Удар, удар, еще удар, опять удар - и вот
Хасами Моддиш (Петербург) проводит крит-удар.
Вот он прижал меня в углу, вот я едва ушел,
Вот - перлом подлетел, я на полу, и мне нехорошо.

И думал Моддиш, протект мне кроша:
"И жить хорошо, и жизнь хороша!"

При зелье "семь" я все лежу, рыдают землячки.
Встаю, ныряю, ухожу, и мне идут шлемЫ.
Неправда, будто бы к концу я силы берегу, -
Бить человека в пвп я с детства не могу.

Но думал Моддиш, мне шлем круша :
"И жить хорошо, и жизнь хороша!"

Со спауна свист, со спауна вой: - Ату его, он трус!..
Хасами лезет в ближний бой, а я к пещерам жмусь.
Но он пролез - он аутист, настырные они.
И я сказал ему : - Чудак! Устал ведь, отдохни!

Но он не услышал, он думал, дыша,
Что жить хорошо и жизнь хороша.

А он все бьет - здоровый черт! Я вижу - быть беде.
Ведь пвп - не драка, это спорт петухов и т. д.
Вот он ударил раз, два, три - и сам лишился сил.
Мне руку поднял оп, которой я не бил.

Лежал он и думал: что жизнь хороша...
Кому - хороша, а кому - ни шиша.

то было в городе Нулькрафт, селе Багровка. Жило-было одно братство и был у них один человек, по прозванью Консоль свет Анноингович. Ещё в детстве все подметили что растет он быстро. Прошел год, прошел второй. Тут и увидели багры большое горе: Консоли нужно начинать ходить, а он сидит как столб в вагонетке. Ноги у него как плети; руками действует, а ногами никак не шевелит. Прошел третий год, а Консоли ничуть не легче. Ноги как плети, нисколь не шевелятся.

Еще пуще багры стали плакать: есть Консоль, да никуда не годящий,— приходится кормить его. И жил Анноинг долгое время все таким же столбом, никак не мог ногой шевельнуть. Прожил он тридцать лет в таком виде. И вот в одно прекрасное время надо было баграм выкорчевать чужие дома на базах, чтобы наливаться влиянием. Ушли багры на базы и оставили Конколь одного в вагонетке. Он был уже привычный — сидеть гриндаки караулить.
День оказался очень жаркий. Катается Консоль, потом обливается. И вдруг слышит — кто-то подошел и зовёт его, а были то два странника, очень старые и с красными лицами.

Посмотрел Консоль на них и говорит:
— Чего вам, страннички, надобно? А они говорят:
— Дай-ка нам откушать хлебушка. Мы знаем, у вас есть в подвале хлеб. Да принеси нам ещё ведро железное.
Консоль им в ответ:
— И рад бы я принести вам еды, да не могу никак идти: у меня ноги не ходят, к вагонетке прирос.
— Попробуй, Анноинг, сперва, тогда и говори,— отвечают старцы.
— Что вы, дорогие старцы, тридцать лет я сижу в вагонетке и знаю — ноги у меня не ходят.

А они говорят:
— Брось ты, Консоль проклятый, нас обманывать! Сперва попробуй, а после и говори.
Пошевелил Консоль одной ногой — шевелится. Другой пошевелил — шевелится. Нажал шифт, соскочил с вагонетке, схватил хлеба и ведро железное, будто всё время бегал.
— Нате, кушайте на доброе здоровье, страннички. Уж очень я рад,— научили вы меня ходить.
А те говорят:
— А ну-ка, Консоль, выкушай сперва сам.
Анноинг не прекословил, схватывает ведро и выпивает на месте единым духом.
— А ну-ка теперь, добрый молодец, Консоль, скажи, сколь чувствуешь в себе силушки?
— Чувствую я в себе силушки очень много,— отвечает Анноинг.— Силы хватит.

Посоветовались старцы и говорят:
— Нет, еще, должно быть, силушки очень мало. Иди-ка, Консолька, да принеси ещё зелье.
Бросился Консоль в подвал, принес из зельеварки зелье и начал подавать старцам.
— А ну, выкушай, добрый молодец, сам.
Анноинг не стал прекословить, берет зелье и выпивает единым духом.
— А ну-ка, удалой тролль Консоль, скажи, много ли чувствуешь в себе силушки?
А он отвечает странникам:
— Эх, много чувствую силушки!
— А как определишь силушку?
— Вот, был бы столб на небе, а на том столбе был бы блинчик,— взялся бы я за этот блинчик, перевернул бы всю Русску землю с притоном вместе.

Посоветовались странники и говорят:
— Эх, нет, много мы ему дали силушки. Не мешало бы поубавить. Анноинг! Сходи в подвал, принеси другое зелье.
Консоль не стал прекословить, тут же побежал в погреб. Когда принес зелье, старцы и говорят:
— А ну, тролль, выкушай сперва сам. Анноинг не прекословит и выпивает сам. Когда выпил, странники обратно начинают спрашивать:
— Ну-ка, удалой тролль, скажи, много ли чувствуешь в себе силушки?
Тогда Консоль отвечает так:
— Чувствую — силушки моей убавилось на половинушку.
Посоветовались тогда странники и говорят:
— Хватит, Консоль, тебе силушки.

И не стали больше посылать его за хлебом и зельями, а стали говорить ему так:

— Слушай, добрый молодец, Консоль! Дали мы тебе ноги, дали силу богатырскую,— ничто не мешает тебе поездить по Нулькрафта земле. Но помни: не обижай спауножителей, а бей вора-разбойника, не борись с родом Мишаниковским: его мать сыра-земля любит. Да еще не борися с ОПчиком-богатырем: его мать сыра-земля через силу носит. А теперь, Консоль, тебе нужен богатырский конь. Но богатырского коня тебе придется выхаживать самому, потому — кони тебя не вынесут.
— А где мне взять такого коня, чтоб меня вынес? — говорит Консоль.
— А вот мы тебя сейчас научим. Мимо вашего дому в один прекрасный день поведет крестьянин жеребенка шелудивого, плохонького, поведет на оброти пришибать его. Но ты не отпусти его из виду, выпроси у мужичка этого жеребеночка, поставь его в вагонетку и катай по кругу 3 года. После он станет тебе добрым конём.

Консоль слушал все это внимательно, не хотел потерять ни одного слова.

— Ну вот,— говорят странники,— что мы знали, все сказали. Смотри же, беззащитных не обижай, вора-разбойника не пропускай. Да смотри, тебе на роду написано — убитому не быть. Помрешь ты своей собственной смертью.

Анноинг поблагодарил их, звал чего-нибудь покушать, но они от всего отказались и ушли. Стал он жить-поживать, но потом забыл заветы старцев, сам стал разбойником, налился протектами и яблоками, метал перлы по спауну и обижал добрый люд. И умер он не своей смертью, стал фашистом и на войне его вагонетка алмазная переехала. Обманули его старцы.