>>1469
Одна маленькая поняша была очень трудолюбивой и скромной, за что ее очень любили мелвудские автомеханики и строительные рабочие, приходившие поглазеть, как-то она там работает, не жалея себя им на потеху. Каждое утро поняша просыпалась пораньше и шла на тренировку, затем давала интервью о том, как она любит свою работу и как благодарна за поддержку строительным рабочим и автомеханикам. Но как-то раз в ее жизни случилась беда: тоскливой зимой засияло над мелвудскими туманными равнинами горячее медное сияние.

У медного сияния было имя - но до того ли? Важно ли оно, если свет этот затмевал капризное английское солнце? И хорошо бы было только имя, так нет же, была пара блестящих глаз, повелительно-манящий рот, тело, равных которому и вообразить не посмеешь, и сильные, но невозможно нежные руки, то и дело случайно трепавшие маленькую нашу поняшу за аккуратную гриву.

Можно ли было устоять, не податься навстречу этим теплым рукам, в которых было так безопасно и тепло? Автомеханики бы ни за что не смогли понять и простить, ты не можешь так с ними поступить, они рассчитывают на тебя, у них такая непростая жизнь, шептала поняша, глядя на себя в зеркало, когда умывалась перед сном. Даже холодная вода из ледяных английских кранов, казалось, кипела. А взгляд меднокожего красавчика с каждой новой встречей обещал какие-то тропические острова и жаркое, жаркое счастье.

И вот в один совершенно непримечательный день эти рельефные темно-золотистые руки стиснули крепенькое компактное тельце нашей поняши несколько сильнее и как будто дольше, чем обычно, а поняша потеряла контроль и не сообразила вовремя сказать нет, до автомехаников ли тут, когда сказки южных морей оживают у тебя на глазах? И радость облепляет со всех сторон, соком тропических фруктов пристает к телу, руки миндальноглазого бога поднимают над землей, с силой вжимают в стену (в стену? нет таких стен в волшебных теплых странах, должно быть, все же не в стену), подхватывают, страхуют. Поняша выдыхает "о фак", потому что все эти годы ей было не до расширения словарного запаса, а затем единственно возможное "фак ми". И фак автомехаников, в конце концов.

>>2282
По законам всех плохих историй, призванных раскрыть своих персонажей с неожиданной и часто пугающей стороны, они просто обязаны были оказаться одни, ночью, где-то на просторах всеблагой Англии, неважно в чьем доме, отрезанные от цивилизации обстоятельствами непреодолимой силы. Утром, кажется, прошел дождь, и все вокруг звенело и чавкало, а ночь была особенно темна, но что-то как будто подсвечивало ее изнутри, мокрым, загадочным светом. Лукини остался верен себе, быстро шмыгнул в дом и был таков, а Бейл еще долго ходил кругом, приглядываясь. Среди мокрых камней и острой травы, ему в глаза бросилось нечто пестрое и дрожащее. Под проржавым навесом стоял трактор. Наверное, когда-то его слой за слоем покрывали красная и белая краски, но теперь они свисали неопрятными лохмотьями с косых пролетарских боков. Бейл никогда не видел такой уродливой образины, сначала неохотно попятился, но потом, крадучись, выставив как ориентир вперед левую руку, будто он не видит всего масштаба бедствия, сомневаясь, приблизился. Трава скользила и скрипела под ногами, от трактора пахло кровью и молоком, кусками отваливалась железная рыжина, похожая на застывший понос. Гарет прислушался, было тихо и, казалось, слышно, как с шерстяным шелестом летят вышиной серые облака. Чудь какая-то, его уши не могут слышать так далеко и ярко, и он снова вник в переплетения звуков. И на этот раз из возможных ноздрей на него полились ропот и машинное похрюкивание. "Тише-тише, маленький.." - отозвался перепуганный вингер, он подумал, что Лукачка может что-нибудь прочухать. Но называть трактор маленьким, конечно же, было грубейшей ошибкой и фамильярностью со стороны валлийца. Он был большой, как гора. И чувствовал себя соответственно, и дремал исключительно из-за навалившейся тяжести собственного тела. Бейлу, чтобы пролезть в него, следовало бы подпрыгнуть. Но единственный на дворе футболист еще долго ходил вокруг да около, потрагивая трактор за всякое. Пока тот не проснулся. Что-то заходило, забегало, заелозило ходуном в ржавом корпусе, что-то невероятно живое, что никогда не должно было жить, послышался лязг стертых зубьев, какие-то дохлые шестерены вращались в его полуобморочном мозгу. Бейлу этого хватило, чтоб, раздосадованно шлепнув трактор по бамперу и отдавив напоследок мозолистую шину, подлететь до кожаного трона. В попытках как-нибудь образумить взбесившуюся технику, Гарет начал выкручивать баранку до поросячьего визга. Потом удовлетворенно успокоился и обмяк, рассматривая темную кабину. Что-то мокро поблескивало в ее потаенных углах так же, как и на улице, хотя крыша вроде не съехала и не прохудилась. Бейлу никогда не импонировали такого рода машины и он им не симпатизировал, но не что иное, как дикое любопытство обезьяны, дернуло его подергать за рычажки. Трактор снова завелся, теперь уже по-взрослому, колеса сделали парочку поступательных движений и провернулись, рука Бейла как-то неприятно, но необычайно легко двигалась, ему показалось, что он вспотел, фары вперились в окно напротив рассредоточенным тусклым светом. За новыми ощущениями и странными запахами Гарет и не заметил встрепенувшегося Луку, заглянувшего к ним на огонек. "Какого х.." - только и успел выпалить вежливый Лукачка, освещавший себе всю дорогу ядреным медвежьим фонарем, прежде чем скрыться в слезах. "Это не то, что ты подумал! черт.." - парировал Бейл, понявший в свете последних событий, что его руки были перепачканы в каком-то масле или мазуте, и выпорхнул через лоб. Один трактор оставался молчать, ждал пока все улягутся, а потом спокойно уехал, засыпая на ходу. И только в редкие минуты просветления он рвано гундел:"Они постоянно что-то мне говорят, подкалывают и потом все вместе смеются. Я, конечно, хочу им ответить, хоть и почти не понимаю, что они мне говорят. Ну, ничего, когда выучу английский, я им всем отомщу" - но никто ни разу не понял его речи.