Шоу лучшего кандидата в президенты (Украины) предлагает не только отдать Донбасс украинцам, но и Москву — французам. Хвалю за откровенность. Тем не менее, как человек с гопническим сознанием, хотел бы сообщить, что причины позорного бегства Наполеона из России решительно прозаичны и доступны для понимания даже напомаженному украинскому педерасту типа господина Понасенкова.

Русские лидеры оказались умнее французских лидеров, а русский стратегический план был на 10 голов выше французского плана. Наполеон сбежал из России, потому что русские были умнее, были хитрее и умели играть вдолгую, жертвуя малым ради большего. По пунктам:

1. С момента вторжения французов русская армия планомерно отступала, стремясь эвакуировать оставляемые территории, но не цепляясь за них. Наполеон хотел генерального сражения — но получал лишь постоянные стычки и полупустые деревни, которые было невозможно использовать в качестве постоянной ресурсной базы. Русское командование приняло гениальное в своей простоте решение: использовать уникальное русское преимущество — стратегическую глубину. С каждым завоеванным километром русской земли Наполеон был все дальше от своих ресурсных центров, его армия — все меньше (кто заболел, кто дезертировал, кого крестьяне ухадойкали), а задача разгрома России так и оставалась где-то далеко за горизонтом. Потерянные на продвижение ресурсы не восполнялись завоеванной местностью.

2. Использование стратегической глубины — то есть осознанное планомерное оставление своей территории — требовало железной воли и решительности от лидеров нации. Морально это ОЧЕНЬ тяжело — слышать постоянный ропот, что почему мы без серьезного боя очередной город оставили, прет и прет француз, неужели так все и сдадим? Железная рука железного Александра I (которого Понасенков обзывает «завистником-импотентом») дрогнула лишь один раз — в Бородино. Это было абсолютно ненужное пиар-сражение, которое, однако, пришлось дать, потому что невозможно было сдать Москву без боя. В стратегическом смысле Бородино — абсолютная победа русских, жестокая битва успокоила «внутренний фронт», роптавший о пораженчестве, при этом русская армия была сохранена после лобового столкновения с французами. По лезвию бритвы прошел «завистник-импотент» — но русские тогда вообще умели делать фантастические вещи, потому что были умными, красивыми, смелыми и с законной русской властью на своей родной русской земле.

3. Заняв Москву, Наполеон обнаружил, что город пуст, а русские желают сражаться и дальше. Надежда на моральный надлом из-за оккупации древней столицы великороссов себя не оправдала. Попутно Великая Армия начала мародерствовать, то есть разлагаться, потому что когда нет дисциплины — нет и армии. А там и Великий Московский Пожар случился, и гениальный дурак Бонапартыч оказался в буквальном смысле слова на пепелище. Это очень поэтический момент: ты покорил всю Европу, ты всех победил, ты с самого Смоленска прешь и прешь, и вот после генерального сражения и взятия столицы перед тобой лишь воющий ветер гонит гаснущие искры в стылой мгле.

4. — Брателло, ты же французский кавказец-самоучка (а Корсика тогда — реально Кавказ), кто-то типа Буденного или Чапаева, переодевшегося императором. А Александр I Благословенный — император настоящий, да еще и император русский. Подумай, может, не стоит с ним связываться? Ну то есть сейчас уже поздно думать, конечно, так что даже и не знаю. Поплачь, наверное, — услышал Наполеон голос откуда-то сверху.

5. И заплакал.

6. После чего настал момент, ради которого русские так старательно, так долго и упорно берегли свою армию: после ряда ожесточенных сражений корсиканский Чапаев был вынужден отступать по разоренной им же Старой Смоленской дороге, Великая Армия не смогла пробиться в не тронутые войной русские регионы. Плохое снабжение и моральный упадок превратились в голод и паническое бегство. Не проиграв ни одного сражения, Великая Армия перестала существовать, разложившись в неорганизованную массу людей, панически рвущихся к границе. Вид толп мужчин в женских шубах, каких-то шалях, с ворованными женскими украшениями, видимо, и возбудил в напомаженном украинском педерасте Понасенкове сочувствие к французской стороне. Помимо всего прочего, этот драпающий гей-парад стал крупнейшей до 1861 года акцией помощи малоимущим: простой русский крестьянин, тюкнув французика топориком по голове, тут же получал и шубу жене, и золотишко в приданное дочери, и ружьишко сыну для охоты. Говорят, потом чуть ли не челобитную императору писали, просили сделать мероприятие «отступление французов из-под Москвы» ежегодным.

7. Вот, собственно, и всё: Наполеон не остался в России потому, что не мог в стратегию. Русские тоже могли проиграть — послушав горячих голов и растратив армию в приграничных сражениях, совсем как товарищ Сталин. Но русские были умными, смелыми и красивыми, и потому выиграли. А хотел там Наполеон дать свободу или еще чего — да кому интересны хотелки и кряхтелки тупиздней, неспособных к стратегическому расчету? Тикай, родной, в ворованных женских трусах до границы и там себе хоти шо хошь.

8. И именно от того, что мы, русские, оказались тогда умнее французов — а не «закидали их трупами», не остановили «массовым героизмом», не «заставили захлебнуться в нашей крови» — всякую сволочь типа Понасенкова и косоебит до сих пор. Подвиги, жертвы, лишения они нам еще могут простить, а вот то, что мы оказались умнее, да кого — самих французов! — Понасенковы нам не простят никогда и еще сто лет будут рассказывать про «завистника-импотента», подло выгнавшего на мороз тонкого кавказско-французского интеллигента. Сто с лишним лет спустя ошибку с просчетом логистики повторил тонкий австро-немецкий интеллигент, только у русских тогда была власть незаконная и нерусская, поэтому целые армии были уничтожены безо всякого толка. Но даже с пьяным грузином у руля Протокол Русских Мудрецов сработал.

9. Отсюда вывод: русские смелость, воля и красота — страшные силы. Но когда русские еще и голову включают, это, как говорят у нас, людей с гопническим сознанием, ваще пиздец.

>>392633

> Какими источниками подтверждаются вышеупомянутые 40000 дезертиров?

Дерзай, сumрад
Не верите? А вот «воспоминания и размышления» артиллерийского офицера Барановича «Русские солдаты во Франции в 1813-14 гг.» из которых явственно следует, что до сорока тысяч только нижних чинов предпочло жрать жаб на чужбине, вместо того, чтобы духовно грызть репу дома – в родной Скрепославной Сталагмитии. Ну, а вообще раз уж речь зашла о тогдашних доблестных защитниках Рвотины, то предоставим слово самому господину офицеру:

«По 6-недельном отдохновении приказано было выступать в Россию; ...а некоторые хозяева пожелали проводить своих постояльцев за 17 верст на ночлег. Там угощали их досыта, с радушием, и простились. На другой же день, для похода по сбору хотя (солдаты) и явились в парк, но не досчитались семнадцати рядовых, бежавших к своим хозяевам, уговорившим содержать их на своем иждевении и женить на дочерях . Когда же мы прибыли на границу России, то слышали, что из всего войска осталось во Франции до сорока тысяч нижних чинов, о возвратe которых Государь Александр и просил короля Людовика XVIII под условием, что возвращающийся в отечество наказанию не подлежит, если добровольно явится в полк на службу или в домашнее свое семейство, и путевыя издержки Государь приемлет на свой счет. Но король не в состоянии был исполнить государеву просьбу за утайкою французами беглецов, и потому ни один не возвратился. Нашему рядовому солдату, с руками для всяких работ, легко было найти приют, но офицеру с ничтожным воспитанием и ... не нашлось бы ни места, ни куска хлеба, и не слышно, кто бы оставил служебный свой пост в русской армии». «Факт, действительно повторявшийся довольно часто. Еще Растопчин с возмущением писал женe в 1814 г.: «Суди сама, до какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции, а из конно-гвардейскаго полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием в руках и лошадьми. Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но еще отдают за них своих дочерей» (Русск. Арх. 1901, 491. См. также об этом ст. А. С. Лыкошина «Русская армия во Франции в IV т.» издания «Отечественная война и русское общество», изд. Сытина)».

>>394150
Такая мразь, пиздец этот По на над усе-нков.
Вот цитата из "Армии Наполеона" Соколова, опубликованная еще в 1999 году:
У нас нет возможности анализировать здесь весь сложный спектр русско-французских отношений в 1809-1812 гг., однако необходимо отметить, что именно война в Испании, сделавшая окончательно непримиримым британский кабинет и спровоцировавшая войну 1809 г., во многом повлияла на позицию Александра I по отношению к Наполеону. Известно, что царь испытывал неприязнь к коронованному солдату, славе которого завидовал черной завистью. Война отца Александра, Императора Павла I, против Франции Директории еще полностью вписывалась в линию войн монархических государств против революционной заразы. Более того, Император-рыцарь выступал как самый искренний и последовательный проводник этой линии. Поняв, что английским и австрийским кабинетами руководят больше корыстные соображения, чем стремление спасти монархические принципы, Павел вышел из игры, не позволив проливать более кровь русских солдат за чуждые стране интересы. Напротив, Александр сражался во имя очень странных принципов, далеких от интересов русского народа и даже русской монархии. Нам кажется, никто не смог так точно сформулировать мотивы его поведения, как выдающийся русский историк Николай Иванович Ульянов: «В исторической литературе давно отмечен фанатизм этой загадочной ненависти и существует немало попыток ее объяснения. Самое неудачное то, которое исходит из экономических и политических интересов России. У России не было реальных поводов для участия в наполеоновских войнах. Европейская драка ее не касалась, а у Наполеона не было причин завоевывать Россию. Веди себя спокойно, занимайся собственными делами, никто бы ее пальцем не тронул. Не более убедительна и другая точка зрения, объясняющая войны России с Директорией и бонапартистской Францией реакционными склонностями русских царей. Только война Павла I могла бы подойти под такое толкование, да и то с трудом. Александр же меньше всех походил на борца с революционной заразой, он еще до вступления на престол поражал иностранцев негодующими речами против "деспотизма" и преклонением перед идеями свободы, закона и справедливости. Конечно, цена его либерализму известна, и вряд ли приходится возражать тем историкам, которые считали его маской, но такая маска годится для чего угодно, только не для борьбы с революцией. Гораздо вернее, что у него не было никаких принципов и убеждений»24.

И кто у кого что спиздил?

>>394188
Все оттуда же:
Начиная с 1810 г. в высших слоях российского руководства появляются планы превентивной войны против Французской Империи. Вот как, абсолютно согласуясь с нашей концепцией ситуации, излагал в феврале 1811 г. подобный план генерал Беннигсен в проекте, адресованном Александру I: «Не лучше ли ей (России) предупредить своих неприятелей наступательной войной... Наиболее полезно овладеть Варшавою (коей потеря поразила бы и обезоружила часть поляков, не благорасположенных к России)... Итак, ясно видно, что Наполеон на первый случай не может иметь более как 90 тысяч французов в своем распоряжении на войну с русскими... прибавим к сему, что, оставаясь в оборонительном положении, дадим мы полякам увеличить их войска, между тем как наступательными действиями, если не успеем мы истребить или рассеять польской армии, то по крайней мере уменьшим ее гораздо, обезоружа оную хотя бы частью... Ко всему этому, что изъяснил я, кажется мне, чтовласть Наполеона никогда менее не была опасна для России (sic!), как в сие время, в которое он ведет несчастную войну в Гишпании и озабочен охранением большого пространства берегов...»25 В не менее двусмысленном тоне составлен и другой документ, направленный Александру I. Это «Политический мемуар» одного из его советников, некоего Д'Аллонвиля. Здесь прямо говорилось, что необходимо «...начать наступление, вторгнувшись в герцогство Варшавское, войдя по возможности в Силезию, и вместе с Пруссией занять линию Одера, чтобы заставить выступить германских князей и возбудить восстание на севере Германии. 2. Расформировать польское правительство, рассеять его вооруженные силы... и безжалостно разорить герцогство (!), если придется его оставить... 9. Нападать только с подавляющим превосходством сил и выгодой ситуации... Нельзя терять из виду, чточеловек, с которым мы воюем, соединил силы старой Франции с завоеваниями новой Франции и силами организованного якобинизма, который составляет сущность его власти. Мало поэтому поставить препятствие на пути столь большой мощи, но необходимо ее уничтожить»26. Уже в начале 1811 г. эти теоретические соображения перешли в область практических действий. К западным границам Российской империи двинулись колонны пехоты и кавалерии, потянулись вереницы артиллерийских обозов. Разумеется, приготовления русских не остались незамеченными. Маршал Даву, командующий Эльбским обсервационным корпусом (т. е. силами наполеоновской армии, расквартированными на территории Германии), направлял Императору один рапорт тревожнее другого. «Нам угрожает скорая и неизбежная война. Вся Россия готовится к ней. Армия в Литве значительно усиливается. Туда направляются полки из Курляндии, Финляндии и отдаленных провинций. Некоторые прибыли даже из армии, воевавшей против турок... В русской армии силен боевой дух, а ее офицеры бахвалятся повсюду, что скоро они будут в Варшаве...» (3 июля 1811г. из Гамбурга). Спустя всего несколько дней Даву снова писал: «Сир, я имею честь адресовать Вашему Величеству последние рапорты из Варшавы. В ближайшие дни вышлю расписание четырех корпусов русской армии, а также местонахождение их полков, согласно различным рапортам... Вероятно, эти рапорты сильно преувеличены, ибо согласно им в Ливонии и Подолии собрано более двухсот тысяч солдат, но ясно, что силы русских там очень значительны...»27 Император выжидал. 15 июля он пишет министру иностранных дел: «Господин герцог де Бассано, пош
лите курьера в Россию, чтобы ответить на присланные графом Лористоном депеши... скажите, что я готов уменьшить данцигский гарнизон и прекратить вооружения, которые мне дорого стоят, если Россия со своей стороны сделает нечто подобное; мои приготовления имеют оборонительный характер и вызваны вооружением России...»28 Но навстречу шли только новые тревожные донесения: «Князь Экмюльский (Даву) Императору Гамбург. Сир, я имею честь передать Вашему Величеству рапорты из Варшавы. Князь Экмюльский...
Августово, 27 июня 1811 года. Раньше повсюду говорили, что приготовления на границах герцогства - это лишь мера предосторожности русских, вызванная перемещением польских войск, теперь русские открыто говорят о вторжении в герцогство по трем направлениям: через Пруссию из Гродно на Варшаву и через Галицию... (Интересно, что именно эти направления наступления указывались во многих проектах русского командования.)
Рапорт Лужковской таможни (на Буге) 6 июля 1811 года. Три офицера из дивизии Дохтурова осматривали границу по Бугу... Русские жители и казаки уверяют, что эти офицеры приехали выбирать место для лагерей и что скоро русская армия вступит в герцогство.
Рапорт из Хрубешова 27 августа 1811 года. Письма, полученные из России, возбуждают разговоры о приближающейся войне... Повсюду в окрестностях ожидается прибытие новых войск(русских),для которых приготовляются запасы...
Рапорт генерала Рожнецкого из Остроленки 31 августа 1811 года. ...Новости с северной границы Ломжинского департамента подтверждают то, что уже много раз говорилось: большое количество повозок циркулирует между Пруссией и Россией. Ни от кого не скрывают, что речь идет о боеприпасах»29. Необходимо отметить, что в то время, когда силы русской армии на границе достигли уже двух сотен тысяч человек, вся группировка Даву насчитывала не более 70 тыс. К этим силам надо приплюсовать примерно 50 тыс. солдат войска герцогства Варшавского. Для Наполеона не оставалось более сомнений - русский царь готовится к нападению. 15 августа на торжественном приеме в Тюильри по случаю своего днячто русские вторгнутся на территорию герцогства Варшавского с целью овладеть его столицей: «В то время, как враг углубится в операции, которые не дадут ему никакого выигрыша, ибо по здравому рассуждению он упрется в Вислу и проиграет нам несколько маршей, левое крыло нашей армии, которое должно перейти Неман, обрушится на его фланг и на тылы раньше, чем он сможет отступить...»33 Рапорты Рожнецкого, Сокольницкого и других не прошли бесследно. В первых числах июня (всего за несколько дней до вторжения!) он уверен, что русская армия будет контратаковать. Впрочем, так уж ли он заблуждался? Буквально в эти же дни (20 июня) князь Багратион писал Александру I: «Неприятель, собранный на разных пунктах, есть сущая сволочь... Прикажи, помолясь Богу, наступать...»34 Часто к числу самых серьезных военно-политических просчетов Наполеона относят его поход на Москву. Однако все вышесказанное подводит нас к следующему выводу: Император не желал войны с Россией, когда же вынужден был ее начать, он мыслил операцию лишь только в качестве грандиозного пограничного сражения, будь то на территории Польши, будь то на территории Литвы. Он нисколько не сомневался в том, что русские войска не только не будут отступать, а наоборот, скорее попытаются предпринять активные действия. Чтобы сокрушить противника, Наполеон сосредоточил армию, численно почти что двукратно превосходящую русские войска и имел полные основания надеяться, что у него есть 90% шансов на успех... Однако события стали развиваться по совершенно иному сценарию. Вместо того, чтобы ринуться навстречу французам или оборонять рубежи Литвы, русские начали стратегическое отступление. Это движение армий Барклая и Багратиона расстроило план французского полководца. Война приобретала совершенно иной характер. Концепция Наполеона была построена на недостаточно полных сведениях его разведки, не отражавших существовавшие в русском штабе другие варианты ведения войны, в частности возможность стратегического отступления. Таким образом, план Императора был просчетом, однако его мотивы вполне понятны.

>>394199
Наполеон исходил из имеющейся у него информации и действовал так же, как в кампаниях, где он добивался блестящих побед. Многие авторы, рассказывая о безрезультатных маневрах Великой Армии в первый период кампании, обращают внимание прежде всего на безуспешную попытку французского командования отрезать и разбить армию Багратиона. Нам кажется, что преследование 2-й Западной армии было для Наполеона лишь попыткой добиться хотя бы частичного успеха в обстановке, когда главная задача не была решена. Вероятно, Им
ператор понял, что просчитался уже 28 июня, в момент вступления в Вильну, которую Великая Армия заняла почти без боя. Не случайно поэтому Наполеон оставался в Вильне почти три недели (19 дней) -факт совершенно необъяснимый, если полагать, что целью похода было вторжение в глубь России и занятие ее столицы. Напротив, эта странная апатия Императора как нельзя лучше объясняется абсолютно неожиданным для него поведением русских. Без сомнения, в Вильне он понял, что все его планы строились на недостаточно полной информации и что война приобретает совершенно иной оборот. Очевидно, что в подобной обстановке ему очень непросто было принять решение, идущее вразрез с его первоначальной концепцией. С этого момента начинается погоня за миражом, за исчезающей каждый день надеждой заставить основные силы русских дать генеральное сражение. Как известно, у русского командования нашлось достаточно здравого рассудка, чтобы не быть втянутым в решающую битву поблизости от границ. Наполеон вынужден был продолжать наступление, которое с каждым днем становилось все более рискованным и в конечном итоге обернулось катастрофой.
Часто Императора критикуют за то, что он вовремя не остановился, не начал методичную войну, последовательно оккупируя территорию, подготавливая каждый шаг вперед, за то, что он не перешел к тотальной войне против Александра, провозгласив освобождение крепостных крестьян, решительно декларировав независимость Польши и т. д. Нам кажется, что из приведенных выше фактов очевидно, что именно такую войну Наполеон вести не хотел, психологически не был готов и просто-напросто не мог, имея где-то далеко позади пылающую Испанию. Ему необходимо было стремительно разрубить гордиев узел русско-французских противоречий, иначе бездна разверзлась бы под его ногами. Вторжение в глубь России, поход на Москву были без сомнения авантюрой, но другого выхода у Наполеона практически не оставалось...

>>394199 Бля, чуть пребался

>К этим силам надо приплюсовать примерно 50 тыс. солдат войска герцогства Варшавского. Для Наполеона не оставалось более сомнений - русский царь готовится к нападению. 15 августа на торжественном приеме в Тюильри по случаю своего дня

рождения Император французов обратился к русскому послу Куракину с угрожающей речью: «Я не хочу войны, я не хочу восстановить Польшу, но вы сами хотите присоединения к России герцогства Варшавского и Данцига... Пора нам кончить эти споры. Император Александр и граф Румянцев будут отвечать перед лицом света за бедствия, могущие постигнуть Европу в случае войны. Легко начать войну, но трудно определить, когда и чем она кончится...» Этот разговор был воспринят многими как объявление о разрыве с Россией, и действительно, с этого момента Наполеон принимает решение готовиться к войне и в январе 1812 г. отдает распоряжение о концентрации дивизий Великой Армии. Если решение Наполеона о вмешательстве в испанские дела вполне можно рассматривать как грубую политическую ошибку и как несправедливый акт насилия, подготовку к русскому походу сложно квалифицировать подобным образом. Император французов не мог избежать этой войны, т. к. ее готовил и страстно желал Александр I. Единственное, что мог выбирать Наполеон в начале 1812 г., это либо пассивно ожидать нападения, которое без сомнения произошло бы в самый неподходящий для него момент, либо попытаться упредить своего противника. Мысль о том, что Наполеон ни за что ни про что ворвался в пределы России, быть может, подходит для учебника начальных классов, но никак не выдерживает ни малейшего сопоставления с очевидными фактами. Любой объективный историк, изучающий политические и военные события этого гигантского противостояния, не сможет уйти от того обстоятельства, что в русском штабе в 1810-1811 гг. постоянно обсуждались планы нападения на герцогство Варшавское с дальнейшим привлечением на свою сторону Пруссии и возбуждением и поддержкой националистических движений в Германии с конечной целью полного разгрома наполеоновской Империи. Невозможно уйти от того факта, что русские войска сконцентрировались на границах почти на год раньше Великой Армии, а характер дислокации русских корпусов не допускает никакого двоякого толкования - армия Александра готовилась к наступательным операциям. Русские полки стояли, буквально уткнувшись носом в пограничные рубежи, что было бы совершенно немыслимо, если бы они готовились к действиям в рамках стратегической обороны, пусть даже активной. Достаточно открыть том корреспонденции Наполеона, относящейся к началу 1812 г., чтобы абсолютно однозначно заключить: чуть ли не до самого июня 1812 г. Наполеон был уверен, что русские войска будут наступать. 16 марта 1812 г. Наполеон излагал свои соображения Бертье по поводу предполагаемого русского наступления: «Первый корпус выдвинет
ся на рубеж реки Алле и будет угрожать флангу армии {русской), наступающей на Варшаву через Гродно»30. Ни в марте, ни в апреле 1812 г. русская армия не перешла границ, но военная машина империи Наполеона, запущенная в дело, уже не могла остановиться. Из Италии и Испании, с берегов Северного моря и Адриатики шли сотни тысяч солдат, катились пушки, поднимали пыль на дороге тысячи лошадиных копыт. Обратного пути уже не было... Император отныне сделал ставку на быстрые и активные действия, теперь он видел целью кампании короткий стремительный удар по русским войскам, сосредоточенным на границе, их разгром и заключение победоносного выгодного мира. Ни о каком походе в глубь страны, а тем более движении на Москву, нет ни слова в самых секретных его приказах маршалам и генералам. «Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги, если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее в сердце», - якобы сказал Наполеон накануне похода. Увы, весь этот анатомический театр с хватанием за голову, ноги, руки, сердце, желудок и т. д. появился под пером позднейших мемуаристов, отражавших собственные взгляды и политические реалии совсем других времен. Ни в одном приказе того времени, а их было великое множество, не упоминается никакая «часть тела» Российской империи, зато постоянно присутствуют такие географические названия, как Висла, Варшава, Торн, Данциг, Мариенвердер и т. д. А ведь эти приказы писались не для прессы, не для пропагандистских листовок и не для позднейших исторических сочинений, а служили секретными руководствами к действию для командования Великой Армии. К началу июня 1812 г. Император уже не сомневался, что ему придется первому форсировать Неман, но даже в это время, в письмах от 26 мая и 5 июня брату Жерому он излагает концепцию будущих боевых действий следующим образом: «Я поручаю вам защиту мостов в Пултуске и Сироцке, на Нареве и Буге, потому что в моем выдвижении я дам неприятелю возможность наступать до Варшавы...»31 Еще яснее Наполеон выражается в следующем письме, где он рекомендует брату «заставить всех предполагать, что вы будете двигаться на Волынь и приковать противника как можно дольше к этой провинции, в то время как я обойду его правый фланг... Я перейду Неман и займу Вильну, которая будет первой целью кампании... Ког: да этот маневр будет замечен неприятелем, он будет либо соединяться... чтобы дать нам битву, либо сам начнет наступление... Во втором случае, когда... враг будет под стенами Праги (предместье Варшавы) и на берегах Вислы, ...я охвачу его... и вся его армия будет сброшена в Вислу...»32 Наконец, даже 10 июня в письме, адресованном Бертье, Император выражает уверенность,

>что русские вторгнутся...

Ты помнишь ли, ах, ваше благородье,
Мусье француз, говенный капитан,
Как помнятся у нас в простонародье
Над нехристем победы россиян?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Ты помнишь ли, как за горы Суворов
Перешагнув, напал на вас врасплох?
Как наш старик трепал вас, живодеров,
И вас давил на ноготке, как блох?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Ты помнишь ли, как всю пригнал Европу
На нас одних ваш Бонапарт-буян?
Французов видели тогда мы многих жопу,
Да и твою, говенный капитан!
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?
562

Ты помнишь ли, как царь ваш от угара
Вдруг одурел, как бубен гол и лыс,
Как на огне московского пожара
Вы жарили московских наших крыс?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так. сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Ты помнишь ли, фальшивый песнопевец,
Ты, наш мороз среди родных снегов
И батарей задорный подогревец,
Солдатской штык и петлю казаков?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жен похваливал да еб?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

/thread