В то утро разум Егорки пробудился от нечленораздельного мычания соседа по палате. Разомкнув глаза, его периферическое ещё сонное зрение выхватывало плафон светодиодной лампы и датчик дыма с белоснежного потолка, стены, выкрашенные в уныло-зелёный, старую деревянную раму окна и копошения подселенного накануне ночью соседа на койке у противоположной стены.
Через несколько минут в комнату вошли двое санитаров и направились к страдальцу. Оказалось, бедолага наделал в свою пижаму и постель.
— О, Егор, ты уже познакомился со своим новым соседом? — ехидно спросил один из санитаров, посмотрев в его сторону. Егор обреченно опустил веки, выдохнул и молча повернулся на бок, пытаясь скоротать время во сне. В тот ясный безоблачный день лишь шелест ветвей раскидистого дуба и щебетание пташек, восхваляющих яркую звезду на небе, доносились через приоткрытое окно. Но возня людей в халатах и сопротивления больного за его спиной сотрясали гармонию и мешали отвлечься. К тому же, помещение уже залилось лучами утреннего Солнца и яркий свет слепил глаза.
Диагноз Егорки — первая стадия шизофрении. Родная мать в отчаянии вызвала санитаров после кровопролитного увечья, нанесённого сыном самому себе. А до этого она многократно, входя в его комнату, обнаруживала, как тот разговаривал с кем-то, а на экране монитора была всё та же статичная картинка с какой-то девочкой…
Девочка эта обладала необычайно завораживающим обликом. Когда она улыбалась, её темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая неотразимо приятным светом… Волосы её – тёмненькие, но светилась она изнутри, через глаза – неугасимым, весёлым и тёплым светом. В них столько покоя, свободы и ласки… Сама улыбка переполнена искренностью, детской наивностью и доверчивостью, ещё не обожжённой суровыми реалиями жизни. Такая, что невозможно было не улыбнуться в ответ. Одного её взора с бездушного монитора было достаточно, чтобы вдохновиться на великие свершения и подвиги, представляя, как она наградит своего героя восхищённым одобрительным взглядом. Увидев её однажды, образ надолго врезался в память и всплывал в трудные минуты, приободряя, давая сил и решимости действовать.
— Ну что, Егор, тебе принести завтрак? — обратилась вторая санитарка, закончив с обмочившимся буйным и усмирив его, вколов нормированную дозу анксиолитика. Егор никак не реагировал и продолжал лежать, уставившись в стенку.
Через некоторое время он снова услышал своё имя:
— Его-орка-а…
— ДА НЕ ГОЛОДЕН Я! — выкрикнул он, хотя про себя подумал, что уже слышал, как санитары выходили.
— Это я, Егорушка…
— Паренёк подскочил на месте; теперь он сидел на койке, опёршись руками, и судорожно забегал глазами по комнате, ища объект, которому мог принадлежать этот голос. Но никого, кроме мирного посапывающего соседа и него самого в палате больше не было. Спина покрылась холодным потом, конечности начали быстро остывать и его всего бросило в дрожь. Труъ хикки-отаку уже догадались, что происходит с Егоркой. Это доносились плоды создания так называемой тульпы.
О своём упорном стремлении разбавить серые будни затворнического образа жизни с помощью создания приятных галлюцинаций Егорка не делился ни с матерью, ни с людьми в халатах. Лишь единственному своему другу он мог раскрыть все свои сокровенные мысли и фантазии — анониму. Текст сохранён в оригинале:
Теперь она уже появляется внезапно, даже когда я совсем о ней не думаю. Может крикнуть, может проявится силуэтом в темноте. Чаще просто тихо дышит мне в ухо, или смеётся где-то в соседней комнате. Так она говорит мне: "Я рядом, я здесь". Да, она всегда рядом. В любой момент, когда захочет. Этими действиями она заставляет меня дрожать от каждого шороха, каждого скрипа. Даже если это не она, а соседи, ветер или стук моего собственного сердца - я всё равно глушу валокордин, чтобы унять вполне ощутимую, физическую боль в груди. Мне страшно, что она окажется рядом, опять нападёт. Хотя, это не самое страшное, что она может сделать - она может начать разговор. С деланной заинтересованностью будет расспрашивать меня о моей жизни, моём прошлом. Она знает всю мою жизнь наизусть, спрашивает она лишь для того, чтобы напомнить мне о каждой неудаче, обо всё что доставляет мне боль. Она знает, как сделать эту боль сильнее своими едкими комментариями, знает все мои больные точки. После разговора я чувствую себя настолько жалким человеком, что мне хочется выйти в окно. Хорошо, что пока хватало сил сопротивляться этому желанию. Боюсь, однажды она подберёт те слова, что убьют меня моими же собственными руками. Первое время девочка прекрасно справлялась со своими функциями. Вместе с ней мы глубоко и всесторонне обсуждали любую проблему. Сначала это меня радовало. Но потом я кое-что заметил. Когда я понял, что разговоры с ней оставляют тягостное впечатление я начал прогонять её. Поболтали немного, как только я чувствую, что она начинает давить на болевые точки - говорю (вслух): "пшла вон!". И она уходит. Точнее - уходила. Недавно я купил себе 2 бутылки пива. Пил я тогда мало, так что двух бутылок мне "хватило". Я несколько раз засыпал перед монитором. Просыпался, пытался на кого-то наезжать на чанах. Параллельно включил хентай. Просто один раз взглянул в сторону двери и что-то увидел. Я хорошо помню что сначала даже не понял - что это. То есть - я не ожидал увидеть её в этот момент. Это странно. Она стояла в дверях, и ломала себе руки. Взгляд её был направлен в пол, словно она чего-то стеснялась. При этом она бормотала под нос что-то не членораздельное. Такое ощущение, что она была не в своём уме. "Эй, что с тобой?". После этих моих слов она резко вскинула голову, заверещала и кинулась на меня. Эта тварь цапнула меня за руку, дальше я помню всё как в тумане. Когда я проснулся, рядом никого не было. Рука вся была испачкана в крови - я порезался разбитой бутылкой, видимо когда защищался.
— Оставь меня в покое! — Егор заткнул уши, зажмурил глаза и уткнулся лицом в подушку. Это дало лишь противоположный эффект. В темноте всплыл её лик и предстал перед глазами, а голос в тишине стал чётче и яснее:
— Посмотри, что ты натворил и где ты оказался… — она была совсем другой, не похожей на ту, которая ангельски улыбалась и по-доброму смотрела на тебя с экрана. Взгляд её был укоризненным, глаза стеклянными, не было и тени улыбки.
— Я не знал!.. Я НЕ ХОТЕЛ ЭТОГО!
— А зачем ты пытался найти меня, Егорушка? Чего ты хотел этим добиться?
— Стать… стать ближе к тебе! И всего-то! Прости меня, УМОЛЯЮ!
— Как у тебя всё просто…
— Я создал твой образ у себя в голове, чтобы мы могли подружиться и весело проводить время, а из-за тебя мне стало только хуже! Я хотел искупить свою вину, но ты сама всё рушишь! Ты не такая, как на экране! Ты плохая! Верни меня в сказку с твоим участием! С той прежней тобой!
— Тяжёлый случай… — приглушённо донеслось до больного.
— Что?! — Егорка освободил ушные раковины и услышал обсуждение врачей, подоспевших на громкий монолог, которые стояли у дверного проёма и прогнозировали будущее пациента. Сосед по палате в ужасе вжался в угол на своей койке и с вытаращенными глазами застыл, наблюдая за бредом Егора.
В этот момент в палату закатились санитары с медицинской каталкой. Егор сопротивлялся из последних сил: брыкался, рыпался, драл глотку что есть мочи. Но санитары крепкого телосложения заломили его увесистую тушку и приковали ремнями к каталке.
— ВЕРНИ-И-ИСЬ!!! ПРОШУ!!! ЧТО МНЕ СДЕЛАТЬ?!! ОТВЕТЬ! ЕСЛИ Б Я ЗНАЛ!! ВИДИТ БОГ, Я БЫ ВСЁ ОТДАЛ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ВСЁ КАК БЫЛО!.. НЕ УХОДИ! НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ!! — эхом отдавались в длинном коридоре психиатрической клиники истошные крики душевнобольного. Бедная мать, ожидающая приёмного часа, не выдержала такой суровой картины и и разревелась, упав в бессилии на колени. А Егорку везли в отделение принудительного лечения…