Свобода воли это в своем роде суперспособность. Способность к рефлексии, к изменению своей точки зрения, к анализу собственных действий это первые ступени развития этой суперспособности. Умение по щелчку пальцев переселить свои лень, гнев, обжорство, алчность, похоть и гордость это уже следующий этап. Это умение требует очень прокаченную силу воли. Мне кажется обучение этому и есть одно из истинных намерений христианства. Все эти "смертные грехи" влияют на способность человека проявлять свободу воли. В религии этим негативным чувствм как и всем аспектам природы присвоили эти свойства конкретным сущностям. Это не ты опускаешь руки или похоть затуманивает сознание, это демоны подстрекают тебя соврешить эти грехи. И вот эти демоны и ангелы не имеют свободы воли, потому что они являют собой побуждения людей к плохому или хорошоему.
С другой стороны стремление совершать благие намерения это ведь тоже вмешательство в свободу воли человека. Сострадание, радость, доброта, скромность это ведь тоже влияет на то, как человек себя поведет. Кто-то бы сказал что это ивзращние учении о свободе воли, а вот его приверженцы бы говорили "отнядь, сопротивление моральным побуждениям это следующий этап в проявлении свободы воли". Если бы я написал какой-нибудь серьезный рассказ, то главный злодей в нем перешел бы эту грань.
Уметь сопротивлятся установкам, которые были заданы в детстве это тоже проявление свободы воли. Нежеление менять точку зрения это тоже выбор и прявление свободы воли.
В качетсве полета мысли думаю демоны и ангелы были придуманы точно так же как были придуманы древние боги. То есть зачем ты дикарь молишься солнцу? Солнце это просто колесница бога Ра, который колесит по небу. Потом начали говорить что Бог он всюду на самом деле, но при этом он все это создал. Ну типа дервний мужик создал все вокруг и теперь невидимый находится везде и всюду. А вот демоны это тоже такие невидимые мужики, которые делают плохо, но почему-то не являются частью Бога. Я же считаю что на самом деле все является частью вселенной и Бог вокруг вполне буквально.

Люди, десятками тысяч верст отделенные друг от друга, сотни тысяч таких людей… как дикие звери, на суше и на море ищут друг друга, чтобы убить, замучить, искалечить самым жестоким образом.

Но как могут так называемые просвещенные люди проповедовать войну, содействовать ей, участвовать в ней, и, что ужаснее всего, не подвергаясь опасностям войны, возбуждать к ней, посылать на нее своих несчастных, обманутых братьев? Ведь не могут же эти так называемые просвещённые люди, не говоря уже о христианском законе, если они признают себя его исповедниками, не знать всего того, что писалось, пишется, говорилось и говорится о жестокости, ненужности, бессмысленности войны. Ведь потому они и считаются просвещенными людьми, что они знают всё это. Большинство из них сами писали или говорили об этом.

Все знают неубедительность доводов, приводимых в пользу войн… так как все они основаны на том софизме, что во всяком бедствии человеческом можно найти полезную сторону, или на совершенно произвольном утверждении, что войны всегда были и потому всегда будут, как будто дурные поступки людей могут оправдываться теми выводами и пользой, которые они приносят, или тем, что они в продолжение долгого времени совершались.

Все так называемые просвещённые люди знают всё это. И вдруг начинается война, и всё это мгновенно забывается, и те самые люди, которые вчера ещё доказывали жестокость, ненужность, безумие войн, нынче думают, говорят, пишут только о том, как бы побить как можно больше людей, разорить и уничтожить как можно больше произведений труда людей, и как бы как можно сильнее разжечь страсти человеконенавистничества в тех мирных, безобидных, трудолюбивых людях, которые своими трудами кормят, одевают, содержат тех самых мнимо-просвещенных людей, заставляющих их совершать эти страшные, противные их совести, благу и вере дела.

Толпы так называемых просвещённых людей, ничем и никем к этому не побуждаемых, как профессора, земские деятели, студенты, дворяне, купцы, выражают самые враждебные, презрительные чувства к японцам, англичанам, американцам, к которым они вчера еще были доброжелательны или равнодушны, и без всякой надобности выражают самые подлые, рабские чувства перед царем, к которому они, по меньшей мере, совершенно равнодушны, уверяя его в своей беспредельной любви и готовности жертвовать для него своими жизнями.

И одуренные молитвами, проповедями, воззваниями, процессиями, картинами, газетами, пушечное мясо, сотни тысяч людей однообразно одетые, с разнообразными орудиями убийства, оставляя родителей, жён, детей, с тоской на сердце, но с напущенным молодечеством, едут туда, где они, рискуя смертью, будут совершать самое ужасное дело: убийство людей, которых они не знают и которые им ничего дурного не сделали. И за ними едут врачи, сестры милосердия, почему-то полагающие, что дома они не могут служить простым, мирным, страдающим людям, а могут служить только тем людям, которые заняты убийством друг друга. Остающиеся же дома радуются известиям об убийстве людей и, когда узнают, что убитых японцев много, благодарят за это кого-то, кого они называют Богом.

И всё это не только признается проявлением высоких чувств, но люди, воздерживающиеся от таких проявлений, если они пытаются образумить людей, считаются изменниками, предателями и находятся в опасности быть обруганными и избитыми озверевшей толпой людей, не имеющих в защиту своего безумия и жестокости никакого иного орудия, кроме грубого насилия.

Гипноз, которым одуряли и теперь стараются одурять людей, скоро проходит, и действие его всё слабеет и слабеет; сомнение же о том, «угодно ли Богу или нет, что нас начальство заставляет убивать», становится всё сильнее и сильнее, ничем не может быть уничтожаемо и всё более и более распространяется.

Сомнение о том, угодно ли Богу или нет, что нас начальство заставляет убивать, это искра того огня, который Христос низвел на землю и который начинает возгораться.

И знать и чувствовать это — великая радость.

Лев Николаевич Толстой