Он в шкафу. Он точно живёт в шкафу. Хоть там сейчас ничего и нет, но я знаю… Его паучьи пальцы обычно появляются первыми. Они пролезают в щель между дверцами и несколько секунд ощупывают поверхность. Одна створка приоткрывается со скрипом. Всего на пару сантиметров, но уже слышно его прерывистое дыхание. Я не разу не слышал членораздельной речи, но он постоянно мычит, хмыкает, фыркает и периодически повторяет «мууоооооооот». Не знаю, что это за слово. Сначала думал, что это его имя, но не смог подобрать подходящего варианта по звучанию. Однажды прислушался и мне показалось, что он что-то объясняет, а после каждого завершенного предложения слышно «мууоооооот». Конечно, никаких предложений он не говорил. Только мычал. Он открывает дверцу до конца, но не выходит. Всегда около минуты сидит и смотрит. Просто смотрит, но не перед собой, а чуть ниже. Его глаза немного блестят.

По ночам я не сплю. Не из-за него, просто так получилось. Я люблю играть на компьютере, а ночь – единственное время, когда можно делать это спокойно. Ничего особенного я из себя не представляю. Таких, как я, миллионы. Я не вижу смысла выходить за пределы зоны комфорта. Я ничего в жизни не сделал и никогда ничего не добьюсь. Неудачники, типа меня, всегда переходят на ночной образ жизни. Это наш способ избежать конфронтации. Я ложусь спать ближе к полудню, просыпаюсь вечером. Утром мамка собирается на работу, ей некогда говорить со мной. Вечером у неё нет сил на разговоры. Всё уже было сказано тысячу раз. Ей тоже надоело повторять. Мне нравится смотреть на рассвет, но наши окна выходят на северо-запад.

Мы живём здесь примерно год. Это единственное место, которое мы могли себе позволить. Почему-то квартиру продавали за копейки. Бабка-соседка случайно обмолвилась о каком-то затворнике. Вряд ли это правда. Бабки всегда что-то выдумывают и преувеличивают. Других развлечений у них нет. Я пытался наладить свою жизнь после переезда, но быстро сдался. Так получилось. Я нашёл его волос примерно через месяц после того, как мы начали здесь жить. Мамка как раз закончила уборку оставшегося от предыдущих жильцов мусора и сделала небольшой ремонт. Короткий чёрный завиток лежал около клавиатуры. Волос точно не мой. И не мамкин, её не было дома. Я несколько минут рассматривал находку. Времени у меня много. Правда, я быстро забыл о волосе. Через неделю я увидел в раковине пучки таких же волос, как будто кто-то постригся. Может быть, их там не было. Я не верю теперь своей памяти.

Я не люблю ночную тишину. Она слишком мёртвая. Даже во время сна я в наушника. Он сломал мои наушники. То есть, я не знаю точно. Но я вышел после еженедельной помывки и увидел, что они лежат на столе с пережёванным проводом. Именно пережёванным. Он был в слюнях. Мне некому жаловаться и не у кого просить помощи. Я думаю, что он хотел, чтобы я его слышал. Мне пришлось слушать тишину. Я не верил, что слышу скрип и мычание. Когда такое происходит с тобой, то ты не можешь трезво оценить ситуацию. Если бы мне кто-то рассказал это, я бы сразу сообразил, в чём дело. Когда ты видишь только один кусочек картинки в неделю, то сложно увидеть весь образ.

Ночью каждое движение может напугать. Особенно, если ты совершаешь его сам. Достаточно снизить скорость. Если открывать дверь медленно и вглядываться в то, что тебе открывается с каждым новым миллиметром, то даже привычная комната станет самым страшным местом на свете. Ожидание пугает больше самого события. Я это понял, когда стал чаще вслушиваться в тишину. Сами хрипения были обычными, но я не знал, будут ли они продолжаться. Когда понял, что они возникают каждую ночь, то меня стал пугать источник хрипа. Сколько бы я ни узнавал, всегда была неизвестность. Оборачиваясь на звук, я не знал, что хочу увидеть. И хочу ли видеть вообще. Любой исход был не в мою пользу.

Ночи слились в одну. Помню только тишину, прерывавшуюся его сопением. Я хотел перейти на дневное бодрствование. Даже лёг спать раньше полуночи. Пришлось выпить снотворного, чтобы уснуть. Я упал с кровати и проснулся в 3 часа ночи. Я никогда не падал с кровати. Одеяло было на полу. Я вспомнил толчок в спину и скрип дверцы. Он меня разбудил.

На следующую ночь я увидел его. Краем глаза уловил движение в темноте. Я боялся повернуться. Как часто эти мелькания сбоку оказываются просто игрой воображения? Как сильно я хотел, чтобы это было лишь моим воображением. Я уже не играл. Ночь была неприятна мне. Я слушал своё сердцебиение и надеялся, что оно будет единственным звуком в комнате. Я понял, откуда шёл скрип. Это были дверцы шкафа. Он остался от старых жильцов. Мамка решила оставить его для хранения зимних вещей. Шкаф был забит куртками, сапогами и коробками. Я убедил себя в том, что у меня просто срыв. Из-за этого мне мерещатся странные звуки. Для подтверждения своих мыслей я решил смотреть на шкаф всю ночь. Если оттуда что-то выйдет, то я точно увижу. Через полчаса ожидания затея стала казаться настолько тупой, что я отвернулся и уставился в окно. Скрип и громкое дыхание сковали меня ужасом. Шкаф был открыт. И он сидел там.

Я хотел кричать, но передумал. Несуразное существо вытащило руки из шкафа. Его костлявая нога бесшумно ступила на пол. Это было странно, он издавал много других звуков, но никогда не топал. Он вытянулся во весь рост и пошёл в сторону кухни, делая вид, что не видит меня. За всё время он ни разу не контактировал со мной напрямую. Я даже пытался задать вопрос однажды. Он прервал меня фырканьем. Я не смог нормально разглядеть его из-за темноты. Даже когда я включал свет, он выглядел так, будто на него наложен фильтр для фото.

Я не знаю, сколько бы продолжались эти его ночные походы на кухню, если бы в одну из ночей мамка не вышла ему навстречу. Я выпучил глаза и готов был прыгнуть между ними. Мамка его совершенно определённо не видела. Но, вот, он отреагировал очень странно. Его блестящие глаза сузились, он стал шумно вдыхать воздух и потянул к ней свои руки. Мамка легла спать через пару минут, а он вернулся в шкаф. Наверное, я должен был понять что-то в ту ночь. Но, так получилось, что я не понял.

Сегодня Новый год. Я уже несколько месяцев вижу его каждую ночь, но ничего не могу сделать. Сегодня мамка ушла в гости, а я остался один. Ну, или почти один. Я купил себе Хуч и свои любимые колбаски Пиколини. Совсем недавно узнал об их существовании. Около трёх часов ночи мамка явилась домой с бутылкой Джек Дениелса в руке. С порога она начала орать. Обвинила в том, что я испортил ей жизнь. Она не хотела детей. Отец отговорил от аборта, а сам свалил через два месяца. Она всю жизнь меня ненавидела. Я отвернулся. Не хочу слышать. Глухой звук. Она прервалась на полуслове. Звук падающего тела. Она лежала на полу, из головы шла кровь. Очень много крови. Рядом на полу была бутылка, а над ней был он. Вдруг он начал усиленно фыркать. Я увидел его белые ровные зубы. Он смеялся. Он до сих пор смеётся. Прошло уже полчаса. Я не знаю, что делать. Так получилось, что любой исход не в мою пользу.

В Москве, в такой же, как и всегда, вечер, сидит за шкафом Анатолий Маркин или попросту Толян — молодой человек лет тридцати, не обременяющий себя особыми занятиями. Его сидение в шкафу — это определённый образ жизни, своего рода протест против сложившихся условностей, потому Анатолий так горячо, философски осмысленно возражает против всех попыток вытащить его из-за шкафа. Такова же и пьющая мать его, не обнаруживающая ни удивления, ни неудовольствия, — она привыкла жить так же, как и сын: как живётся.
Этим вечером в личку к Толяну один за другим стучатся посетители: на стрим собирается весь ютубовский свет, вот и стараются друзья растолкать Толяна, растормошить его, заставив принять участие в светском праздничном гулянии. Но ни Рябкову, ни Хомякову, ни Комарову это не удаётся. С каждым из них Толян пытается обсудить свои заботы — квитанцию за коммунальные услуги с именем Снегового и грозящий переезд на другую квартиру; но никому нет дела до тревог Толяна.
Зато готов заняться проблемами ленивого Толяна Сергей Симонов, земляк Толяна, человек ума бойкого и хитрого. Зная, что после смерти родителей Толян останется единственным наследником квартиры, Симонов совсем не против пристроиться к весьма лакомому куску. Толян ждёт своего друга Симонова, который единственный, по его мысли, в силах помочь ему разобраться в хозяйственных сложностях.
Первое время, закончив поварской колледж, Толян как-то пытался влиться в столичную жизнь, но постепенно понял тщетность усилий: ни он никому не был нужен, ни ему никто не оказывался близок. Так и залез Толян за свой шкаф. Так и улёглась на свою лежанку его мама, ни в чём не отстававшая от своего сына. От подробного, с взаимными обидами выяснения отношений спасти может только сон, в который погружается Толян, в то время как мама отправляется в магазин за едой и отвести душу, жалуясь соседкам на бездельника-сына.
Толян видит в сладостном сне свою прошлую, давно ушедшую жизнь на старой квартире, где нет ничего дикого, грандиозного, где всё дышит спокойствием и безмятежным сном. Здесь только едят, спят, обсуждают новости, с большим опозданием приходящие в этот край; жизнь течёт плавно, перетекая из осени в зиму, из весны в лето, чтобы снова свершать свои вечные круги. Здесь сказки почти неотличимы от реальной жизни, а сны являются продолжением яви. Всё мирно, тихо, покойно в этом благословенном краю — никакие страсти, никакие заботы не тревожат обитателей старой квартиры, среди которых протекало детство Анатолия: Буськи, Панцика, Серпопа и Барсучего. Этот сон мог бы длиться, кажется, целую вечность, не будь он прерван появлением долгожданного друга Толяна, Сергея Симонова, о приезде которого возвещает стук в дверь.

Симонов являет полную противоположность Толяну, он беспрестанно в движении: понадобится поехать в Черногорию или Америку — едет; нужно выдумать какой-нибудь проект или приспособить новую идею к делу — делает. Между тем он ездит и в свет, и ведет видеоблог, и ходит на стримы; когда он успевает — Бог весть.
Первое, с чего начинает Симонов — вытаскивает Толяна из-за шкафа и везёт в гости на розовую кухню. Так начинается новая жизнь Толяна.
Симонов словно переливает в Толяна часть своей кипучей энергии, вот уже Толян встаёт по утрам и начинает ходить на хоккей, интересоваться девушками и работой, а подписчики надивиться не могут: «Представьте, Толян сдвинулся с места!» Но Толян не просто сдвинулся — вся его душа потрясена до основания: Толя влюбился. Симонов устроил конкурс на руку и скалу Толяна, и в Толяне просыпается человек, наделённый от природы необыкновенно сильными чувствами, — слушая, как Ева общается на стриме, Толян испытывает подлинное потрясение, он наконец-то окончательно проснулся. Но Еве и Симонову, замыслившим своего рода эксперимент над вечно дремлющим Толяном, мало этого — необходимо пробудить его к разумной деятельности.
Тем временем и мама Толяна нашла своё счастье — выйдя замуж за местного алкаша, простого и доброго мужика, она внезапно осознала, что и с пылью, и с грязью, и с тараканами следует бороться, а не мириться. За короткое время алкаш приводит в порядок дом Толяна, а мама распространяет свою власть не только на кухню, но и по всему дому, включая ванную и туалет.
Но всеобщее это пробуждение длилось недолго: первое же препятствие, переезд от мамы в отдельную квартиру, превратилось постепенно в ту топь, что и засасывает медленно, но неуклонно Толяна, не приспособленного к принятию решений, к инициативе. Долгая жизнь во сне сразу кончиться не может. Ева, ощущая свою власть над Толяном, слишком многого в нём не в силах понять.

Поддавшись интригам Симонова, когда он вновь уехал из Москвы, Толян переезжает в квартиру, нанятую ему админом Симонова, Исаевым.
Не умея бороться с жизнью, не умея разделаться с долгами, не умея управлять собой и разоблачать окруживших его жуликов, Толян попадает в хату шаболды Яны, чей друг, Влад Страпоньев-Урбан, приятельствует с Симоновым, не уступая ему, а скорее и превосходя последнего хитростью и лукавством. В доме шаболды Яны перед Толяном, сначала незаметно, а потом всё более и более отчётливо, разворачивается образ старой квартиры, то, чем более всего дорожит в душе Толян.
Постепенно все хозяйство Толяна переходит в руки шаболды Яны. Простая, бесхитростная женщина, она начинает управлять Толяном, готовя ему вкусные блюда, налаживая быт, и снова душа Толяна погружается в сладостный сон. Хотя изредка покой и безмятежность этого сна взрываются встречами с Евой Петроните, постепенно разочаровывающейся в своём избраннике. Слухи о свадьбе Толяна и Евы уже снуют между подписчиками — узнав об этом, Толян приходит в ужас: ничего ещё, по его мнению, не решено, а люди уже переносят из группы в группу разговоры о том, чего, скорее всего, так и не произойдёт. «Это все Сергей: он привил любовь, как оспу, нам обоим. И что это за жизнь, всё волнения и тревоги! Когда же будет мирное счастье, покой?» — размышляет Толян, понимая, что всё происходящее с ним есть не более чем последние конвульсии живой души, готовой к окончательному, уже непрерывному сну.
Дни текут за днями, вот уже и Ева, не выдержав, сама приезжает из Вильнюса к Толяну в Москву. Приезжает, чтобы убедиться: ничто уже не пробудит Толяна от медленного погружения в окончательный сон. Тем временем Влад Страпоньев прибирает к рукам дела Толяна, так основательно и глубоко запутывая Анатолия в своих ловких махинациях, что вряд ли уже сможет выбраться из них владелец блаженной Толяновки. А в этот момент ещё и шаболда Яна чинит дедову рубашку Толяна, которую, казалось, починить уже никому не по силам. Это становится последней каплей в муках сопротивления Толяна — он впадает в сонную апатию.

Год спустя после болезни Толяна жизнь потекла по своему размеренному руслу: сменялись времена года, к праздникам готовила шаболда Яна вкусные кушанья, пекла Толяну пироги, варила собственноручно для него Мак-кофе, с воодушевлением праздновала Новый год... И внезапно шаболда Яна поняла, что полюбила Толяна. Она до такой степени стала предана ему, что в момент, когда нагрянувший в Москву Сергей Симонов разоблачает тёмные дела Влада Страпоньева, шаболда Яна отрекается от своего друга, которого ещё совсем недавно так почитала и даже побаивалась.
Пережившая разочарование в первой любви, Ева постепенно привыкает к админу группы Симонова Валерию Исаеву, понимая, что её отношение к нему значительно больше, чем просто дружба. И на предложение Исаева Ева отвечает согласием.
Симонов вновь появляется у Толяна. Он находит Анатолия, ставшего полным и естественным отражением и выражением покоя, довольства и безмятежной тишины. Вглядываясь, вдумываясь в свой быт и всё более и более обживаясь в нём, Толян, наконец, решил, что ему некуда больше идти, нечего искать. Толян нашёл своё тихое счастье с шаболдой Яной, родившей ему сына Серёжу Маркина. Приезд Симонова не тревожит Толяна: он просит своего старого друга лишь не оставить Серёжу.
Когда Толяна уже не стало и обветшала хата шаболды Яны, Серёжу Маркина взяли на воспитание Симоновы. Живя памятью о покойном Толяне, Виктория Викторовна сосредоточила все свои чувства на его сыне.
А мама Толяна там же, на Войковской, где жила со своим сыном, просит теперь милостыню вместе с мужем-алкашом.