Вероятно, именно то, что ты принял когда-то мои правила, и объясняет, почему какой-то кусок дерьма с невинным лицом в этот самый момент висел на тебе, крадя поцелуи, которые по праву принадлежали мне, которые он не имел права получать, в то время как ты относился к этому как к чему-то забавному, и даже немного поощрял его.
Я видел более чем достаточно, когда выходил из раздевалки — жадные маленькие проворные руки этого салаги лежали практически на твоей промежности, и ты явно не горел желанием отталкивать их. Да, это правда, что я сам потребовал от тебя определенную свободу действий, когда речь зашла о характере наших отношений, но это, конечно, не означает, что ты должен вести себя так, как будто они вообще ничего не значат. Пришло время, когда я, наконец, точно понял, что на самом деле означает то, что мы все-таки были любовниками. О да, возможно, я не достаточно ясно давал понять, что в твоей жизни могу присутствовать только я. Теперь я буду более чем ясен.



В номере было темно, когда Роман, наконец, добрался до него. Темно и тихо. Даже как-то зловеще. Он едва смог различить невнятный силуэт Ильи, растянувшегося на диване и лениво потягивающего виски.
Казалось, что Илья не только яростно сверкал своими смущающими зелеными глазами, которые светились в полумраке, как инфракрасное зрение, но и весь номер пропах им.
А от Ромки пахло Игнатовым.
Он не хотел, чтобы так случилось, но, тем не менее, Михаил сумел-таки влезть в его штаны и показать свои довольно значительные навыки орального секса. Роман не хотел думать об этом, вспоминать, и, тем более, пытаться как-то объяснять это Илье.
— Хорошо провел время сегодня вечером? — саркастический вопрос Кутепова опалил опасным огнем, который, превратился в шаровую молнию и угрожающе завис в воздухе, вибрируя.
Во рту у Романа пересохло. Хотя ни один из них до сих пор не определил периметр для их новых отношений, все равно было молчаливое понимание исключительности друг для друга. Не говоря уже о том, что Зобнин знал, каким ревнивым может быть Илья. Прежде чем он успел хоть что-то произнести, Кутепов встал и приблизился к нему. Зобнин почувствовал запах алкоголя в дыхании Ильи. Пощечина была скорее шоком, чем настоящей болью. Кутепов ударил тихо и быстро. Удар был сродни броску ядовитой змеи.
— Скажи мне, Ром… — голос Ильи был холодным и гладким, как лед, твердым, как алмаз. — Расскажи мне, что ты и этот маленький ублюдок делали сегодня вечером…
Внезапно, сделав резкое движение, Илья, подхватив Ромкины ноги под лодыжки, быстро рванул его из-под себя, и Зобнин шумно, с болезненным стуком, приземлился на пол, упав на спину. Глаза, не мигая, смотрели на возвышающегося сверху Кутепова, который медленно, явно смакуя момент, ослабил свой ремень.
— Пока ты там развлекался, я сидел здесь, в темноте, часами думая о том, что я собираюсь сделать с тобой… но я поступлю проще. Во-первых, я заставлю тебя отсасывать мне так, что ты не сможешь даже дышать… а потом я буду трахать тебя, пока ты не начнешь просить о пощаде…
Илья опустился на Романа, его возбужденный член торчал и касался Ромкиной щеки. Зобнин повернул голову в сторону, только чтобы Кутепов не мог касаться его своим стояком, но Илья с силой повернул ее назад, и когда их глаза встретились, Ромку просто ошпарило яростью, которая выплескивалась через край из блестевших глаз.
— Ты можешь сделать это легким способом… Или мы можем сделать это по другому… не имеет значения, потому что ты либо отсосешь мне сам, либо я просто заткну тебя своим членом, — прошептал он жестко, пачкая плотно сжатые губы Романа каплями смегмы, — Давай, открывай рот…
Сильные пальцы запутались в волосах Романа, рванули назад, заставляя его губы раскрыться в беззвучном крике, и Илья мгновенно впихнул ему в рот свой член. Ромка давился, пытаясь дышать, старался расслабить мышцы горла. Для этого ему нужно было лишь чуть-чуть отстраниться, но Кутепов не позволял этого.
— Оу… слишком много для тебя? — издевался Илья, заставляя голову Романа двигаться взад и вперед, принимая член глубоко в глотку. — Да ладно, мы оба знаем, что ты справишься с этим…
Мышцы горла Романа протестовали против грубого обращения. Его разум пытался найти какой-то способ отвлечь ярость своего любовника, прежде чем нехватка воздуха заставит его потерять сознание.
— Так, кто у кого отсасывал на самом деле? — спросил Илья. Его глаза горели зеленым дьявольским огнем. — Я вполне могу представить себе эту шлюху малолетнюю на коленях перед его кумиром… или же произошел небольшой переворот в ролях?
— Илюш, пожалуйста… — Зобнин ахнул, дрожа от страха и чего-то еще, чего он не хотел признавать.
— Заткнись, сука, — и он снова засунул свой, блестящий от слюны, член обратно в рот любовника. — Я не хочу твоих оправданий, или твоей милой сладкой лжи. Ты дашь мне именно то, что ты дал этой маленькой сучке сегодня вечером, и тебе лучше сделать это хорошо.
Илья продолжал толкаться в рот Романа. Вид Зобнина, беспомощного, беззащитного, бьющегося в его руках, возбуждал сильнее, чем сам акт. Он входил в его рот до основания, то и дело заставляя его упираться носом в пах, с упоением глядя, как глаза Романа наполнялись болью и стыдом. Видение стыда взволновало Кутепова еще больше, потому что он знал, что Рома не мог наслаждаться тем, что с ним делают, но он не хотел ничего менять. Кутепов продолжал издеваться над Ромкиным ртом снова и снова, безжалостной мстя за бессердечное предательство и, возможно, за бесчисленных любовников в прошлом. Чувствуя скорое освобождение, он резко вытащил изо рта Ромки свой член, и наклонился, одаривая жестоким поцелуем его дрожащие губы.
— Это еще не все, мой дорогой… — прошептал Илья. — Тебе нужно помнить, кому ты принадлежишь… что я не потерплю того, что ты, трахаешь кого-то еще.
Оттолкнув Зобнина назад, он быстро стянул с него джинсы вместе с бельем, схватил его за ноги, подтянул к себе и закинул их на плечи. Потом наклонился, и, едва сдерживая дыхание, резко вошел.
— Боже, Илья… не… — Роман не смог сдержаться и заорал, но было уже слишком поздно, потому что Илья сломал его полностью, взяв на сухую.
Вонзившись в напряженное тело под ним, Кутепов акцентировал каждый толчок злыми, обидными словами.
— Ты… никогда… никогда… не трахнешь кого-то еще… кроме меня… — пот капал с его лба, приземляясь на живот Ромки. — Ты принадлежишь мне…
Роман старался больше не кричать, но сейчас он просто не мог сдержаться.
— Илюш… пожалуйста, ты делаешь мне больно…
Реакция Ильи на почти рыдающие просьбы была еще сильнее.
— Больно… ты хочешь знать, что такое больно?.. Больно — это когда человек, который утверждал, что любит тебя, ведет себя так, как будто ты даже не существуешь… больно — это когда ты видишь, как человеку, которого любишь ты, наплевать на то, кто доставляет ему удовольствие… кто ему отсасывает, или подставляет свою дырку… а может, и сам… сам берет его…
— Я доверял тебе… доверял тебе достаточно, чтобы раскрыться так, как я и не думал. Не думал, что смогу снова… я позволил тебе… чтобы ты взял меня так, как мужчина берет женщину… и это ничего не значило…
— Думаешь об этой маленькой шлюхе, Ромашка, а? Ебучий ублюдок… Я покажу тебе, что нужно делать, когда этот мелкий ублюдок вздумает еще раз протянуть к тебе свои шаловливые ручонки…
— О да, Ромка… это то, что тебе нужно… думаю, ты можешь и дальше относиться ко мне так, как тебе нравится… но пусть другие не крутятся возле тебя и не надеются, что я проигнорирую это… в следующий раз будешь думать, прежде чем… ты принадлежишь только мне, как и я тебе, и никто никогда не будет трахать тебя так, как я… никто, особенно этот маленький ублюдок… тебе нужен мужчина, чтобы доставить удовольствие, а не какой-нибудь неискушенный и восторженный маленький симпатичный мальчик… ты будешь еще очень долго нелепо передвигаться… но это будет милое маленькое напоминание о том, что стоит между нами… и я буду уверен, что ты никогда больше не уйдешь от меня… ты мой, Роман Зобнин… я сейчас претендую на тебя… заявляю на тебя свои права…