Битва под Брянском (январь 1664) - битва которой не было?

Как придумать великую победу, если её не было? Да проще простого! Под пером участника событий две сотни человек легко превращаются в "2 тысячи рейтар". Под пером придворного летописца они же превращаются… в 15-тысячную армию московитов, которая разгромлена и бежит, оставляя сотни убитых.
В начале января 1664 г. брянский воевода Яков Волынский сообщал о набегах противника на Брянский уезд.
Он писал в Москву, что «в генваре месяце в розных числах» польские и литовские воинские люди приходят в Подгородный стан, «прибегают изгоном человек по дватцать и по пятнадцать и по десять, людей секут и села и деревни жгут и разоряют». Возросшая активность неприятеля напрямую была связана с движением литовского войска под началом гетмана М. Паца мимо Брянска на Украину на соединение с коронным войском.
Волынский послал в разведку сотенного голову «брянчанина Ивана Микитина сына Поресова, а с ним грацких людей конных да салдацкого строю Иванова полку Франзбекова капитана Леонтья Лума с ротою солдат, чтоб про тех полских людей проведать подлинно». Однако, эта экспедиция закончилась неудачно. В дороге на них «напали безвестно полские и литовские люди и их разогнали». Вышедшие позднее из леса в Брянск солдаты сказали, что «Леонтий от роты побежал в лес, а убит он или пленен того (им) не ведомо». Из отписки следует, что «за языками» отправились конная сотня дворян и рота солдат, которые и были разбиты неприятелем.
Участник событий, Ян Почобут-Одляницкий датирует бой в окрестностях Брянска 17 января, что по старому стилю соответствует 7 января. Примерно в то же время происходил бой, о котором выше писал Яков Волынский. В описании польского шляхтича литовское войско было атаковано «двумя тысячами рейтар», которых литвины «полторы мили гнали», положив «больше двухсот трупов».
Скорее всего, именно этот бой в истории Веспасиана Коховского обрастает дополнительными красочными подробностями и превращается в «великую битву» и разгром князя Барятинского.
Барятинский, по словам Коховского, «собравши тогда пятнадцать тысяч войска конницы и пехоты, под Брянском, в княжестве Северском, на Паца гетмана ударил». Однако, в ходе тяжелого и упорного боя, вначале которого гетману даже пришлось отступить, Пац все же прогнал конницу неприятеля и вырубил всю его пехоту. Интересно, что бой с Барятинским у Коховского датирован 25 января по новому стилю (15 – по старому), тогда как в дневнике непосредственного участника этого похода – Яна Почобута-Одляницкого под этой датой никаких боевых действий не обнаруживается . Нет никаких сведений об этой «великой битве» и в записках других участников похода – Яна Антония Храповицкого и Михала Леона Обуховича, на что обратил внимание польский историк К. Бабятынский, признав это сражение вымышленным (!).
Вывод напрашивается однозначный. Как это часто бывало, под пером придворного историка незначительная стычка превращается в разгром многотысячной армии московитов.
В подкрепление данного положения заметим, что в сохранившейся «Записной книге раненых и убитых» полка кн. Ю.Н. Барятинского за 172 год также нет никакой информации о бое под Брянском.
Более того, судя по маршруту движения Барятинского из Смоленска в Болхов, он прошел гораздо севернее Брянска, он не был в Брянске и даже не пересекался в дороге с войском Паца.

Битва под Ярославом (17 августа 1245 г.)

Татаро-монгольское нашествие привело к разорению и Юго-Западной Руси, к политическому ослаблению княжеской власти. Светская и духовная землевладельческая знать поспешила вновь, как и в начале XIII в., захватить в свои руки политическую власть.
Создалось положение, при котором в большей части Юго-Западной Руси бояре князя Даниила Романовича «княземь собе называху, а сами всю землю держаху».
Воспользовавшись ссорой между боярскими правителями в Галицкой земле, князь сумел их «изоимати». Вступив в Галич, Даниил Романович отправил войско во главе со своим печатником Кириллом занять Бакоту и Понизье и «исписати грабительства нечестивых бояр и утишити землю». Кирилл занял Понизье и отбил наступление черниговского князя Ростислава, действовавшего в союзе с болоховским боярством. Кроме того князь Даниил предпринял поход и на болоховских бояр. Решительные меры были приняты и против боярства Западной Галичины. Сюда был направлен с войском княжеский дворский Андрей, который занял Перемышль, где захватил местного епископа и разорил его богатый двор и владения. Пострадали и другие представители духовной знати.
Возвращавшиеся из европейского похода татарские войска на обратном пути представляли значительно меньшую угрозу для населения: летопись отмечает лишь, что Батый выделил против Волыни два отряда (Маномана и Балая), которые проникли до Володавы, на Буге, севернее Угровска. После ухода монгольских войск на восток наступил последний, заключительный этап феодальной войны Волынского князя против галицкого боярства, связанного с черниговскими князьями, а также с Венгрией и Польшей.
Вытесненный из Галицкой земли, князь Ростислав Михайлович не ушёл в разорённый монгольским нашествием Чернигов, а направился в Венгрию, где заключил союз с королём Белой IV. Выступая в качестве пособника преследовавших корыстные цели венгерских феодалов, князь Ростислав стал готовить решительное наступление на Юго-западную Русь. К этому походу кроме венгерских сил были привлечены феодалы Малой Польши во главе с краковским князем Болеславом Стыдливым, который враждовал с мазовецким князем Конрадом, вступившим в союз с Волынью.
Летом 1245 г. по приказу короля Белы IV рыцарское венгерское войско, предводительствуемое зятем короля Ростиславом и старым венгерским полководцем (баном) Филей, в сопровождении польских феодальных дружин, возглавляемых Флорианом Войцеховичем Авданцем, двинулись в Галицкую землю — предмет давнишних вожделений венгерской и польской знати. Войска с боем заняли Перемышль и направились к Ярославу. То был «крепок град», и жители его дали врагу «бой велик перед градом», а затем укрылись за его стенами. Бан Филя, не ожидавший такого сопротивления, отправил отряд в Перемышль, поручив доставить «сосуды ратные и градные и порокы». Началась осада города. Горожане метали со стен камни и стрелы.
Враг был уверен в победе и не спешил со штурмом. Под стенами города осаждавшие устраивали рыцарские турниры.
Пока враги стояли, задержанные сопротивлением Ярослава, галицко-волынский князь, узнав про «ратное пришествие», стал собирать дружину и ополчение и «скоро собравше вои» свои, а также отряды половцев с Понизья. К союзным Волыни мазовецкому князю Конраду и литовскому великому князю Миндовгу были отправлены послы с просьбой о присылке вспомогательных войск; и польский и литовский князья обещали прислать подмогу.
Когда русское войско было готово к походу, вперёд был выслан дозорный отряд дворского Андрея с заданием разведать силы врага, а также известить ярославцев о близкой помощи: «...да их (войска противника) видить и укрепить град, яко уже близ есть спасение их». Сам же князь Даниил Романович повёл войско из Холма вслед за отрядом дворского Андрея к реке Сану. Не доходя до реки, русские полки остановились; из обоза было извлечено оружие и роздано войскам. Узнав от дворского о силах противника и их расположении, князь наметил место переправы.
Первым переправился отряд половцев, который подтвердил то, что сообщил и Андрей: «не бе бо страж их (венгров) у рекы». Следом за половцами двинулось и всё русское войско. На другом берегу Сана князь «исполчивша же коньники с пешьци» и войска двинулись к лагерю врагов «с тихостью», но «сердце же ею (их) крепко бе... устремлено на брань».
Получив известие о том, что приближаются русские, Филя, Ростислав и Флориан, оставив пешее войско у «врат» Ярослава, чтобы горожане не ударили с тыла, с рыцарскими дружинами выступили навстречу русскому войску.
Князь Даниил расположил свой главный полк на левом фланге, центр приказал держать «малой дружине» дворского Андрея; на правом фланге против польских войск Флориана был поставлен полк князя Василька Романовича. 17 августа 1245 г. произошёл бой. Войска обстреляли друг друга, а затем князь Ростислав с главными силами атаковал дружину дворского Андрея. Дружинники приняли венгерских воинов в копья, в жаркой схватке «копьем же изломившимся, яко от грома тресновение бысть». Битва была ожесточённой, с обеих сторон «мнози падше с коний и умроша», а «инии уязвени быша от крепости ударения копейного».
В то же время польская рать Флориана «крепко идуща» на полк князя Василька с криком, и «силен глас ревуще в полку их», пишет очевидец. Завязалось жаркое сражение.
Между тем воины дворского Андрея упорно сдерживали натиск противника и, «крепци боряшеся», медленно отходили к Сану. Князь Даниил, заинтересованный в том, чтобы большая часть сил противника была связана войском дворского Андрея, отрядил ему в помощь подкрепление.
Князь с основными силами через «дебрь глубокую» вышел в тыл наступавшим. Здесь стоял «задний полк» Фили; его рыцари должны были завершить битву победой. Развернув свои силы, князь Даниил выехал вперёд «ис полку» и стремительно обрушился на врага. Русские полки смяли венгерских рыцарей, опрокинули их и обратили в бегство.
Даниил Романович пробился к центру венгерского войска, где стояла хоругвь Фили; князь сорвал её и разорвал в клочья. Покинув поле боя, венгерские рыцари поспешно бежали. Тогда дрогнули дружины Ростислава и Флориана, они также «наворотишася на бег». Отряды дворского Андрея и Василька Романовича преследовали их: воевода Флориан попал в плен, бан Филя пытался скрыться, но был захвачен дворским Андреем, только Ростислав успел бежать в Краков.
Войска и освобождённые горожане Ярослава торжествовали победу, «угре (венгерские рыцари) же... мнози избьени быша и яти [в плен] быша». Князь Даниил распорядился казнить бана Филю, в прошлом жестоко угнетавшего Галицкую землю, и «инии угре мнози избьени быша за гнев» русских, не мало вынесших от неоднократных разбойничьих набегов венгров. Осадные сооружения противника у стен Ярослава были сожжены.
С наступлением темноты войско расположилось на ночлег. Отряды, преследовавшие остатки сил противника, постепенно возвращались в лагерь; они приводили новых пленных, взяли большую добычу («корысть многу»). Воины разыскивали однополчан, и «всее нощи клику не переста ищущим друг друга». Наутро с «колодныки многи» русские полки отправились в обратный путь. Им повстречались польские и литовские отряды, спешившие на помощь, но в них уже не было нужды. Так закончилась битва под Ярославом.
Эта битва, подготовленная подчинением боярских центров, «уставлением» земель, является крупнейшей вехой в истории Юго-западной Руси; ею завершается 40-летняя феодальная война, приведшая к восстановлению на некоторое время государственного единства Галицко-Волынской Руси.

Александр решил перенести войну на территорию самого Ордена. «И поиде, — сообщает летописец, — на землю немецкую, хотя мстити кровь христианскую». Русская рать выступила на Изборск.
Александр выслал вперед несколько разведывательных отрядов. Один из них под командой брата посадника Домаша Твердиславича натолкнулся на немецких рыцарей и чудь (эстов), был разбит и отступил. Разведка выяснила, что противник послал на Изборск незначительные силы, а главные его силы двигаются к Псковскому озеру.
Новгородское войско повернуло («вспятися») на озеро, «немцы же и чудь поидоша по них». Новгородцы двинулись к Чудскому озеру, чтобы отразить обходный маневр немецких рыцарей. Выйдя на Чудское озеро, новгородское войско оказалось в центре возможных путей движения противника на Новгород. Теперь Александр решил дать бой и остановился на Чудском озере севернее урочища Узмень, у острова «Воронея Камени». «Воя великого князя Александра исполнишаяся духа ратна, бяху бо сердце их аки львом», они готовы были «положити главы своя». Немцы в своих летописях преувеличивают силы новгородцев, а свои силы преуменьшают. Они пишут в «Рифмованной хронике», что на одного немецкого рыцаря приходилось 60 русских. Но это неверно. Силы новгородцев были немногим больше рыцарского войска. По имеющимся различным данным летописи можно полагать, что войско немецких рыцарей составляло 10–12 тыс., а новгородское войско — 15–17 тыс. человек.
На рассвете 5 апреля 1242 г. рыцари построились «клином». Александр выстроил новгородское войско, о боевом порядке которого нет данных. Можно полагать, что это был «полчный ряд» со сторожевым полком впереди («Рифмованная хроника» называет воинов этого полка стрелками). Судя по летописным миниатюрам, боевой порядок был обращен тылом к обрывистому крутому берегу озера, а лучшая дружина Александра укрылась в засаде за одним из флангов.
Источники очень скупо сообщают подробности боя, но его общий ход довольно ясен. Первый этап боя — атака немцами русских полков.
Немцы атаковали центр (чело) боевого порядка русских. «Вот знамена братьев проникли в ряды стрелков, было слышно, как звенят мечи, и было видно, как рубились шлемы, с обеих сторон падали мертвые». Так автор «Рифмованной хроники» сообщает об атаке немцами сторожевого полка. О прорыве врагом новгородских полков пишет русский летописец: «Немцы же и чюдь пробишася свиньею сквозе полкы».
Однако, наткнувшись на обрывистый берег озера, малоподвижные, закованные в латы рыцари не могли развить свой успех. Наоборот, произошло скучивание рыцарской конницы, так как задние шеренги рыцарей подталкивали передние шеренги, которым негде было развернуться для боя.
Крылья русского боевого порядка не позволили немцам развить успех в сторону флангов. Немецкий «клин» оказался зажатым в клещи. В это время дружина Александра нанесла удар с тыла и завершила окружение противника. Воины, которые имели специальные копья с крючками, стаскивали рыцарей с коней, воины, вооруженные ножами-»засапожниками», выводили из строя лошадей, после чего рыцари становились легкой добычей. Лед под тяжестью сбитых в кучу тяжеловооруженных рыцарей стал трещать. Некоторым рыцарям удалось прорвать кольцо окружения, и они пытались спастись бегством, многие рыцари утонули.

Битва на Сити (4 марта 1238 г.)

В конце января 1238 г., при приближении монголов к Владимиру (осажден 2 февраля), великий князь Юрий Всеволодович решил применить известную впоследствии стратегию русских полководцев - затягивания противника в глубь страны. Оставив столицу на попечение сыновей, он отправился на Север для сбора войск "выеха Юрьи из Владимира в мале дружине". Его сопровождали племянники: Василько, Всеволод и Владимир Константиновичи, которые имели обширные владения, а значит могли пополнить великокняжеское войско значительными контингентами. Старший из них Василько получил от отца Ростов, которому были приданы Белоозеро и Устюг, Всеволод держал Ярославль, а Владимир Углич.

Юрий ушел за Волгу и организовал военный лагерь на одном из притоков Мологи — реке Сить, назначив воеводой "в дружине своей" Жирослава Михаиловича. Сюда к нему должны были стекаться "вои" со всего княжества, но основную ставку он делал на помощь братьев Ярослава и Святослава "а ждучи к собе брата своего Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею." Ярослав Всеволодович действительно к 1238 г. имел возможность собрать значительное войско, он к тому времени контролировал Киевское, Новгородское и Переяславское княжества. Недаром в летописи отмечено, что от Ярослава Юрий ждал полков, а от князя Святослава Юрьевского всего лишь его дружину. Но в лагерь на Сити приехал только князь Святослав другого своего брата Ярослава, который в то время находился в Киеве или Новгороде, Юрий не дождался. Возможно, отсутствовали и дружины из городов Переяславского княжества Ярослава Всеволодовича (Переяславль, Тверь, Дмитров), по крайней мере об этом нет никаких известий, кроме того Переяславль довольно долго сопротивлялся монголам (5 дней), что говорит о присутствии там существенного гарнизона.

После взятия Владимира (7 февраля) войско монголов разделилось на несколько частей, основные силы пошли на Переяславль, а на поиски Юрия были посланы два отряда. Один двинулся на Городец Радилов и далее по Волге, а другой на Ростов. Последний отряд разделился у Ростова, одна его часть пошла на Ярославль другая же на Углич. Предполагается, что войско Юрия атаковал отряд, который взял Углич и далее пошел к среднему течению реки Сить. Из Ипатьевской летописи известно, что в битву с Юрием монголы вступили под командованием темника Бурундая.
За то время пока Юрий собирал войска (около месяца) лагерь для защиты от неожиданного нападения монголов был окружен укреплениями и превратился, по выражению летописи, в «город». В конце февраля князь получил известия о взятии Владимира и приближении монголов. Понимая, что помощь уже не придет, а враг близко и, видимо, узнав о разделении вражеского войска на несколько отрядов, Юрий решил выйти из лагеря и сразиться. В очередной раз русские повторяли роковую ошибку, выводя войска из укреплений и принимая бой с монголами в поле.

4 марта 1238 г. авангард под командованием воеводы Дорожа покинул лагерь "посла Дорожа во просоки в 3-х тысячех муж", который должен был определить местоположение монголов "пытаты татар". Таким образом из лагеря была выведена существенная часть русского войска (данные летописи о численности отряда Дорожа в 3000 человек очевидно завышены, но дают представление о достаточно большом размере авангарда). Вскоре авангард был окружен и разбит Бурундаем, спасшийся Дорож принес весть князю: "а уж, княже, обошли суть нас около Татары!". Юрий привел войска в боевую готовность "сполчившися, и поидоша противу их", но лишившись существенной части войска князь был опрокинут Бурундаем, который ворвавшись в лагерь завершил разгром русских «не имеющоу сторожи изъехан бысь безаконьным Боурондаема, всь город изогна». После кровопролитной схватки Юрий был убит, а русские войска бежали «и бысть сеча зла и побегоша наши перед иноплеменники и ту убиен был князь Юрий».

Из рассказа летописи о погребении князя Юрия Всеволодовича известно, что у него монголами была отрезана голова. Князь Василько Ростовский был взят в плен и казнен, о его брате Всеволоде летописи больше не упоминают, вероятно, он погиб в битве или умер позже от ран, третий брат Владимир выжил, как и Святослав Юрьевский.

В битве на Сити очередной раз проявилось тактическое превосходство монгольского войска. Князь Юрий Всеволодович не только вывел дружины с укрепленных позиций, но и разделил свое войско. Благодаря этому Бурундай, вероятно, имел численное преимущество на каждом этапе боя. О легкой победе монголов в этом столкновении свидетельствуют и слова Рашид-ад-Дина, который передает монгольские сведения о западном походе: «Эмир этой области Ванке Юрку [Георгий] бежал и ушел в лес; его также поймали и убили».

…Вот и Дон позади. Полки, как только реку переходили, сразу же по оговоренным местам вставали — еще в Коломне на войсковом смотре каждый воевода уже знал свою позицию. У места впадения реки Непрядвы в Дон утвердилась наша рать. Впереди же всхолмленное Куликово поле, пересеченное оврагами и речными долинами. Сейчас там вдалеке снуют одинокие всадники — нас считают. Но скоро этих всадников из-за бугров явятся тысячи, и быть сече. Когда это начнется, назад уже будет не повернуть, а посему остается либо победить, либо умереть.
Никогда прежде Куликово поле не видывало такого столпотворения народов. К московскому войску примкнули владимирцы; суздальцы; ростовцы; рязанцы; меряне; мурома; мордва; крещеные татары, не пожелавшие принимать басурманскую веру под угрозой казни, когда случилась великая замятня в Орде; литовцы, противившиеся латинской вере, крещеные половцы. Народу множество, а в воздухе повисло молчание; говорят изредка и только по делу. Перед боем всякие мысли в голову лезут. Те, кто помоложе, погружены в раздумья. А кто постарше - обыденно ведут себя, по ним и не скажешь, что на смертельную битву пришли. Хорошо, что есть такие ветераны, глядя на их безропотность и смирение, у молодых отпадает охота печалиться, исчезает боязнь, одним словом, болеть душой прекращают.
Вон и Мамаево столпотворение себя из-за бугра кажет, там не меньше нашего собралось.
Не хан, но темник Мамай желал власти в Орде. Но пока в Орде сидел законный наследник хан Тохтамыш, темнику с его властолюбием приходилось содержать немалое войско из ясов и касогов, половцев и крымских караимов. А барыши на их содержание темник получал от своих друзей, итальянских купцов генуэзцев, развернувших свою бойкую торговлю от Поволжья и до Великого Устюга; эти мерзавцы торговали даже детьми. За их помощь Мамай обещал генуэзцам устроить их торговые дела на севере Руси, а чтобы Русь не противилась, молодому князю Дмитрию Московскому темник обещал ярлык на великое княжение. Хоть многим в Москве это предложение казалось выгодным, но Преподобный Сергий Радонежский сбил эту спесь, решительно заявив, что с латинянами никаких дел быть не может и нечего допускать иноземных купцов на Святую Русь, ибо это грех. С Сергием нельзя не согласиться, да еще сам митрополит Алексей тех же взглядов. Посему то, что Мамай не смог взять хитростью, намеревался взять силой.
По древнему обычаю, прежде чем полки сойдутся, должен состояться ратный поединок между сильнейшими из каждого войска. Из вражеского стана выехал витязь на ширококостном коне с копьем такой длины, что и не сразу в толк взять: как он с ним управится? Но и сам всадник был ростом с гору и вращал это копье как хотел. Какая-то звериная сила была в нем, заставлявшая стыдиться собственного ничтожества рядом с этим воином. Лазутчики сказывали, что его звали Челубей и что Мамай долго искал этого непревзойденного поединщика на просторах Азии; найдя же его, темник не пожалел никаких средств для его найма.
От нас вышел один из тех двух иноков, которых Сергий Радонежский дал войску в подспорье, когда великий князь Дмитрий Иванович ходил к преподобному за благословением перед битвой. Александр Пересвет и Родион Ослябя их звали. Пересвет не являл собой такую грозную силу, как Челубей, но другое его отличало от всех остальных. В его ясных незамутненных глазах жила такая кротость и смирение, словно он знал уже все наперед и нисколько не роптал на волю Божью. Но более всего нас изумило, когда перед поединком он снял с себя доспехи, оставшись в одной лишь мантии Великой схимы, и в сим Ангельском образе повел своего коня на поле.
Всадники сорвались со своих мест и устремились один на другого. На скаку они сшиблись, на это нельзя было смотреть без боли. Длинное копье Челубея первым достало до Пересвета. Пронзив мягкие ткани, копье насквозь вышло с обратной стороны, но не выбило его из седла. Это и позволило Пересвету сблизиться с врагом и дотянуться до него. Мамаев воин пронзенный рухнул на поле. Верхом Пересвет вернулся в стан войска, а затем тоже рухнул от смертельной раны.
Столкнулись тогда полки. Была сеча люта и зла. Первой нас атаковала черная генуэзская пехота — их мы перемогли, заколов копьями. Но из-за их спин ударила конница и на полном скаку врезалась в наши густые цепи, выставившие копья. Татарские кони перемахивали через копья и басурмане сеяли смерть своими саблями. Но войско наше — как меч прокаленный! Пригнется, а не поломается. Копья с грохотом бились в щиты, мечи звенели, кричали воины. Многие скользили в крови и падали под ноги сражавшимся, сшибаясь головами с головами убитых. Тесно было и душно, как в бане. Казалось тогда, что битва проиграна. Отдельные смельчаки-то становились спинами друг ко другу, выставляя копья ежиками и отбивались, но татары их расстреливали из луков.
Но свежей лавиной ударил засадной полк из-за ближайшей рощи. Он врезался и смял потерявшую строй татарскую конницу. Удар его вызвал такую смуту в рядах врага, что Мамаевы полки обратились в бегство. Долго их еще гнали и добивали, не давая никому пощады.
Много погибло в тот день смелых воинов. Были в том бою и честь и позор, и твердость духа и безудержная ярость...
Тогда на Куликово поле пришли рати москвичей, владимирцев, суздальцев, ростовцев, псковичей. А вернулась рать русских, отправившихся жить в Москву, Владимир, Суздаль, Ростов, Псков...

Ярл Хринг и его брат Адильс подняли своих воинов и сразу же, ночью, двинулись на юг, к равнине Винхейд. На рассвете часовые Торольва увидели приближавшееся войско. Тогда протрубили боевой клич, и воины вооружились. Войско построили двумя полками. Над одним полком начальствовал ярл Альвгейр, и перед ним несли его знамя. В этом полку были его воины, а также ратники, собранные в стране. Этот полк был много больше, чем полк Торольва.

У Торольва было такое вооружение: большой и толстый шит, на голове — прочный шлем, у пояса — меч. Он называл этот меч — Длинный. Это было славное оружие. В руке Торольв держал копье. Наконечник копья был длиной в два локтя, и сверху у него было четырехгранное острие. Верхняя часть наконечника была широкой, а втулка — длинная и толстая. Древко было такой длины, что стоя можно было рукой достать до втулки. Оно было очень толстое и оковано железом. Железный шип скреплял втулку с древком. Такие копья назывались «кол в броне».

Эгиль вооружился так же, как Торольв. У его пояса висел меч, который он называл Ехидна. Эгиль добыл его в Курляндии. Это было отличное оружие. Ни один из них не надел брони.

Подняли боевое знамя. Его нес Торфид Суровый. У всех воинов Торольва были норвежские щиты и норвежское боевое снаряжение. Все в его полку были норвежцы. Торольв выстроил свой полк около леса, а полк Альвгейра двигался вдоль реки.

Ярл Адильс и его брат увидели, что им не удалось застигнуть Торольва врасплох. Тогда они стали строить свое войско и разбили его на два полка. В каждом было свое знамя. Адильс поставил своих воинов против ярла Альвгейра, а Хринг против викингов.

Началась битва. Обе стороны сражались хорошо. Ярл Адильс упорно наступал и в конце концов потеснил Альвгейра. Тогда люди Адильса стали наступать еще решительнее. Прошло немного времени, и Альвгейр обратился в бегство.

Об Альвгейре надо рассказать, что он поскакал на юг равнины, а за ним — его люди. Он скакал до тех пор, пока не достиг той крепости, где находился конунг. Тогда ярл сказал:

— Я думаю, нам не стоит ехать к конунгу. Нам досталось немало упреков и в прошлый раз, когда мы явились к конунгу после того, как нас победил конунг Олав. А сейчас наше положение покажется конунгу не лучшим, чем тогда. Мне нечего ждать от него почестей.

Потом Альвгейр поехал на юг страны, и надо рассказать о его поездке, что он скакал день и ночь, пока они не добрались до мыса Ярлснес. Здесь ярл переправился через море во Францию, где у него была половина родичей. В Англию он больше не вернулся.

Адильс сначала преследовал бегущих, но недолго, а потом повернул обратно — туда, где шло сражение, и снова начал наступать. Когда Торольв увидел это, он обратился против ярла и велел нести туда знамя, а своим воинам велел следовать за ним тесно сомкнутыми рядами.

— Будем держаться вплотную к лесу, — сказал Торольв, — тогда он будет прикрывать нас с тыла, и они не смогут подойти к нам со всех сторон.

Воины Торольва так и сделали и стали наступать вдоль леса. Началась жестокая сеча. Эгиль устремился навстречу Адильсу, и они яростно сражались. Разница в силах между войсками была очень велика, но все же среди людей Адильса было больше убитых. Торольв так разъярился, что забросил щит себе за спину и взял копье обеими руками. Он бросился вперед и рубил и колол врагов направо и налево. Люди разбегались от него в разные стороны, но многих он успевал убить.

Так он расчистил себе путь к знамени ярла Хринга, и никто не мог перед ним устоять. Он убил воина, который нес знамя ярла Хринга, и разрубил древко знамени. Потом он вонзил копье ярлу в грудь, так что оно прошло через броню и тело и вышло между лопаток. Он поднял ярла на копье над своей головой и воткнул древко в землю. Ярл умер на копье, и все это видели — и его воины, и враги. После этого Торольв обнажил меч и стал рубить обеими руками. Его люди тоже наступали. Тогда были убиты многие из бриттов и скоттов, а некоторые бежали.

Когда ярл Адильс увидел, что его брат убит и многие его воины пали, а другие обратились в бегство, он понял, что его дело плохо, и бросился бежать к лесу. Он скрылся в лесу, и за ним последовали его воины. Все их войско обратилось в бегство. Множество бежавших было убито, а остальные рассеялись далеко по равнине. Ярл Адильс бросил свое знамя, и никто не знал, он ли там бежит или кто-либо другой.

Скоро стало смеркаться, и Торольв и Эгиль с викингами повернули обратно в свой стан. Вскоре сюда прибыл конунг Адальстейн со всем войском. Люди стали ставить шатры и устраиваться на ночь.

Немного позже подошел конунг Олав со своим войском. Они ставили шатры и устраивались также в тех шатрах, которые уже раньше поставили их люди. Конунгу Олаву тогда сказали, что убиты оба его ярла, Хринг и Адильс, и множество его воинов.

>>700684
Утром 22 июня армия Республики Святого Георгия выступила в поход. Походная колонна растянулась почти на 3 км и остановилась в ожидании Карло Ломеллини, прибывшего в 9 часов утра в сопровождении 60 всадников и трех знаменосцев, которые несли: одно знамя — символ Генуи (красный крест на серебряном поле); второе — Карло Ломеллини (поле разделено на две равные части красного и золотого цвета); третье — Миланского герцога Филиппо Мария Висконти (змея, заглатывающая человека). При выступлении из ворот Латинборга знаменосец Генуэзской республики сломал древко своего штандарта. Предзнаменование было мрачное, но знамя заменили и командующий присоединился к ожидавшим его войскам.

Армия Республики делилась на три части: авангард, главные силы и арьергард. Авангард состоял из 300 всадников с оруженосцами и сопровождающими. Из 300 всадников около 100 человек были офицерами с кораблей армады, а остальные нобили Кафы. В основных силах насчитывалось около 5500 солдат, ок. 1300 из которых были арбалетчиками и составляли костяк армии, и ок. 900 возчиков при 300 возах. В арьергарде находился капитан Ломеллино, 60 всадников и 312 возов. Из-за жары воины оставили доспехи, арбалеты и болты в возах, двигаясь налегке.

Союзники ждали нападения и смогли собрать значительные силы. Согласно сообщению «документа Гатари», общая численность армии союзников составляла 5000 человек. Около 4000 составляли татары Крымского улуса и пришедшие из Литвы вместе с Хаджи Гиреем. Около 1000 человек составляли феодориты князя Алексея.

Около 16 часов дня 22 июня 1434 года армия Республики достигла местечка Кастадзон (вероятно, современное Первомайское) в 5 милях от Солхата, где на холмах заметили пятерых конных татар. Татарские всадники, быстро опорожнив колчаны, скрылись, а им на смену появился десяток. Затем из-за холма выскочили 30 татар, обскакали авангард, обходя слева, и открыли стрельбу из луков. Авангард не выдержал. Как замечает очевидец: «Около 200 верховых рассыпались. Остальные, очутившись, как уже сказано безоружными, и многие уже раненые, под дождем стрел, бросились в бегство».

Татары продолжали прибывать, преследуя бегущий авангард. Беглецы, с погоней на плечах, врезались в главную баталию, идущую по дороге, и тут начался хаос. «Войско, которое шло по дороге, не отдавая себе отчета в том, что происходило, вообразило, что имеет перед собой громадное число неприятеля. Не заботясь о том, чтобы взять с повозок вооружение и арбалеты, первые ряды также побежали в беспорядке». Вслед за первыми последовали вторые, третьи и так далее. Как замечал очевидец, «без промедления наши обратились в бегство, так что один другого и всякий каждого, всех обратили в бегство». Сумятицу усугубляло ржание раненых коней и мычанье волов, впряжённых в возы. Кони бились, волы падали, возы переворачивались, возчики бежали, побросав свою скотину.

Возможно, Карло Ломеллино ещё мог прекратить панику, но тут не выдержал арьергард, который бросился бежать, даже не завидев неприятеля, а лишь услышав крики беглецов авангарда и главной баталии. Татары продолжали преследование «до половины дороги», то есть пять миль, избиение длилось до наступления темноты. Только ночь стала спасением для генуэзцев: «Многие, не будучи в состоянии укрыться от ударов татар, прятались среди трупов, притворяясь мёртвыми. Когда настала ночь, они поднялись и побежали в город, но из этих уцелевших людей очень мало было таких, которые не получили менее трёх ран кто от стрел, кто от сабли, кто от копья».

Незнание принципов степной войны привело генуэзскую армию к разгрому. Поле боя осталось за войсками союзников. Пропировав ночь в Солхате, победители на следующий день вернулись на поле и отрубили головы у всех трупов. Эти трофеи отвезли в особое место и соорудили из них две башни.