Война 1812 года. Ополчение

14 июля правительством были утверждены штаты полков Московского ополчения: пеший полк состоял из 62 офицеров, 175 урядников, 26 писарей и 2400 рядовых, конный полк — из 35 офицеров, 120 урядников, 14 писарей и 1200 воинов. Этот штатный состав пешего и конного полков послужил образцом и для других губерний России в качестве директивы дворянству.

Каким оружием были снабжены ратники Московского ополчения на местах, видно из таких данных: по Можайскому уезду было представлено 5 ружей, 4 пистолета, 34 сабли, 1601 пика, И никуда не годных пушек; по Коломенскому уезду — 9 ружей, 29 сабель, 11 тесаков, 485 пик; и так по всем уездам. Для покупки огнестрельного оружия Комитет Московского ополчения ассигновал 200 тыс. руб. На эти деньги было закуплено на Макарьевской ярмарке 1187 ружей разного калибра и 8593 сабли.

Ратники восьми уездов, сосредоточенные в Дорогобуже, в период с 10 по 15 августа, т. е. перед выступлением к Бородину, получили свыше 1300 ружей. Как это оружие и боеприпасы распределялись по уездам, неизвестно. Всего из 13 590 ратников Смоленского ополчения было вооружено огнестрельным оружием около 5 тыс. человек. Военную подготовку ратники Смоленского ополчения не проходили. Приказ обучить воинов хотя бы стрельбе не был выполнен.

На Тверское ополчение артиллерийским департаментом было отпущено всего 5 830 ружей и на батальон Екатерины Павловны — 1 тыс. ружей. Следовательно, из 13 983 ратников было вооружено огнестрельным оружием 7125 человек.

Огнестрельного оружия не хватало и в Калужском ополчении. В Калуге хранилось только холодное оружие, оставшееся от милиции 1806 г. Калужский губернатор по получении манифеста об ополчении немедленно разместил заказы на производство оружия на заводах Калуги, Жиздры и Тарусы. На 24 августа было изготовлено только 600 сабель и ножей. Чтобы ускорить изготовление оружия для ополчения, вместо сабель указанным заводам было поручено делать топоры. Уездных предводителей обязали лично контролировать выполнение заказов.

Каждый уезд обязан был изготовить по 1 тыс. топоров и представить их в Калугу. На Тульском заводе был сделан заказ на производство ружей и сабель. Из Тулы были приглашены в Калугу «умеющие поспешно делать оружие» кузнецы, которые изготовили свыше 300 ружей.

От помещиков поступило в виде пожертвований 125 ружей, 73 пистолета, 162 сабли, 70 пик и 8 пудов свинцовых пуль. Из Петербургского арсенала по указанию Кутузова было отпущено 1095 ружей. Таким образом, из 14 980 ратников ружья имели 1593 человека. Калужское ополчение к началу боевых действий было плохо вооружено.

Вооружение воинов Рязанского ополчения состояло главным образом из пик, оставшихся от милиции 1806 г. Пожертвовано огнестрельного оружия было мало. Но и пик для вооружения всех ратников не хватало. Часть пожертвованных денег была израсходована на производство холодного оружия. Заказы на сабли и пики размещались па местных заводах Баташева, Полторацкого, Мосоловой, но выполнялись они слишком медленно: к 9 сентября было сделано всего 350 пик. Ружей на все ополчение было всего несколько сотен, которыми можно было вооружить не более как 1/8 часть личного состава...

Имелось ружей: в I округе — 46 050, во II — 16 811, в III — 21 297 (Итого 84 158).

Три округа призыва ополченцев в Российской Империи перед 1812 годом см.

Таким образом, если в 1812 году всего ополченцев было около 600 тысяч человек, то ружей у них было всего около 86 тысяч, то есть одно ружьё приходилось на семь воинов. Почти как в 1941 году под Москвой, когда среди ополченцев была одна винтовка на троих!

Живые тараны

Почему польская гусария добилась столь впечатляющих успехов? Помимо прочего, потому что у нее были лошади, которые таранили повозки, заборы, пики и другие препятствия, сбивая их или ломая. Таким образом они пробивали путь к неприятелю. Сегодняшние историки с трудом верят в такое использование лошадей, а всадники заламывают руки, когда слышат об этом. И все же у нас достаточно доказательств того, что лошади польских рыцарей служили живыми таранами!

На рубеже второго и третьего десятилетий XVI века Никколо Макиавелли в трактате «Dell'arte della guerra» высказал мнение, что в армии более важную роль играет пехота, а не кавалерия. Одной из причин было её вооружение, а именно длинные пики, которые должны были защищать солдат от кавалерии. Макиавелли утверждал, что лошади не способны атаковать пики в лоб. С таким же успехом вы могли бы попытаться заставить их удариться о каменную стену. И хотя некоторые сражения противоречили этому мнению, точка зрения итальянца была принята в Западной Европе. По сей день западноевропейские историки повторяют это как мантру, «доказывая» превосходство пехоты над кавалерией.

Между тем...

В Клушинском сражении, состоявшемся 4 июля 1610 года, перед гусарией стояла невероятно трудная задача. В польской армии, принявшей участие в сражении, числилось по штату 4030 кавалеристов (3080 гусар) и 200 пехотинцев. Реальная численность была ниже штатного: 2500 человек кавалерии и 200 человек пехоты, всего 2700 солдат. Поскольку в Клушино не пошли вспомогательные люди, во время боя сражалось 2700 польских солдат с около 18 330 солдатами неприятеля. Соотношение сил было 7:1 не в пользу польских войск.

В этом сражении напротив польской гусарии за забором выстроилась пехота, вооруженная мушкетами и пиками. В заборе были слишком узкие бреши, чтобы гусары могли атаковать его всем фронтом.

В источниках много внимания уделяется боям между гусарами и этой пехотой. Благодаря этому мы располагаем рядом свидетельств, подтверждающих тот факт, что гусарские лошади ударялись грудью о заборы и ломали их. Например, в «Дневнике пути короля Его Величества Сигизмунда III…» говорилось:

«наши так смело атаковали, что пришлось сносить собой заборы»

Другие источники утверждали:

«Снесши грудями почти все заграждения [т.е. заборы], которые противник использовал вначале, храбро на войско их ударили», «нашим приходилось спотыкаться о заборчики и ломать заборы лошадьми одновременно», «через дюжину заборов пробиваться».

Риск этого маневра был связан с возможностью травмирования лошади элементами ограждения. В «Реестре побития товарищества в деле под Клушином» был приведен такой случай:

«У Пана Подольского конь поранился об забор»

Но риск причинения ущерба коню об забор был связан с еще худшим - возможностью убить скакуна или всадника стоящими за забором копейщиками. В анонимном отчете о битве при Клушине говорится:

«наши на конях начали доблестно атаковать и сносить заборы, которые враг подло построил для защиты, и на списы грудями натыкаясь, понесли урон»

В другом реляции говорилось:

«на списы конскими грудями натыкались»

Кроме того, это происходило под огнем мушкетеров. Стрельба велась с минимальной дистанции так, что:

«едва не в бок пехота мушкеты нашим гусарам приставляла»

Из российского источника («Летописная книга») известно, что в этих боях некоторые копейщики потеряли оружие, поскольку поляки:

«пики железные им ломали, а в них у немцев вся надежда на спасение»

Так, в Клушинском сражении гусарские кони таранили заборы, ломали их грудью, натыкались на пики и ломали и их. Были потери и лошадей. Но эту цену гусары приняли. В конце концов, важна была победа, и ради ее достижения они рисковали не только жизнями своих лошадей, но и собственной жизнью.

Сражений, в которых кони поляков атаковали препятствия, довольно много, однако ни одно из них не задокументировано так хорошо, как описанные выше бои под Клушином. Эти бои показывают, что лошади натыкаются и на гораздо более прочные препятствия, чем заборы или пики. Хотя в это трудно поверить, лошадиной грудью также таранили телеги!

Шимон Окольский, военный проповедник и свидетель битвы при Кумейках, происходившей 16 декабря 1637 года, писал:

«Затем следует вторая хоругвь е.м.п. пана гетмана польного Миколая Потоцкого, которую вёл е.м.п. Сковеский, эта хоругвь гусарская стала бить грудями конскими о повозки»

«Не мешкал также и неприятель, пробившихся к табору героев, грудями своими и конскими и даже не весть какими таранами разбивавшими табор, серьезно и густо разили»

Не иначе было и в боях несколько десятилетий спустя. Под Охматовом, 2 февраля 1655 г., где польское войско встретилось с русско-казачьим войском:

«Прибыли гетманы и оба подставились под удары и выстрелы, приказав войску атаковать, напирали грудями конскими на повозки с большой опасностью, разорвать таборов не могли, только в конце таборов на 2000 повозок и 7 пушек оторвали, а остальные неприятели отошли к Охматову»

Через пять лет произошло очередное противостояние польской конницы и русско-казачьего табора. Польский кавалерийский полковник Самуил Лещиньский, участник битвы под Чудновым 14 октября 1660 года, отмечал:

«Табор прорванный

Конская грудь и рука польская, как тараны

Разбили»

В этой акции лидировала гусарская хоругвь гетмана великого коронного Станислава Реверы Потоцкого, которую вел в бой его сын, красноставский и сокальский староста Фелициан Потоцкий.

Некоторые из полевых заграждений были специально созданы для остановки кавалерии. Это были испанские козлы, известные у нас также как рогатки. Таранить рогатки грудью лошади было бессмысленно. На самом деле не было другого способа победить их, кроме как перепрыгнуть через них. Шимон Косаковский, во время Барской конфедерации (вероятно, в конце 1770 или в начале 1771 года):

«Имел коня турецкого жемчужного, на котором на ставки рогатки [испанские козлы] перед Ченстоховскими воротами, выше хлопа, перескакивал»

Стоит отметить, что Косаковский перепрыгивал через рогатки гораздо выше и массивнее тех, что возили на поле боя. Последние были легче и ниже, чтобы их можно было переносить.

>>61030

>Ну, пусть поляки скажут спасибо Петру Первому, который запретил Польше иметь крупную армию. Потому что что русские братушки защитят, если что, а самим полякам не надо.

Какие нахуй братушки? Петр 1 просто любил и уважал поляков, что естественно для любого здравомыслящего человека, в отличие от своих русских подданных, которых любить и уважать не за что. Русский крепостной/рекрут уплатит за всё. Поэтому русский раб-рекрут Ванька должен был в случае чего отдавать свои деньги на армию или подыхать на войне за Польшу и поляков, вместо них самих, потому что польские жизни важны, а русские нет. Пусть поляки лучше живут мирно, богатеют, кайфуют по жизни, не платят налоги на армию, не служат там и будут лишены рекрутчины и прочих ужасов жизни. Можно даже и православных хохлов подавить немного ради поляков. Я бы сделал то же самое на месте Петра 1.

Свидание в Раве-Русской не обошлось без недоразумений. Короля Августа сопровождал гетман Яблоновский. Сын гетмана Ян Станислав Яблоновский являлся переводчиком при встрече монархов и оставил ее описание. Ян Станислав рассказывал, что Петр I, одетый во время маневров саксонской армии в забрызганное грязью неприметное серое платье, едва не был зарублен свитой польного гетмана Феликса Потоцкого, когда столкнулся с ней в поле. Царь бежал от них, пока кто-то не узнал его и не крикнул: «Остановитесь -- это царь!» Когда, запыхавшись, Петр прибежал к Августу, возле которого стояли отец и сын Яблоновские, он сказал гетману: «Твои ляхи хотили меня порубить!» «Отец мой хотел немедленно произвести следствие и наказать виновных, - писал далее Яблоновский-сын, - но царь остановил его, утверждая, что он первый кого-то ударил, вероятно, он не желал придавать дела огласке. Моего отца царь полюбил чрезмерно и повторял ему несколько раз: "Если бы ты был моим подданным, то я бы уважал тебя и выслушивал, как отца"».

В 1702 году на Правобережной Украине вспыхнуло восстание Палия против польских властей, продлившееся два года. В условиях Северной войны ради сохранения польской шляхты как союзницы в борьбе со Швецией, восстание было подавлено Иваном Мазепой и русским правительством и Правобережье по итогам войны осталось в составе Речи Посполитой.

Ух, бля. Что было бы, если польско-литовские гусары один на один повстречались на поле боя с немецкими имперскими кирасирами в 3/4 доспехах, которых было минимум в 2 раза больше? А хули тут думать, итог подобного столкновения уже заранее известен любому здравомыслящему человеку, кроме тупого русского патриота.

КРОПИМОЙЗА 28 ноября 1621 г.

Воспользовавшись участием войск Речи Посполитой в отражении вторжения Османской империи, король Швеции Густав Адольф атаковал с севера. Его целью была польско-литовская провинция Инфлянты вместе с ее главным торговым центром Ригой.

Ливония, лишенная своих войск, стала легкой добычей. 25 сентября 1621 года после нескольких недель осады Рига капитулировала. Вскоре после этого без боя сдалась столица Курляндии Митава. Теперь мишенью Густава Адольфа стали Кокенгаузен и Даугавпилс. На этот раз литовцы успешно сорвали шведские планы, разгромив шведов у озера Кропимойза, в нескольких километрах от Кокенгаузена.

Победоносное для литовцев сражение до сих пор в исследованиях остается без внимания. Это определялось как скудностью источников о нем, так и его небольшими масштабами. Однако недавно в свет появилась книга, содержащая ранее неопубликованные источники по истории этого столкновения. Благодаря рассказам участников этого сражения (Александра Корвина Гонсевского, литовского полководца, и Яна Куновского, товарища его гусарской хоругви), мы можем подробно проследить за ходом боя между элитой литовской конницы (гусарами) и элитой шведской кавалерии (кирасиры короля Густава Адольфа).

Общая диспропорция сил составила 1,5 к 1 в пользу шведов. Неполные данные о фактической численности частей (см. перечисление ниже) позволяют полагать, что реальная численность шведской армии могла составлять около 850 солдат. Общее командование им осуществлял Сэмюэл Кокберн (Коброн). В его войска входили следующие подразделения:

Компания кирасиров короля Густава Адольфа (это была королевская гвардия, называемая Ливфанан). За восемь дней до битвы, 20 октября 1621 г. (10 октября по юлианскому календарю), в ней было 109 воинов. Ими командовал Мэйдел; Эрик Тот был знаменосцем. Она состояла в основном из наемных немцев; однако там были и шведы;

Компания кирасиров королевского брата Карла Филиппа – под командованием Паулли. Как и компания кирасиров Густава Адольфа, это подразделение также имело смешанный немецко-шведский состав;

Компания финской конницы (командир Йёнс Курк) — в своем письме от 19/29 сентября 1621 г. Коброн утверждал, что эта часть потеряла в бою большую часть своего личного состава. Описывая ситуацию, произошедшую через два дня, он рассказал, что часть вернулась к нему всего с 14 солдатами;

Компания финской конницы (командир Отто Гротхузен он же Гротхаузен) — через три дня после боя имела 105 солдат, в том числе 49 готовых к бою, 51 без лошадей, 5 раненых и 5 убитых в бою;

Компания финской конницы (командующий Олоф Дуфва) — в письме от 19/29 сентября 1621 года Коброн утверждал, что эта часть потеряла в бою большую часть своих рядовых и солдат. Два дня спустя это подразделение вернулось к нему всего с шестью солдатами;

Компания конницы под общим командованием Бернта Таубе. Это было специфическое подразделение — оно состояло как из немецких наёмников (за шесть дней до битвы их было 69; под Кропимойзой ими командовал Йохан Йкскулл), так и из посполитого рушения эстонской и ливонской знати (Ландсотар). Этот Ландсотар часто делили на две части. По словам Гонсевского, в бою должно было быть 50 или 70 «ливонцев». Число эстонцев он не уточняет, хотя и утверждает, что в бою участвовало эстонская хоругвь. Документ, написанный в 1622 году, показывает, что всего в рядах Ландсотара в 1621 году исполняли свой долг 188 дворян, однако неизвестно, сколько из них служило именно в день битвы. Известно лишь, что в этот самый день Бернт Таубе находился в северной Ливонии, собирая силы Ландсотара;

Драгуны Вильяма де ла Бура (Барре) – 81 солдат;

Состав литовских войск был следующим:
Гусарская хоругвь референдария ВКЛ и полковника Александра Корвина Гонсевского - теоретически 200 (по Куновскому) или 170 (по Гонсевскому) коней. Мельхиор Будзевский был её поручиком, а Ежи Гожеховский - хорунжим. Через шестнадцать дней после битвы, 14 декабря 1621 года, в ней осталось всего 40 здоровых коней. Однако их в бою должно было быть больше — вероятно, около шестидесяти;

Гусарская хоругвь, выставленная Жмудским княжеством - теоретически 129 коней. Его номинальным ротмистром был Самуэль Кенсторт (Гишторт), но он в то время не находился при войске, поэтому фактическое командование осуществлял поручик Боровский (вероятно, Ян). На 14 декабря 1621 г. в ней было 25 здоровых коней;

Гусарская хоругвь, выставленная упицким поветом — теоретически сто лошадей под номинальным командованием Кшиштофа Бяллозора; Фактически командовал Вендзягольский. На 14 декабря 1621 г. в ней было 26 здоровых коней;

Рейтарская хоругвь под командованием Эдварда Сакена (Ewald Sacken) — теоретически 58 коней, но фактически на 14 декабря 1621 года в этом отряде было 28 здоровых коней. Внимание! Эта рота, по мнению Гонсевского, не должна была принимать участие в бою, хотя Куновский упоминает ее как часть походной колонны войск Гонсевского. Вероятно, у нее просто не было времени приступить к делу;

Рейтарская хоругвь Ежи Врангеля - на 18 декабря 1621 г. должна была состоять примерно из 50 коней;

Казацкая хоругвь Давида Константиновича Посудзеевского - в июне 1621 г. - насчитывала около ста коней. На 14 декабря 1621 г. у нее было всего 18 здоровых коней в поле при Гонсевском плюс 30 коней, отправленных обратно после сражения со знаменами и пленными;

Казацкая хоругвь Жмудского княжества под командованием Ивановского - теоретически 72 коня. 14 декабря 1621 года у нее было 30 здоровых коней;

Казацкая хоругвь Жмудского княжества под командованием Голиана - теоретически 44 коня. На 14 декабря 1621 г. в ней было 40 здоровых коней;

Компания немецкой пехоты Анджея Кита - на 14 декабря 1621 г. состояла из 28 здоровых и 15 больных солдат. Однако во время сражения их должно было быть еще шестнадцать, потому что именно столько из них дезертировало в период с 28 ноября по 14 декабря 1621 года;

Пехота Михаловского;

Выбранецкая пехота (брестские выбранцы) под командованием Кшиштофа Олдаковского - через шестнадцать дней после боя насчитывала 45 здоровых и 5 больных солдат;

Теоретическая численность литовских войск должна была составить 1000 или даже 1033 солдата. Фактически из-за различных потерь в бой вступило 500 или 600 из них.

>>61144
Перейдем к самому бою. В воскресенье 28 ноября 1621 года рано утром литовцы вышли из Кокенгаузена. Они направились в сторону шведского лагеря, расположенного на самом озере Кропимойза (расстояние по прямой до озера около четырнадцати километров), стремясь застать врасплох стоявшие там шведские войска. Они шли по дороге между лесами, очень вытянутой колонной. Во фронте находился Владислав Кшичевский, товарищ из хоругви Александра Корвина Гонсевского, который во время этого похода выполнял функцию стражника войскового. Он возглавил сорок товарищей из разных хоругвей, в том числе «несколько» гусар из гусарской хоругви Гонсевского, которых Куновский называл «гарцовщиками». За авангардом стояли: казаки Ивановского, казаки Константиновича, рейтары Врангеля, некие люди Хладовицкого, пехота Кита, пехота Михаловского, гусары Боровского, остальные гусары Гонсевского, гусары Вендзягольского, рейтары Сакена, казаки Яна, пехота Олдаковского.

Застать врага врасплох не удалось — несколько шведов, возвращавшихся в лагерь с сеном, наткнулись на литовскую пехоту. Поднялась тревога – барабанщик забил в барабаны. Литовцам ничего не оставалось, как атаковать врага. Александр Корвин Гонсевский написал Кшиштофу Радзивиллу через два дня после битвы:

«Тогда они [шведы] приказали седлать лошадей, подстерегли и нас на опушке леса, потому что я ждал, когда соберутся хоругви, чтобы сразу на них ударить. Стали возле трех деревень, одни в избах, другие в сараях. Наткнулись на два корнета, второй потом побежал за подкреплением, всего их было шестеро, а седьмой был драгунами [...]».

Шведы разделились на три группы. Впереди, на левом крыле, находилась эстонско-ливонская конница. Отдельно, но также и впереди, образуя правое крыло, стояли элитные компании Густава Адольфа и Карла Филиппа. Позади этих двух групп выстроились драгуны Вильгельма де ла Бура и финская кавалерия.

Атака Кшичевского и его передней стражи при поддержке рейтаров Врангеля должна была принести шведам значительные потери, однако в ходе нее был убит сам Кшичевский, а Врангель был ранен в левое плечо. Выстрел оказался смертельным. Не прошло и недели, как Врангель умер.

Высыпавшая на открытое пространство колонна литовских войск попыталась подготовиться к бою. Из леса вышли казаки, Гладовицкий, пехота Кита и Михаловского. Литовцам удалось зажечь огонь (поджечь кусты?), а жмудская гусария под командованием Боровского вышла на открытое место и заняла позиции на левом крыле. Гусары Гонсевского появлялись лошадь за лошадью. Затем шведы атаковали.

Компания Карла Филиппа атаковала жмудскую гусарскую хоругвь. Атака была лобовой, направленная боком к гусарам Гонсевского. Шведские всадники начали атаку рысью, вытаптывая в этом месте лишние кусты. Пройдя небольшое расстояние, «пустились галопом за ротмистром». Шведы, атакуя стремительным галопом, осыпали гусар огнестрельным огнем. Эффект залпа был таков, что «от густой стрельбы несколько с конями в грязи лежало», то есть несколько лошадей вместе с всадниками упало на землю. Теперь в бой вышли гусары Гонсевского.

Несмотря на то, что «половина челяди не прибыла из леса», т.е. несмотря на то, что не вся хоругвь успела собраться, атака гусар с копьями во фланг роты Карла-Филиппа оказалась эффективной. Был убит предводитель (Паулли), знаменосец (он нес знамя с вышитым золотом кораблём, над которым была надпись: «Ire iuvat grato spatiosa per[a]equora vento», что означает «При попутном ветре приятно плыть по обширным морям»; с другой стороны можно было увидеть вышитые золотом крылья, а под ними надпись: «Sub umbra alarum tuarum», т. е. «Под защитой твоих крыльев»), а неустановленное количество «сасов» лежало в грязи. Это, в свою очередь, спровоцировало кирасирскую компанию Густава Адольфа на атаку.

Их атака привела в замешательство гусар Гонсевского, поскольку часть почтовой челяди еще не вышла из леса. Гонсевский пытался встать во главе своей роты, но товарищество умоляло его не делать этого. Ему напомнили, что у него как у командующего всем войском была другая задача, чем вести в бой собственный отряд. Тогда хорунжий Ежи Гожеховский принял произвольное решение и повел роту в контратаку. Драматизм ситуации усугублялся тем, что у половины гусар Гонсевского уже не было копий, так как они были сломаны в столкновении с компанией Карла Филиппа. В этих обстоятельствах между обоими элитными подразделениями завязался бой. Отметим, что шведы теперь имели как минимум двукратное численное преимущество. Их было 109, а отряд Гонсевского насчитывал всего около 60 гусар, большая часть которых еще оставалась в лесу.

Особого внимания заслуживает то, как воевали обе стороны. Кирасирская компания Густава Адольфа атаковала сомкнутым строем («плотно стоя»), вероятно, колено к колену. Когда дошло до контакта, наконечники гусарских копий «едва [...] дыру сделать могли, пихнувши шведа вниз». Сломав копья, гусары потянулись за палашами и саблями. Воины обоих отрядов смешались между собой («они так смело схлестнулись с нами, что запутались между нашими»). Шведы применили огнестрельное оружие. Стремились целиться в лица и горла литовцев («в глаз, да больше в горло»), а также в их лошадей. После обмена ударами кирасиры отскочили от гусар, перестроили свои порядки и снова пошли в бой. Такая ситуация повторялась несколько раз («Они были так умело обучены, что хотя и были разгромлены и разорваны, но несколько раз быстро возвращались к делу и снова сталкивались с нашими»). В конечном итоге гусары «однако заставили бежать этих кирасир».

Потери компании Густава Адольфа неизвестны. Известно, однако, что гусарам Гонсевского удалось убить знаменосца (Эрика Тота). Сначала его сбросили на землю, сбили шлем и разрубили голову саблей пополам. Тот нес белое знамя, вышитое золотом.

О потерях гусар Гонсевского известно больше. В столкновении с кирасами Густава Адольфа хорунжий Ежи Гожеховский получил ранение в ногу. Под ним также погибла лошадь. За весь бой, кроме раненых («много раненых»), погибли: двое пахоликов (почтовых), Кшичевский (который, напомню, командовал передней стражей и не участвовал в бою против кирасир Густава Адольфа) и семнадцать лошадей (включая лошадь Гожеховского). Какая часть этих потерь пришлась на бои против компании Густава Адольфа? Это неизвестно. Предположим, однако, что между компанией Густава Адольфа и ротой гусарии Гонсевского произошло четыре столкновения и что в ходе них погибли все (оба) пахолики и все (семнадцать) лошадей, погибших за весь бой. При таких предположениях в одном столкновении погибло бы по половине каждого гусара и по 4,25 лошади (конечно, к этим расчетам следует относиться условно). Как видите, эффективность огнестрельного оружия элитного шведского кавалерийского подразделения была далека от идеала.

Пока продолжался описанный выше бой, драгуны Вильгельма де ла Бура бежали через замерзшее озеро в лес, бросив своих лошадей на произвол судьбы. Покидая поле боя, они оголили фланг финской кавалерии. Ее «обскочили» и «посекли» литовцы. Остатки шведов вместе с командующим всей армией бежали с поля боя. Пожар все еще бушевал. При его свете литовцы бросились грабить и преследовать бегущих. Преследование было прервано ночью. Было взято много пленных, но жизнь их была коротка:

«Пленных было много, но наши горели от ран, нанесенных ими, особенно пахолики, неизвестные мне, так что одних на месте, других по дороге обезглавили, из них только четырнадцать уцелело».

Всего было убито 280 шведских солдат. Все семь знамен также были захвачены, но самое важное знамя, компании кирасиров Густава Адольфа, было кем-то украдено в суматохе.