было. Зато был отчетливый страх.
Президент исчез с экрана. Вместо него на черном фоне начали мелькать какие-то непонятные белые знаки.
“Двенадцать”, - отметила Вера Ивановна, глянув на настенные часы. Но вместо ожидаемого боя курантов из телевизора раздался тревожный набатный звон, а за окном раздались первые душераздирающие крики...
- Владька, встань! Президент же! – Вера Ивановна потеребила подростка за футболку, и тот нехотя поднялся.
Президент молчал.
“Волнуется, наверное”, - подумал Александр Павлович, муж Веры Ивановны, отец семейства и человек труда.
Шурин Александра Павловича Михаил нетерпеливо посматривал на запотевшую бутылку водочки. Владька со скучающим видом смотрел в экран сотового телефона, его старшая сестра Нинка пыталась справиться с чрезвычайно сильной и громкой икотой, из-за неудачных попыток надолго задержать дыхание она стала красной и запыхавшейся.
Президент молчал и, не мигая, смотрел на празднующих с экрана телевизора.
Александр Павлович нервно кашлянул. Михаил почесал небритую щеку. Нинка как-то особенно громко икнула.
Президент молчал. Александр Павлович не выдержал президентского взгляда и отвел глаза.
“Неужели в отставку подаст?” – Испуганно подумала Вера Ивановна. - “Как Ельцин тогда…”. Она даже захотела перекреститься, но в руке был бокал с советским шампанским, и это ее почему-то остановило.
- Ну, чего он тянет-то? – Недовольно промямлил Михаил. Ему хотелось водочки, и молчание Президента его начинало раздражать. – Так ничего не успеем…
- Да заткнись ты! - Нервно прервал шурина Александр Павлович, - Может война началась!
От такого своего неожиданного предположения отцу семейства стало совсем жутко. Он поставил бокал на стол - аккурат между сельдью под шубой и оливье – принялся нервно стряхивать с себя несуществующую пыль, стараясь не смотреть Президенту в глаза.
- Косяк какой-то, - хихикнул Владик. – Запись не ту поставили. Надо же так облажаться. Кому-то будет звездец!
Александр Павлович отвесил сыну подзатыльник.
- Звездец – это не мат! – Возмутился Владик.
Александр Павлович не ответил.
- А где это он? - Спросила Нинка кивнув на экран. Только сейчас все заметили, что Президент стоит не на фоне вечернего Кремля, а в каком-то мрачном помещении.
“В бункере снимали?” – Лихорадочно подумал Александр Павлович. – “Точна война будет. Вот ведь жопа.” Воевать Александр Павлович категорически не хотел, а, кроме того, боялся за сына.
Президент все так же молчал и, казалось, что ничего говорить он уже не намерен, но неожиданно изображение дернулось, потом на секунду исчезло и появилось вновь. Президент заговорил.
- Дорогие россияне! Дорогие соотечественники! Заканчивается 20… год. Этот год был непростым для вас. Непростое экономическое положение, повышение цен и тарифов, неожиданные финансовые трудности и проблемы, связанные с банковской сферой – все это коснулось почти каждого из вас. Я бы мог сказать, что наступающий 20… год будет лучше, что он принесет нам экономическое улучшение и потерянную стабильность. Но я не буду обманывать ни вас, ни себя…
- Вот, сука! – Неожиданно возмутился Михаил.
- Дорогие россияне! - Продолжал Президент. - На миру и смерть красна! Это русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 20… года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется Кормление личинок Непредставимого Пхы. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно. И я прошу вас принять смерть достойно, подобно тому, как это делали наши предки: Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Иван Сусанин, семья последнего Императора Николая Второго, Александр Матросов и многие другие…
- Чего это он гонит такое? – Владик посмотрел на отца. Александр Павлович, бледный как смерть, механически теребил себя за запястье. Сына он не слышал.
Президент, тем временем, уже заканчивал свою новогоднюю речь. Как и обещал, он был краток.
- Потратьте эти последние часы и дни на общение с родными и близкими, на изучение нашей родной истории, на занятие зимними видами спорта и на посещение Храмов. И помните: вы отдаете вашу жизнь ради великой Цели, что есть подлинное счастье. С праздником.
После последней фразы Президента, празднующие по некой внутренней многолетней инерции подняли бокалы, но чокаться все же не стали. Ясности не было. Зато был отчетливый страх.
Президент исчез с экрана. Вместо него на черном фоне начали мелькать какие-то непонятные белые знаки.
“Двенадцать”, - отметила Вера Ивановна, глянув на настенные часы. Но вместо ожидаемого боя курантов из телевизора раздался тревожный набатный звон, а за окном раздались первые душераздирающие крики...
>>16491869
А это идея. Переименовать ельцин-центр в музей коммунизма, ленин первый, ельцин последний.
А это идея. Переименовать ельцин-центр в музей коммунизма, ленин первый, ельцин последний.
>>16492055
На соседа моего похож, тоже жирножопый микроцефал.
На соседа моего похож, тоже жирножопый микроцефал.
Ответы>>16492325
>>16491980
>>16492055
Тут-анх-амана, до смены имени был Тут-анх-йати. Имена правильно называйте, содомиты.У нас привычно называют греческие варианты имен или названий или так называемую "школьную огласовку". Это относится не только к Египту, но и к Месопотамии или Персии. Например, Ашшурбанипал это Ассур-бан-апли, Навуходоноссор - Набу-кудурри-уссур, Кир - это Куруш и так далее. И точно так же привычные всем имена богов в Египте - Тот, Осирис и Исида, звучали Джехути, Усири и Иси.
мимо надрачиваю на историю Египта и Ближнего Востока
>>16492055
Тут-анх-амана, до смены имени был Тут-анх-йати. Имена правильно называйте, содомиты.У нас привычно называют греческие варианты имен или названий или так называемую "школьную огласовку". Это относится не только к Египту, но и к Месопотамии или Персии. Например, Ашшурбанипал это Ассур-бан-апли, Навуходоноссор - Набу-кудурри-уссур, Кир - это Куруш и так далее. И точно так же привычные всем имена богов в Египте - Тот, Осирис и Исида, звучали Джехути, Усири и Иси.
мимо надрачиваю на историю Египта и Ближнего Востока
>>16464666 (OP)
Чё самый умный? Деды говно жрали, и ты будешь
Чё самый умный? Деды говно жрали, и ты будешь
>>16492090
>>16492239
Это по научному называется инбридинг. Близкородственное скрещивание. В правящей семье, а часто и в других семьях египтян, было принято жениться брату на сестре.
>>16492239
Это по научному называется инбридинг. Близкородственное скрещивание. В правящей семье, а часто и в других семьях египтян, было принято жениться брату на сестре.
>>16492287
Имена на других языках правильно не называются в любом случае, потому что нет правильных звуков, чтобы их передать, и нужных букв, чтобы их записать. Умничать надо качественно - например, научившись древнеегипетским иероглифам, а не сортами рашкинской транслитерации.
>Имена правильно называйте
Имена на других языках правильно не называются в любом случае, потому что нет правильных звуков, чтобы их передать, и нужных букв, чтобы их записать. Умничать надо качественно - например, научившись древнеегипетским иероглифам, а не сортами рашкинской транслитерации.
Ответы>>16492407
>>16492335
Вообще-то приведенная мной огласовка новоегипетского языка немецкая и основана на коптском языке, который есть последняя стадия египетского, мой малограмотный друх. Имена же в период Нового царства восстановлены достоверно, так как их восстанавливают по параллельным источникам часто. Письменным на других языках.
ВНЕЗАПНО, но я немного, совсем немного могу читать иероглифы, лол. По крайней мере имена, формулы основные и титулатуру.
Вообще-то приведенная мной огласовка новоегипетского языка немецкая и основана на коптском языке, который есть последняя стадия египетского, мой малограмотный друх. Имена же в период Нового царства восстановлены достоверно, так как их восстанавливают по параллельным источникам часто. Письменным на других языках.
ВНЕЗАПНО, но я немного, совсем немного могу читать иероглифы, лол. По крайней мере имена, формулы основные и титулатуру.
Ответы>>16492675
>>16464666 (OP)
Мнение хохлодаунов никого не интересует
Мнение хохлодаунов никого не интересует
>>16492407
У тебя так или иначе русская транслитерация, незачем распушать павлиний хвост на анонимном форуме, тщеславие не делает тебя лучше. Умничать надо в специализированных местах, где есть кому тебя компетентно поправить.
У тебя так или иначе русская транслитерация, незачем распушать павлиний хвост на анонимном форуме, тщеславие не делает тебя лучше. Умничать надо в специализированных местах, где есть кому тебя компетентно поправить.
Ответы>>16492975
>>16492675
Ты же в вопросе не разбираешься. У меня огласовка (огласовка, а не транслитерация, блядь) взята у Перепелкина, который в свою очередь взял её из работ немецких ученых и добил своей работой. Так как владел в совершенстве всеми стадиями египетского языка и коптским. Все эти варианты огласовок базируются в своей основе на коптском языке, что просто логично, так как коптский это и есть египетский язык в последней стадии. Правда изрядно засранный греческим в лексике. Но основная лексическая база там именно древнеегипетская.
Транслитерация египетских имен, мой малограмотный друг, вообще не использует гласных, так как египтяне их на письме не отражали, если ты не в курсе. Поэтому имя Рамсесс (Риа-масе-са) в транслитерации выглядит вот так: Rˁ-msj-sw. Ты путаешь огласовку и транслитерацию, неуч.
>У тебя так или иначе русская транслитерация
Ты же в вопросе не разбираешься. У меня огласовка (огласовка, а не транслитерация, блядь) взята у Перепелкина, который в свою очередь взял её из работ немецких ученых и добил своей работой. Так как владел в совершенстве всеми стадиями египетского языка и коптским. Все эти варианты огласовок базируются в своей основе на коптском языке, что просто логично, так как коптский это и есть египетский язык в последней стадии. Правда изрядно засранный греческим в лексике. Но основная лексическая база там именно древнеегипетская.
Транслитерация египетских имен, мой малограмотный друг, вообще не использует гласных, так как египтяне их на письме не отражали, если ты не в курсе. Поэтому имя Рамсесс (Риа-масе-са) в транслитерации выглядит вот так: Rˁ-msj-sw. Ты путаешь огласовку и транслитерацию, неуч.
Ответы>>16493070
>>16492975
Снова павлиний хвост, снова тщеславие. Налицо компенсаторный механизм - пытаешься через хвастовство на анонимной борде доказать себе, что ты чего-то стоишь. К психотерапевту, дальше будет хуже.
Снова павлиний хвост, снова тщеславие. Налицо компенсаторный механизм - пытаешься через хвастовство на анонимной борде доказать себе, что ты чего-то стоишь. К психотерапевту, дальше будет хуже.
Этот гранитный сарайчик ты называешь зиккуратом? Давайте вскроем тему его угла еще, ага. Что он на останкинскую башню показывает, а у нее деревья высажены в виде букв.
Кому надо, те знают. Быдлу положено тему не вскрывать, небыдлу - играть в скептиков.
Ответы>>16493995
>>16466099
Хохлам лишь бы начать и каким иным образом показать свою дикость. Вот вас и не берут в гейропу.
Хохлам лишь бы начать и каким иным образом показать свою дикость. Вот вас и не берут в гейропу.
Как взорвать этот зиккурат? Сколько нужно взрывчатки? Возможно ли заложить?
>>16491705
Герои нужны, а их прах нет. Ты совсем глупенький, бульбаш?
Герои нужны, а их прах нет. Ты совсем глупенький, бульбаш?
Тред утонул или удален.
Это копия, сохраненная 4 июня 2016 года.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.
Это копия, сохраненная 4 июня 2016 года.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.