Я сижу и не знаю, с чего начать.
Вопросов много, но на столе передо мной лежит план интервью. Все расписано по минутам – моему собеседнику не стоит перетруждаться.
Все-таки – возраст немаленький.
Особенно – для пони.
-Память моя уже не та стала – вдруг жалуется он, мельком чиркая взглядом исподлобья.
Глаза, серо-зеленые, близоруко ерзают в аквариумах очков, силясь меня разглядеть. Подаюсь вперед, мне скрывать нечего. Не так уж часто старик имеет удовольствие побеседовать с живыми пони.
Да еще – заинтересованными столь давней, хоть и до сих пор будоражащей умы, темой.
Откашливаюсь, подбираю слова, собираю в кучку мысли. Они – мыши, разбегаются, стоит лишь пошевелиться моему рассудку.
-Расскажите про войну. – вдруг выпаливаю я. Вот уж чего не собирался записывать! Тема ведь – что поле испаханное, вдоль и поперек!
-Войну. А тебе какую? Я на обеих успел… - он притих, глаза уже смотрят сквозь меня, не видя. Смотрят далеко – думаю про себя, неужели ему не тяжело носить всю эту память? Сколько поколений минуло? Шесть? Семь?
Я прошу начать с самого начала. Пусть уж сразу – головой в омут. Прошлое затягивает меня – затягивает голос этого древнего единорога., его усталые, ничего не выражающие глаза, разбирающие меня на атомы. Он ведь здесь хозяин – у меня есть только сейчас, ну – может, еще двадцать пять лет, что я топчу эту планету. И то – частями.
У него в запасе несколько жизней уже. И все, как говорят врачи, он помнит словно они случились только что.
Рассказчик периодически останавливается, замолкает. Иногда он даже забывает закрыть рот. Бывает, что я замечаю в глазах его страх. Что он видит? Я не знаю. История продолжается, как ни в чем не бывало, с того место, где его прервал очередной приступ. Это нормально, его жизнь вне опасности, разве что утомляемость повышена, но в таком возрасте это нормально.
Хотя – в каком? Никто ведь даже не знает, сколько ему лет. Больше двухсот – это точно. Столько не жили и в самые лучшие времена, что уж говорить о нынешних. В свои двадцать пять я не молод. Миновал зрелость. Иные не доживают и до таких лет.
Живу неподалеку – ближе ходить, в пять утра я уже у него, в восемь прощаемся. Записи растут, множатся, кажется, им конца нет, он иной раз вспоминает что-то из рассказов двух-трехмесячной давности, дополняет, пытается объяснить. Он вообще очень стремится как можно подробнее объяснить, сделать так, чтобы его поняли – не я, другие. Все – может, быть. Я не очень понимаю, почему он согласился в этот раз дать интервью. Раньше – ни в какую, доходило иной раз и до скандала.
Дни отсчитывают месяцы и года – материал обширен, необъятен, а это ведь только начало. Но меня интересует одна специфическая тема…
-Расскажите о Сильвер.
Он просветлел:
- Моя жена!
- Нет, нет, ваша дочь. Сильвер Спун, да?
- Но у меня не было…
Все-таки, не идеальна его память!
- Но как же, достоверно известно, что она отбыла с вами в рейс на “Селестии”. Я поднял старые книги учета пассажиров в архиве - там ясно записано три пассажира - двое, вы и ваша супруга и третий - ваша дочь. Сильвер Пин.
- Знаете, я… я не помню. То есть – жена, да. Была. Дочь.
Он умолкает, задумавшись. Глядит перед собой застывшими глазами.
- Я не помню. Я ничего уже не помню. Ничего этого не было. Оставьте меня, оставьте!
- Простите, если я вас расстроил…
- Нет, не расстроили. Что вы, просто – не сегодня. Довольно на сегодня. Приходите через день. Я все вам расскажу. Обещаю. – он наклонил голову, хитро на меня взглянув. Усмехнулся – Вы ведь даже не подозреваете. Не подозреваете, насколько все просто. И глупо. Я вас разочарую. Знаете – вдруг лицо его осветила внезапная новая мысль – знаете, вы ведь можете написать, я все подтвержу. Написать – как хочет он.
- Он?
- Читатель! Читатель! Ведь вы для него стараетесь. Ходите. Терпите. Мне, собственно, все одно. Правда-неправда. Выдумке поверят. Правда скучна. Вам, право, будет лучше. Всем будет лучше. Или – хотите – я все сам придумаю? О! Я могу рассказать вам такую историю. Такую историю!
- Мне не нужны сказки! Я пришел за правдой. Для читателей? Может, и для них. Но мне. Мне! Она важнее мне! Это – личное, если угодно.
Я хотел ругаться, кричать, топать копытами. Что же? Что же это?! Все напрасно? Выживший из ума старик теперь будет травить байки, небылицы?
Он улыбался, почти смеялся, глядя на меня. Вся ситуация его очень забавила.
- Вы – произнес старик, наконец посерьезнев – очень близко к сердцу принимаете все. Хорошо-хорошо! – примирительно поднял копыта, видя, что я готов уже снова протестовать – Я расскажу вам все. Послезавтра. Приходите послезавтра. Правда – неправда. Это вам решать. Вы выслушаете меня, а потом делайте, что захотите с вашими записями.
На том и простились. Целый день я томился ожиданием, не спал. Считал часы, минуты и – дождался. Внизу живота ощущалась легкость, как перед дальней поездкой. Голова гудела от усталости, но мозг работал ясно и четко. Я был готов.
Раскрыта тетрадка, наготове ручка и диктофон уже перещелкнут на запись.
-Что ж. – произносит, наконец, мой собеседник – начнем.

Свет. Меня разбудил яркий, пребольно режущий глаза, свет…