Покидаю фрагменты связанные с Дугиным из книги Сэджвика "Наперекор современному миру"(на английском она вышла более 10 лет назад, на русском пару лет назад). Может кто не читал и ему будет интересно.

Традиционализм в Советском Союзе
В Советский Союз традиционализм вошел через две московские библиотеки: Библиотеку иностранной литературы и Библиотеку имени Ленина, — которые по неизвестным причинам имели необычайно богатую коллекцию традиционалистских книг. В 1962 или 1963 году внимание Евгения Головина, поэта, известного тогда лишь кружку диссидентов или «независимых» интеллектуалов, который он возглавлял, было привлечено к сноскам в «Утре магов» Луи Повеля. Примерно в то же время такое же открытие сделал в Библиотеке иностранной литературы другой непубликовавшийся российский поэт Юрий Стефанов, начав читать Генона. Стефанов тогда был больше известен как переводчик французской литературы. Головин и Стефанов были знакомы; поэтому неясно, кто из них открыл Генона первым. Интерес Головина и Стефанова к традиционализму передался их кружку, одному из множества маленьких кружков интеллигентов, существовавших тогда по всей стране. Разочарованные во все более убогом позднесоветском марксизме-ленинизме, эти диссиденты, или «независимые» интеллектуалы, обитали по краям советской жизни, бойкотируя такие институции, как Коммунистическая партия и комсомол, членство в которых было необходимо для успешной карьеры в науке и журналистике, где обычно и трудились представители интеллигенции. Вместо этого они работали как статистики, библиотекари или дворники. Следуя установившейся в России практике, они встречались на квартирах друг друга, говорили и пили, но также читали и обсуждали философию, литературу и поэзию, циркулировавшую в форме самиздата. В этой среде также процветала альтернативная и прежде всего рок-музыка, к которой тогда неодобрительно относились официальные власти. Многие из этих интеллектуалов сами учили иностранные языки (часто опираясь на запрещенные тексты). Их самообразование в гуманитарных науках порой достигало уровня, значительно превышающего уровень подобных самоучек на Западе, но недостаток формальных интеллектуальных рамок часто подталкивал к снижению требований и отсутствию дисциплины, что могло приводить к удивительным пробелам в образовании. В кружок Головина входили Стефанов, Гейдар Джемаль и (чуть позже) Александр Дугин. Эти трое впоследствии стали самыми влиятельными традиционалистами России. Джемаль, вошедший в кружок в 1967 году, был москвичом азербайджанского происхождения, чье образование и воспитание было светским и советским, а не мусульманским. Еще юношей он открыл для себя философскую библиотеку своего деда по матери, турка, который родился в Османской империи, эмигрировал в Россию, принимал участие в Октябрьской революции на стороне большевиков, а потом преподавал в престижном Государственном институте театрального искусства (ГИТИС). Дугин, присоединившийся к кружку в 1980 году, был сыном полковника советской армии. Головин, Стефанов, Джемаль и Дугин трудились над реконструированием традиционализма по книгам, которые они нашли в Ленинской библиотеке и Библиотеке иностранной литературы, порой пытаясь угадать по контексту содержание недоступных книг, известных им только по названиям. Хотя «Symbolisme de la Croix» («Символизм креста») Генона был недоступен (он находился в «закрытом фонде» Ленинки), «Pagan Imperialism» («Языческий империализм») Эволы (в исправленном, более традиционалистском лейпцигском издании 1933 года) в той же Ленинской библиотеке стоял в открытом доступе с самого момента приобретения в г957 гоДУ— кто бы ни отвечал за такие решения, он явно не заглядывал в эти книги. Большинство российских традиционалистов, хотя и опирались в конечном счете на объяснение модерности, которое дал Генон, все же откликнулись (после 1991 года, по крайней мере) на модель, предложенную Эволой. Один Стефанов представлял скорее геноновское, нежели эволианское течение. Традиционализм давал интеллектуально удовлетворительное объяснение советской реальности, в которой жили советские диссиденты и которую они отвергали, но он не сподвиг их на какие-либо действия. Дугин перевел «Языческий империализм» на русский в 1981 году, но его попытки распространить текст в самиздате не увенчались особым успехом. Ни духовная пропаганда, которую вел Генон, ни тем более политическая, обычно связываемая с деятельностью Эволы, были невозможны в Москве 1960-1970-х годов. Любая политическая активность пресекалась по понятным причинам, а духовная была ограничена из-за отсутствия необходимой инфраструктуры. Связаться с существующими традиционалистскими религиозными группами за пределами Советского Союза было трудно, хотя Владимир Степанов (не путать с Юрием Стефановым), выпускник московского Института философии, принадлежавший к кружку Головина, сумел войти в контакт с (нетрадиционалистским) британским неосуфием, известным прозаиком и поэтом Робертом Грейвзом . Хотя Джемаль, может быть, и вступил в суфийский орден наюибандийа в 1980 году в Таджикистане, суфизм, судя по всему, не был для него чем-то особенно важным. Когда в 1980 или 1982 году он взял с собой Дугина в месячное путешествие по горам Зеравшана на северо-востоке Памира, они посетили не шейха Джемаля, а могилы различных суфийских святых. Единственной формой деятельности, которую мог себе позволить кружок Головина, была имитация жизни на «Корабле дураков». Время от времени Головин поручал «экипажу» читать поэтические, алхимические или эзотерические тексты — эти чтения продолжались днями (а порой и неделями) на фоне постоянного пьянства . То, что Дугин позже называл «излишествами во всех формах», считалось формой бунта. Следы этих излишеств заметны в некоторых рассказах другого члена кружка Головина, писателя Юрия Мамлеева, названного одним исследователем «мастером сексуального и некрофильского гротеска» . Эти следы также можно увидеть и в любовных приключениях некоторых из участников; жены двоих членов кружка впоследствии стали активистками лесбийского движения. Кружок Головина почти не привлекал внимания властей, хотя Джемаля, по слухам, несколько раз сажали в сумасшедший дом (это был стандартный способ репрессий, направленных на диссидентов). КГБ явно терпел подобные кружки, но лишь в определенных рамках, которые Дугин заметно переступил. В 1983 году власти узнали о вечеринке в мастерской одного художника, на которой Дугин играл на гитаре и пел то, что он называл «мистическо-антикоммунистической песней». Его на недолгое время задержали. КГБ обнаружил в его квартире запрещенную литературу, в основном книги Александра Солженицына и Мамлеева (писателя, который входил в кружок Головина, но эмигрировал в США еще до того, как в нем появился Дугин). Дугина отчислили из МАИ, где он тогда учился. Он нашел себе место дворника и продолжал посещать Ленинскую библиотеку по поддельному читательскому билету.

Традиционализм в эпоху перестройки

Период перестройки был во многих смыслах золотым веком «независимых» интеллектуалов. Совершенно неожиданно прежде немыслимое стало возможным и даже популярным. Ограничения сняли; перед некоммунистами открылись новые области; можно было выражать новые идеи. В 1988 году в «Бюллетене эстонского Восточного общества» даже опубликовали перевод (Удама) «Cycles cosmiques» («Космических циклов») Генона. Именно в эпоху перестройки российский традиционализм предпринял первые активные шаги. В 1987 году Дугин и Джемаль вместе вступили в общество «Память», позже описываемое Дугиным как «самая реакционная из существовавших организаций». Они надеялись обратить ее в сторону традиционализма, почти так же как Элиаде собирался использовать Легион Архангела Михаила в Румынии, а Эвола надеялся использовать фашистов, Herrenklub и СС. «Память» была средоточием сопротивления перестройке. Несколько общественных организаций, основанные во второй половине 1970-х годов историками и реставраторами и изначально ставящие своей целью сохранение русского культурного наследия, в 1987 году переросли в массовую политическую организацию, которая возникла, возможно, под покровительством КГБ в качестве «безопасного клапана для выпуска пара, который накопился у диссидентов». Общество «Память» критиковало реформы Михаила Горбачева и призывало защитить «исконную культуру» России; оно сражалось с «русофобией», сионизмом и мировым масонским заговором. Под «русофобией» понимались действия, угрожающие ослабить или реально ослабляющие советское государство, замена советских стандартов и ценностей на либеральные и западные. Попытки Дугина и Джемаля подчинить своим целям общество «Память» были не более успешными, чем похожие попытки Элиаде или Эволы. Семинары, которые они организовали, привлекли значительный круг слушателей (до 100 человек), и Дугин был назначен в Центральный совет «Памяти» в конце 1988 года, но в 1989 году они поняли бесперспективность своей затеи и покинули «Память»; Дугин позже описывал ее членов как «истериков, стукачей от КГБ и шизофреников». Многие другие пришли к схожим выводам, и «Память» вскоре вернулась на свое малозаметное место. Ее значение для российской оппозиционной политики было примерно таким же, как у теософии для западной эзотерики: она была форумом, который облегчил возникновение фигур, ставших важными в других местах. После 1989 года деятельность Джемаля и Дугина шла независимыми друг от друга, хотя и параллельными путями. В 1990 году, когда в Советском Союзе начал пробуждаться исламизм, Джемаль стал одним из основателей Партии исламского возрождения, которая будет рассматриваться в следующей главе. После распада Советского Союза Дугин стал все больше заниматься политикой, вначале — в сотрудничестве с двумя главными фигурами политической жизни того времени. Первым был Геннадий Зюганов, лидер Коммунистической партии Российской Федерации (КПРФ). Вторым, более близким соратником был Александр Андреевич Проханов, лидер группы «патриотов».

Политическая деятельность Дугина в 1990-е годы

Для Дугина, которого некогда КГБ арестовал как диссидента, переход к сотрудничеству с Зюгановым, лидером КПРФ, был довольно удивительной трансформацией. Как мы еще увидим, позже с ним произошла еще одна трансформация того же масштаба, когда при президенте Путине он начал выходить из сферы влияния КПРФ и двигаться в сторону политического мейнстрима. Эти перемены не говорят о непостоянстве Дугина. Как и Эвола, он всегда был верен только своей собственной идеологии, а не существующим вокруг политическим партиям. Его собственное объяснение первого превращения — из диссидента-антисоветчика в товарища лидера коммунистов — двоякое. Во-первых, в 1989 году он совершил несколько поездок на Запад, читая лекции «новым правым» во Франции, Испании и Бельгии. Эти поездки значительно изменили позицию Дугина. Большую часть жизни он считал, что «советская реальность» — это «худшее, что можно себе вообразить», а тут, к своему изумлению, он обнаружил, что западная реальность еще хуже, и подобная реакция не была редкостью среди советских диссидентов при столкновении с Западом. Во-вторых, его новая политическая позиция была сформирована событиями августа 1991 года, когда Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) не смог захватить власть путем плохо спланированного переворота, послужившего толчком к окончательному распаду Советского Союза. По собственным словам Дугина, вышедшие на улицы Москвы толпы, требующие демократии, свободы и рынка, внушили ему такое отвращение, что он в конце концов обнаружил, что является скорее просоветским человеком, — и это в тот самый момент, когда Советский Союз переставал существовать. Не ограничиваясь этими объяснениями, мы должны рассмотреть, какие модификации привнес Дугин в традиционалистскую философию, а также каковы были особые характеристики российской политической жизни сразу после развала СССР. Первой модификацией Дугина было «исправление» геноновского понимания православия, что схоже с «исправлением» взглядов Генона на буддизм, проделанным Кумарасвами. Это исправление наиболее четко выражено в его работе «Метафизика благой вести: православный эзотеризм» (1996). Здесь Дугин следует за Жаном Бье (Bies), французом, православным шуонианцем, утверждая, что христианство, которое отвергал Генон,— это западное христианство. Генон правильно отвергал католичество, но ошибался в отношении восточного православия, которое он плохо знал. Согласно Дугину (и Бье), православие, в отличие от католичества, никогда не теряло своей инициатической ценности и поэтому оставалось традицией, к которой может обратиться любой традиционалист. Затем Дугин перевел многие термины традиционалистской философии на язык православия. С новыми ориентирами традиционализм Дугина вел не к суфизму как эзотерической практике ислама, а к русскому православию как к экзотерической и эзотерической практике. Разновидностью православия, которое Дугин избрал для себя лично, было старообрядчество в его «единоверческой» версии. Для будущих отношений Дугина с российским политическим мейнстримом важно то, что Единоверческая церковь (в отличие от большинства направлений старообрядчества) признает власть патриарха, а также, ответно, признается и Русской православной церковью. Второй и чуть более поздней модификацией традиционализма стало его соединение с идеологией, известной как евразийство. В результате возникло нечто, похожее по взглядам на систему представлений, изложенную в книге «Clash of Civilizations» («Столкновение цивилизаций») Самуэля Хантингтона, и почти столь же влиятельное. К концу 1990-х Дугин стал самым видным представителем неоевразийства в России; после 2000 года он был известен широкой публике уже как неоевразиец, а не как традиционалист.
Первоначально движение и идеология евразийства возникли в Праге, Берлине и Париже в начале 1920-х благодаря деятельности русских эмигрантов-интеллектуалов, таких как географ П.Н. Савицкий, лингвист князь Н.С. Трубецкой и философ права Н.Н. Алексеев . Они опирались на славянофилов и панславистов XIX века, особенно на Константина Леонтьева и Николая Данилевского, и надеялись, что их учение распространится в СССР среди советской элиты и породит «внутреннюю оппозицию» . Так случилось, что в Советском Союзе евразийство привлекло к себе внимание лишь в 1980-х, и только в 1990-х при помощи Дугина и в модифицированной форме евразийство стало значимым явлением. Версия Дугина известна как неоевразийство. Славянофилов и панславистов, а также евразийцев 1920-х и Дугина роднит убеждение, что Россия фундаментально отличается от Запада своей духовностью и органическим характером своего общества. Однако между этими интеллектуальными движениями есть и ряд расхождений. Славянофилы были первыми российскими интеллектуалами, которые пытались определить русскую идентичность через противопоставление Европе, примерно также как западные интеллектуалы в то же самое время определяли Запад по контрасту с заморскими европейскими колониями. Это способствовало утверждению западной идентичности как цивилизованной и рациональной, в отличие от якобы нецивилизованных и иррациональных народов европейских колоний, и эта идентичность в значительной степени заменила прежнюю, представляющую европейцев как христиан. Однако славянофилы, вместо того чтобы также сместить акцент с религии на цивилизацию и рациональность, наоборот, подчеркивали религию и социальную солидарность, противопоставляя их сухой рациональности и моральному разложению Европы. В этом они опирались на ту критику, которую романтики выдвинули против ранней модерности, причем так, как их западные коллеги прежде никогда не делали. Евразийцы 1920-х следовали той же схеме, что славянофилы и панслависты, слегка обновив свою критику западной современности, чтобы включить в нее отрицание «механицизма». Они признавали достижения Запада в технологической сфере, но позитивно противопоставляли им «органицизм», свойственный русской и евразийской цивилизации, а также критиковали Запад за секуляризацию и атомизацию общества, совершенные во имя индивидуализма®. Их представления о Западе, по существу, мало чем отличались от взглядов Генона. Нет свидетельств того, что кто-нибудь из евразийцев этого периода читал Генона, но и Генон, и евразийцы формулировали свои идеи в одно и то же время, поэтому в них отразились общие тенденции эпохи. Для Дугина синтезировать евразийские представления о Западе с представлениями, характерными для традиционализма, оказалось несложно.
Что отличает XIX век от 90-х годов века XX, так это определение «других» и «нас». Для славянофилов «мы» были славяне, а «они» — европейцы, а для панславистов «они» совпадали с «романо-германской» цивилизацией. Евразийцы 1920-х придерживались того же определения «другого», но переосмыслили категорию «мы»: теперь это уже были не славяне, а русские и народы евразийской степи . Дугин в целом следовал за евразийцами 1920-х, но модифицировал их определения в свете работ двух «геополитических» географов, — Хэлфорда Макиндера и Карла Хаусхофера.
Тезис Макиндера и Хаусхофера о фундаментальном различии между «евразийским центром», состоящим из Германии и России, и атлантическим миром, состоящим из морских наций, предрасположенных к свободной торговле и демократическому либерализму, был впервые выдвинут в книге Макиндера «Democratic Ideals and Reality».
Как только традиционализм был переориентирован с индуизма и суфийского ислама на православие, он стал почти идеальным дополнением к евразийству. Атлантический мир можно было легко идентифицировать с кали-югой, модерностью, отсутствием подлинной духовности и демократией, основой того, что так ненавидел Эвола. Россия, с другой стороны, представала хранительницей обширной и мощной инициатической традиции, имеющей прекрасное духовное и метафизическое оправдание, необходимое для неизбежной борьбы с силами тьмы, воплощенными в Атлантическом союзе. Хотя некогда исторической миссией Советского Союза было распространить по миру коммунизм, теперь у России появилась священная миссия — принести в мир православный традиционализм. По словам Дугина, «восточная церковь» должна осуществить свою миссию в масштабе всей планеты.

Дугин и красно-коричневые

С самых первых дней перестройки либерализм был радикальным, а коммунизм — консервативным политическим феноменом. Когда в 1990 году в недрах Коммунистической партии зародилась и кристаллизовалась вокруг КПРФ, возглавляемой Геннадием Зюгановым, организованная политическая оппозиция перестройке, идеологически она объединилась с «патриотами» Проханова. Этот союз начался с образования общего фронта, который часто определялся как «красно-коричневый»: КПРФ выступала в роли «красных», а «патриоты» — «коричневых» (фашистов). Сам Дугин предпочитал обозначение «красно-белые». В 1991 году Дугин начал публиковаться в газете Проханова «День», у которой тогда было около 150 ООО читателейз. Идеи, которые Проханов позволял Дугину обнародовать в своем «Дне», были заимствованы у Эволы и Генона, а также у запад-ноевропейских «новых правых»: «антикапиталистов» (формулировка Дугина), таких как итальянский мусульманин-эволианец Клаудио Мутти и самый крупный интеллектуальный лидер французских «новых правых» Ален де Бенуа. В этот период Дугин был решительным членом оппозиции, как и коммунисты Зюганова. Для Дугина принадлежность Зюганова к оппозиции значила больше, чем его «марксизм», который, в конечном счете, был не столь марксистским. По словам Александра Ципко, бывшего в те годы политическим советником Горбачева: «Сама мысль поставить идею “нации” и “государства” над идеей освобождения рабочего класса [что и делали в КПРФ] напрямую противоречит духу и доктрине марксизма». Таким образом, становится понятно, как такой традиционалист, как Дугин, мог войти в союз с КПРФ, но остается вопрос, что могло заинтересовать КПРФ в дугинском неоевразийстве. Ответ состоит в том, что многочисленные группы, составлявшие оппозицию, имели общие интересы и общих врагов, но у них не было объединяющей идеологии. Национализм на первый взгляд казался подходящим для целей оппозиции, но этнический национализм, знакомый Западной Европе со времен Французской революции, едва ли соответствовал российским условиям, так как Российская Федерация — многонациональное государство. Этнический национализм не мог играть никакой роли в легитимации царского или советского режимов , и даже лидер «Памяти» Дмитрий Васильев был вынужден прибавить к своей декларации, утверждавшей, что «наша цель — пробудить национальное самосознание русских людей», фразу «и всех других народов, проживающих на нашей родине». Этнический национализм, если брать его в самой крайней логической версии, в конце XX века мог привести к еще большему сокращению территории России.
Итак, дугинское неоевразийство было наиболее всеохватывающей формой национализма, наилучшим образом приспособленной к российским условиям. Евразийский блок под руководством России включал бы не только всю Российскую Федерацию, но и, согласно большинству евразийских версий, территории Украины и Беларуси. Некоторые также предполагали включить в него не только территории бывшего СССР, но и большую часть исламского мира. Роль неоевразийства и самого Дугина в рамках самой оппозиции была центральной. Таково мнение многих западных обозревателей, особенно после выхода в свет бестселлера Дугина «Основы геополитики: геополитическое будущее России» (1997) - «Основы геополитики» — это самый важный и успешный труд Дугина. В 1997 году он «был темой жарких споров среди военных и гражданских аналитиков в многочисленных институтах... [хотя у одного наблюдателя] создалось впечатление, что спорили больше, чем читали» . Интерес российских военных к книге Дугина означал, что и в некоторых кругах за границей ей тоже уделяли больше внимания. Дугин также опубликовал статью «Геополитика как судьба» в армейской газете «Красная звезда» (выпуск за 25 апреля 1997 года). «Основы геополитики» получили поддержку армии по крайней мере в лице генерал-лейтенанта Клокотова «Основы геополитики» ратовали за союз с исламом. Также в них содержался призыв создать ось Берлин-Москва-Токио (чтобы противостоять американо-атлантической угрозе), вернуть Германии Калининградскую область, а Японии Курильские острова — и то и другое было захвачено Советским Союзом после Второй мировой войны. «Сходство между идеями Дугина и взглядами российского истеблишмента, — писал Чарльз Клоувер во влиятельном американском журнале Foreign Affairs, — слишком разительно, чтобы его игнорировать». Дугинское неоевразийство не является традиционалистским в узком смысле. Хотя информированный читатель легко может заметить в нем влияние традиционализма и в «Основах геополитики» даже есть раздел, посвященный отношению современных геополитиков к сакральной географии, но слова «традиция» нет в тезаурусе этой книги, и среди отрывков важных для Дугина текстов, которые там приводятся и среди которых лидирует Хэлфорд Макиндер, нет ни традиционалистских, ни других философских текстов. Тем не менее «Основы геополитики» — еще один пример успешной реактуализации «мягкого» традиционализма.

Национал-болъшевистская партия

При Ельцине самыми важными соратниками Дугина были Проханов и КПРФ, а после успеха «Основ геополитики» КПРФ официально закрепила это положение: в начале 1999 года Дугина назначили особым советником Геннадия Николаевича Селезнева, спикера Думы и ее депутата от фракции коммунистов. Кроме того, он продолжал поддерживать контакты с западноевропейскими правыми. Дружеские отношения с некоторыми из них были установлены еще во время его первых поездок на Запад в 1989 году, затем они были подкреплены визитами в Россию де Бенуа и его бельгийского союзника Роберта Стейкера (его первый приезд состоялся в марте 1992 года), а также публикацией двух сборников статей Дугина на итальянском языке в 1991 и 1992 годах, что было сделано благодаря помощи Мутти. Тем не менее политический союз, выдвинувший Дугина в действительно значительные публичные фигуры, был заключен с писателем совсем иного типа, нежели Проханов, а именно с Эдуардом Лимоновым. Лимонов был поэтом-диссидентом, как Головин, и, как Мамлеев, он эмигрировал в Америку в 1974 году. Как и у Дугина, его реакцией на западную реальность было разочарование и даже отвращение. Крах Советского Союза в 1991 году означал, что такие эмигранты, как Лимонов (и такие, как Мамлеев или Солженицын), смогли вернуться в Россию. Для молодых интеллектуалов возвращение Лимонова имело даже большее значение, чем возвращение Солженицына. Дугин встретил Лимонова в оппозиционных кругах, связанных с Прохановым и Зюгановым. Лимонов тогда был готов порвать с Жириновским, в котором начали видеть беспринципного оппортуниста, и тут как раз выяснилось, что оба, и он и Дугин, разочаровались в «архаичности» существующей оппозиции. Они договорились о совместном демарше. Дугин хотел организовать общественное движение, но Лимонов на-стаивал на создании формальной политической партии, и в 1993 году они основали Национал-большевистскую партию (НБП) — это хлесткое название предложил Дугин, позаимствовав его скорее у русских эмигрантов 1920-х, чем у немцев. Третьим членом-основателем этой партии был музыкант Егор Летов, певец и анархист, чья рок-группа «Гражданская оборона» пользовалась значительной популярностью у слушателей в возрасте от 12 до 20 лет. Лимонов был публичным лидером НБП и «человеком действия», но им двигали скорее природная склонность к театральности и негативная реакция на западную культуру 1970-х годов, нежели традиционализм или какая-либо конкретная идеология. В 1995 на выборах в Думу национал-большевики выдвигались как частные лица. Дугин руководил предвыборной кампанией в Санкт- Петербурге, а Лимонов в Москве. Кампания Дугина получила широкую огласку благодаря поддержке Сергея Курехина, уважаемого рок- и джаз-музыканта. Он организовал бесплатный концерт под названием «Курехин за Дугина» и объяснял линию НБП в своих интервью различным изданиям. Несмотря на эту поддержку, Дугин набрал только 2493 голоса, что соответствовало 0,83% от числа участвовавших в выборах. Дугин, со своей стороны, посчитал, что представления Лимонова о степени воздействия НБП на русский электорат (исключая интеллигенцию) нереалистичны. Его также смущало отсутствие у Лимонова серьезного интереса к идеологическим вопросам. В результате он покинул партию в апреле или мае 1998 года. Для Дугина реальное значение НБП состояло в том, что в течение ряда лет она была базой для его публичных устных и письменных выступлений.
https://www.youtube.com/watch?v=sfhZaQ8oKR0

Дугин-коммуникатор

После того как Дугин покинул НБП, его базой стало его собственное издательство «Арктогея» (названное по имени скандинавского варианта Атлантиды). В «Арктогее» были опубликованы некоторые переводы западных традиционалистов, многие книги Дугина (он обычно писал по две книги в год)
Дугин также пытался с переменным успехом распространять свою версию традиционализма через различные журналы, а также радио и интернет. И снова наибольшей популярностью пользовалась самая «мягкая» версия традиционализма. Наиболее серьезный «теоретический» журнал «Милый ангел», выходивший с 1991 по 1997 год, имел небольшой тираж. Журнал более общей направленности «Элементы» начал выходить в 1993 году амбициозным тиражом в 50000 экземпляров, но к 1996 году его тираж сократился до 2000 экземпляров, что тоже было внушительной цифрой. В 1998 году он вообще перестал выходить. Более важным с точки зрения доступа к широким кругам российских читателей было приложение к газете Проханова «Завтра», преемницы газеты «День». Страничка Дугина— приложение под названием «Евразийское вторжение» — едва ли была адресована той же аудитории, что и сама газета. «Завтра» была отчетливо популистской газетой, ее передовицы выходили с заголовками «Ельцин — вор. Дьяченко — воровка?» (Дьяченко — дочь Ельцина), а либеральные политические фигуры представлялись как американские шпионы или агенты мирового сионизма. Дугинское «Евразийское вторжение» было гораздо интеллектуальнее. Сочетание этого приложения с остальным содержимым газеты «Завтра» создавало отчетливо постмодернистский эффект. Например, страницы «Евразийского вторжения» могли увенчиваться такой «мыслью дня»: «Герой — это тот, в ком есть неподвижный центр», высказанной Эмерсоном, а дополнением к передовице «Ельцин — вор. Дьяченко — воровка?» могла служить статья «Национал-экзистенциализм: тело как представление».
Самой успешной была еженедельная часовая радиопрограмма Finis МипсИъ, которую вел Дугин и которая выходила по четвергам в полночь на популярной музыкальной радиостанции Ю1 FM в 1997 году. Она «стала культовой для университетских студентов» (по словам одной московской газеты) и состояла из эклектически подобранной музыки (от Вагнера до Эдит Пиаф), дугинских традиционалистских лекций и рассказа о каком-нибудь конкретном философе: первым был Генон, а восьмым — Ницше. Программу отменили через 16 недель, скорее всего, по политическим соображениям.
Вероятно, столь же удачным оказался и веб-сайт Дугина, www.arcto.ru. Это был один из самых первых русскоязычных сайтов, созданный в 1998 году, за год до того, как использование интернета в России вышло за пределы ограниченного круга. К концу 1999 года «Арктогея» стала крупным сайтом с разделами по метафизике, политике, литературе и эротике и дискуссионными форумами по традиционализму, герметизму, литературе и старообрядчеству . Один из первых пользователей Рунета вспоминает, что, учитывая общую малочисленность русских сайтов, «те, кто начинал активно использовать WWW, рано или поздно попадали на страницы Дугина. Доля Рунета, которую занимал сайт Дугина, с 1999 года существенно сократилась, так как сам русский интернет существенно вырос в объеме. Тем не менее присутствие Дугина где-то на краю киберпространства все еще ощущается. В одном обзоре политических веб-сайтов 2003 года они оценивались по шкале от I до 10 баллов за дизайн и контент («свежесть»), а также за удобство для пользователя. Сайт Дугина получил 5 за дизайн и контент против 5,6 балла, которые получили сайты ведущих американских и британских партий, 5,5 балла — ведущих российских партий и 1,6 — мелких российских партий. С оценкой 9 за удобство для пользователя сайт Дугина легко обходил по средним показателям сайты всех ведущих партий России и других стран.

Неоевразийство.

Русский традиционализм, невидимо и подпольно развивавшийся в Советском Союзе, впервые вышел на свет после распада СССР при президенте Ельцине. В начале XXI века традиционализм становится не только заметным, но и все более важным явлением. Дугин сделался фигурой национального масштаба, по крайней мере среди интеллектуальных слоев российского общества. К 2006 году большинство студентов-гуманитариев в ведущих университетах страны знали его имя, а многие были способны изложить те его взгляды, которые он выражал публично. Этой славой он обязан своей концепции неоевразийства, описанной в предыдущей главе, а не традиционализму, но дугинский традиционализм тоже остается заметным и важным элементом его деятельности.
Еще одним показателем значения Дугина является рост того, что можно назвать постъевразийством, — второго поколения русских традиционалистов, попавших под его влияние, но занявших иную идеологическую позицию. Наконец, еще одним показателем значения Дугина является рост международного Евразийского движения. Хотя не все нероссийские ветви этого движения были значимы сами по себе на момент написания этой главы, надо признать, что это примечательная тенденция, причем одна из тех, что может усилиться.
После 2000 года политическая атмосфера в России изменилась. Дугин все дальше и дальше дистанцировался от оппозиции. Дугин занял позицию, которую он сам называл «радикальным центризмом». Эта новая позиция, которую он публично занял в 2001 году при основании Евразийского движения, была центристской в том смысле, что он поддерживал президента Путина как патриота, казавшегося всерьез озабоченным возвращением России былой мощи и, кроме того, восприимчивым к идее евразийской державы. Она была радикальной в том смысле, что центром Евразийского движения было дугинское неоевразийство, а либеральные элементы путинской программы скорее признавались, чем поддерживались. Эта позиция по-прежнему опиралась на успех Дугина с его «Основами геополитики» и на признание влиятельными кругами в Кремле продолжающейся враждебности между Россией и Америкой в качестве важного фактора российской внешней политики.
Дугин основал свое Евразийское движение, использовав три фактора, два из которых сделали его гораздо более серьезной организацией, чем когда-либо была НБП. Первым фактором была поддержка со стороны ряда традиционалистов, включая двух членов изначального диссидентского кружка Евгения Головина: самого Головина и Юрия Мамлеева, писателя, чьи романы доставили Дугину неприятности с КГБ, когда он был студентом МАИ. Вторым фактором была поддержка, которую движение получило со стороны ряда влиятельных интеллектуалов, таких как доктор наук Александр Панарин, известный политолог, возглавлявший кафедру политологии в Московском государственном университете и сам (независимо от Дугина) ставший авторитетной фигурой в евразийстве. Поддержку таких людей частично обеспечил успех дугинских «Основ геополитики», а также то, в какой степени политический мейнстрим двигался на сближение с Дугиным. Третий фактор был связан с поддержкой людей, близких к Кремлю. В число официальных членов Евразийского движения входил и хорошо известный журналист Михаил Леонтьев, который, по слухам, был «любимым журналистом президента» . Также ходили слухи о том, что один из ближайших помощников Путина Глеб Павловский так или иначе поддерживал Евразийское движение, хотя формально и не состоял в его членах . Подобное покровительство не исключено. Павловский, который сам себя называет «политтехнологом», тогда содействовал росту ряда политических движений, которые считались потенциально полезными для Кремля. Есть также данные о том, что Евразийское движение получало финансовую помощь от ассоциаций ветеранов СВР и ФСБ, то есть служб внешней разведки и внутренней безопасности. Поддержка от бывших офицеров СВР и ФСБ не обязательно означает активную поддержку действующих офицеров или самой ФСБ как организации, но по крайней мере указывает на наличие некоторых связей в ФСБ и Кремле.
Благодаря всем этим силам Евразийское движение быстро росло в размерах и значении. Согласно данным самого движения, которые могут быть чересчур оптимистичными, в него входило более 50 провинциальных отделений и около 2000 членов. Это меньше, чем было у НБП, но НБП затевалась как политическая партия, а Евразийское движение — нет.
Тем не менее в преддверии думских выборов 2003 года Дугин совершил новый прорыв в публичную политику, вооружившись решением Второго конгресса Евразийского движения (2002 года) о его превращении в политическую партию «Евразия» (название, лишь слегка отличавшееся от Евразийской партии Ниязова) . В 2003 году дугинская «Евразия» уклонилась от намечавшегося альянса с партией «Родина» и в конце концов не участвовала в выборах 2003 года. Вскоре «Евразия» была распущена. Итогами выборов 2003 года было устранение либеральных партий из Думы и внушительная победа кандидатов от Кремля, вследствии чего значимость самой Думы немедленно упала, а с ней и значимость политических партий вообще.
Сам Дугин становится все более и более заметной фигурой на страницах массовых печатных изданий (включая «Комсомольскую правду» и «Российскую газету») и на телевидении (от канала «Культура» до «Первого общероссийского») . Эта известность уже не была прямым результатом его контактов с Кремлем. Есть и чисто журналистские причины популярности Дугина: от него всегда можно ожидать запоминающегося лозунга или афоризма, и его легко выдать за оригинального и необычайно хорошо информированного мыслителя. Однако наблюдатели отмечают, что такое положение было бы невозможно при гипотетической единодушной враждебности к нему Кремля.
Международная известность Дугина также выросла. Отделения Евразийского движения были учреждены по всему миру, в Турции, Израиле и Западной Европе, равно как и на территории бывшего СССР. К 2005 году его известность была столь велика, что даже Государственный департамент США счел необходимым установить с ним контакт в то время, когда он приехал в Америку читать доклад в Институте международных исследований Пола Нитце при университете Джонса Хопкинса . Айлен Берман, вице-президент по вопросам политики влиятельного Американского совета по внешней политике, назвал его «возможно, первым стратегом России» .
Движение Дугина было мультиконфессиональным, в полном соответствии с неоевразийской и традиционалистской теорией.

«Радикальный центризм» Дугина и его связи с Кремлем не превратили его самого и его движение в кремлевскую марионетку, несмотря на все обвинения, которые бросали ему его оппоненты. Его независимость была заметна и в том, как он отреагировал на события 11 сентября 2001 года — теракты в Америке. Дугин немедленно выразил свои соболезнования , но также написал, что самолеты, врезавшиеся в Башни-близнецы, были «ласточками Апокалипсиса», аналогичными пулям Гаврилы Принципа в Сараево в 1914. «Ласточки» 11 сентября, как он заявил 12 сентября, вынудят Америку ответить таким образом, что это приведет к апокалиптической «войне между [американским] однополярным глобализмом... и остальным миром» , — предсказание, которое оказалось преувеличенным, но не целиком ошибочным. Он считал, что в этой войне России следует оставаться нейтральной и в то же время улучшать отношения с Евразийским блоком , и соответственно объявил проатлантическую позицию, которую озвучил сразу после II сентября Путин, «первой главной геополитической ошибкой, допущенной президентом», а также выразил сожаление, что действия американцев в Афганистане «нанесли сокрушительный удар евразийской стратегии в Центральной Азии». Дугин оставался верен своему заявлению о том, что «мы руководствуемся только интересами России в долгосрочной перспективе. Если долгосрочные интересы политически неудобны или они противоречат настоящей ситуации, мы все равно будем их отстаивать» .
Антиатлантическая позиция Дугина тем не менее со временем себя оправдала. Ранний открытый проамериканизм Путина к 2004—2005 годам был забыт, когда на Украине произошла «оранжевая революция», — вопреки воле Кремля и всем усилиям Глеба Павловского. Хотя небольшое число русских либералов видели в «оранжевой революции» примерно то же самое, что видел в ней западный мир (триумф либеральной демократии над коррумпированной автократией), многие в Кремле рассматривали ее как очередной ход сложнейшего заговора Америки против России, еще туже затянувшего петлю вокруг РФ. Так что, когда в сентябре 2005 года Дугин объявил о создании Молодежного антиоранжевого фронта, с опорой на недавно им основанный Евразийский союз молодежи (ЕСМ), и призвал бороться с любыми планами устроить нечто подобное в самой России , это было очень своевременно и, вероятно, благожелательно встречено в Кремле.
Молодежный антиоранжевый фронт и Евразийский союз молодежи судя по всему, не играли значительной роли в российской политике. Как полагают некоторые, идеальная численность хорошо организованных нерегулярных отрядов, необходимых для разгона демонстраций, как те, что происходили на Украине во время «оранжевой революции», должна быть около 10000 человек, а этой цифры Евразийский союз молодежи вряд ли достиг. Также возникает вопрос, насколько вообще были вероятны такие «оранжевые» демонстрации.
Есть и еще одна причина, по которой Молодежный антиоранжевый фронт вряд ли мог стать выдающимся явлением: все предыдущие попытки Дугина принять участие в практической политике (НБП и Евразийская партия) не имели большого успеха, в любом случае он был гораздо меньше, чем его выступления на интеллектуальном фронте (создание идеологического фундамента красно-коричневого альянса, а затем и самого Евразийского движения). Сам Дугин, кажется, это признает. Когда его спросили, зачем в таком случае он продолжает упорствовать, он ответил, что «никогда не отказывался от конкретной политики» и что необходимо «попытаться применить на практике то, что на практике неприменимо», чтобы продемонстрировать свою веру, так как интеллектуальная деятельность связана с бытием. Такую логику от всего сердца поддержал бы поздний Эвола.
Несмотря на то внимание, которое уделяли Евразийскому союзу молодежи некоторые аналитики, сама стратегия неоевразийства Дугина, бесспорно, гораздо важнее. Она становится все более известной и популярной среди кремлевских стратегов, в определенных кругах в армии и секретных службах. Многие из этих поклонников Дугина тем не менее наверняка полагают, что его неоевразийство — не более чем прикрытие. Скорее всего, из них лишь единицы действительно читали его книги, а большинство просто ошибочно считает его великорусским шовинистом, таким же, как и они сами. Близкие к Дугину люди жалуются на «примитивное» восприятие международной политики, которое наблюдается на самых высоких уровнях путинского Кремля, а в таких условиях вряд ли стоит надеяться на утонченное понимание достаточно сложных тезисов Дугина.

Новый университет

Несмотря на свой новый центризм и характерный политический радикализм, Дугин остается традиционалистом. Как выразился один наблюдатель, Дугин — это многослойное явление. Фигура Дугина необычна в том, что все уровни его концепций и деятельности видны широкой публике и доступны для рассмотрения одновременно. Для многих телезрителей он — просто еще один политический комментатор. Любой, кто посмотрит на него немного пристальней, немедленно наткнется на знаки его неоевразийства. Его традиционализм, в сущности мало изменившийся со времен «Корабля дураков» Головина, тоже доступен для внешнего наблюдения.
Традиционализм заметен на интернет-сайтах Дугина и в его трудах , а также в Новом университете, маленькой организации (без собственного помещения), учрежденной в 1998 году. Если деятельность, связанная с Евразийским движением, концентрируется на политике, то Новый университет для Дугина — это то место, где можно сфокусироваться на традиционалистской метафизике. По сути, это даже не университет, а площадка, на которой читаются серии лекций, которые еженедельно проводятся по таким темам, как «Традиционализм и постгенонизм», «Сатана и проблема предсуществования» или «Смерть как язык» . Лектором иногда выступает сам Дугин, а иногда его соратники, такие как Владимир Карпец, ставший традиционалистом с тех пор, как он открыл для себя Генона и Эволу в журнале «Элементы» 1990-х, а помощником Дугина— с 2004 года. Карпец, как и Дугин, старовер и посещает с ним одну церковь в Михайловской слободе; среди прихожан этой церкви и Павел Зарифуллин, лидер Евразийского союза молодежи. Карпец говорит, что члены ЕСМ регулярно посещают Новый университет. Это означает, что московское отделение Евразийского союза молодежи по-прежнему невелико: сложно себе представить, как 10000 человек, необходимые для разгона настоящей «оранжевой революции», посещают лекции по теме «Инициация: Эвола против Генона».
Дугин читает лекции по метафизике не только в Новом университете, но и в МГУ, где он рассказывает о постмодернистской философии; хотя у него нет формального высшего академического образования, в 2000 году он получил кандидатскую степень по истории науки (в университете Ростова-на-Дону — менее престижном заведении, чем то, в котором он ныне сам преподает). С 2005 года он также ведет еженедельную программу на спутниковом канале Православной церкви «Спас».
Некоторая доля традиционализма присутствует и в программе Евразийского движения. Как и программу НБП, ее необязательно воспринимать буквально, так как сложно себе вообразить, каким образом она может быть воплощена в жизнь. В частности, в ней представлена хитроумная и многослойная глобальная политическая структура, начинающаяся с «больших пространств»: атлантический мир, Евразия (включающая страны «континентального ислама» — Турцию, Иран, Афганистан и Пакистан), евро-африканский блок, арабский блок и, возможно, индийский блок. От «больших пространств» Дугин спускается через «национальные государства или союзы государств» к местным общинам, которые могут состоять из «миллионов людей или мелких объединений в несколько рабочих», каждое из которых должно выпускать свои собственные продукты обмена, в совокупности образующие систему, «препятствующую накоплению капитала для спекулятивных целей и обеспечивающую стимул для их циркуляции... Средства должны инвестироваться прежде всего туда, где они могут быть продуктивно использованы» . Здесь нет ничего от Генона. Это именно неоевразийство с некоторыми добавками постмарксизма, заметными в экономической части. Однако забота Дугина о духовности местных общин кое в чем все-таки обязана традиционализму. Он с сожалением отмечает, что «горожане меньше всего связаны с их национальными и религиозными традициями... и больше всего подвержены процессам модернизации и глобализации». Предлагаемое для этого лекарство действительно радикально. Так как низкая плотность населения, характерная для России, делает города менее необходимыми, чем в столь густо заселенных странах, как Япония, Дугин предлагает, чтобы в России «основные города были постепенно расселены». Правда, эта попытка уже имела место ранее и была осуществлена Пол Потом в Камбодже.

1. Молодые сторонники толерантности приехали на остров. Там их и расстреляли. Эстетически панорама безупречна. Скажут, люди все-таки... Слушайте, а ливийцы, иракцы и афганцы не люди? Этих можно, а этих нет? Либо никого не можно, либо всех можно. А раз можно одних, значит, других просто нужно. Потом, во все эпохи дух убийства парил над обществом и проникало в его поры. В ХХ веке в масштабах несравнимых с прежними. А мы все про "люди же"... Убивать - самое человеческое из человеческих качеств. Поэтому снова: молодые сторонники толерантности приехали на остров... В кустах уже сидел Брейвик. Совершенно гуманная панорама.

2. За свои идеи надо отвечать. Если вы что-то брякнули по существу - по политике или по религии, ждите, к вам может нагрянуть Брейвик с ружьем (вполне легально оформленным). Может быть он думает иначе, и ему не нравится то, что вы говорите. Не готовы к встрече? Либо готовьтесь, либо закройте рот. Право на серьезное политическое или религиозное (и тем более философское) высказывание имеет только тот, кто готов за это умереть. И не станет спрашивать: за что? (Ну и готов к тому самому... то есть к обратной ситуации, в крайнем, конечно, случае). Если бы мы так относились к своим идеям и к идеям других - мир был бы многократно чище и прозрачнее. Браво, Брейвик, одним словом... Вы напомнили нам о том, чего стоят идеи.

3. Брейвик это внутреннее европейское дело. И это прекрасно. Он масон, гей и антимусульманин как основная масса европейских правых. Современная европейская идентичность - масонство, гей-прайд, права человека. Вторая половина этой идентичности -- левая несколько иная; то же самое, только с полным безразличием к себе и другим и лаксизмом. Левые не имеют ничего против того, что их поставят на корточки за углом первые попавшие приехавшие. То есть европейским левым просто наплевать на свою идентичность и на самих себя. Поэтому они голосуют welcome. Им плевать даже на масонство, гомосексуализм и права человека... Настолько они толерантны... Поэтому это расстрел внутри "королевского семейства Европы". Так несколько лет назад сошедший с ума принц в Непале расстрелял всех родственников. Поскольку никого не осталось, избрали править его. На сей раз никакой Аль-Каиды.

4. Я бы закрыл тему с "христианской Европой". Она более 400 лет уже не христианская. А строго говоря 1000 лет и больше. Там нет давно христианства, там религией является гражданский масонский лаицитет. Если и есть что-то смутно религиозное в Европе, то это масонство против ислама или проблемы внутри самого масонства. Масонство это серьезно. Христианство в Европе смешно.

5. Мультикультурализм отказывает. Он бьет по европейской идентичности. Но по какой? Вот по этой самой позитивистски-секуляристской, по лаицитету и по масонству. В чем его суть? В том, что понаехавшим предлагается делать то, что им заблагорассудится. Они и делают. Европе приходит конец. Ну а нам-то что? Я бы поддержал мультикультурализм и все остальное, но только в Европе. Все, что возвращает им их собственный яд и собственную ложь, пусть будет. Европа - это ошибка. Если ее затопит, наверное, это будет только справедливо. Поэтому пусть будет мультикультурализм, масонство, гэй-прайды и Брейвики. Пусть эта еврпейская мразь перестреляет друг друга, а приехавшие этому поспособствуют. И главное, для этого нам с вами ничего не надо делать. Просто усесться перед ТВ поудобнее. Наше дело - остановить модернизацию самой России. Но она и так не идет. Все выделенное на нее, тут же воруют. Это русское национально-освободительное воровство. То есть получается и с зловредной модернизацией не надо бороться, все и так украдут. Вестернизация - по тому же сценарию.

6. Чем больше на Западе будет Брейвиков, а также сумасшедших маньяков всех типов и видов, буйных и последовательных в своей паранойе, тем лучше.

Старенькая паста, но пусть будет.
«Короче, мы с пацанами недавно устраивали концерт Славоя Жижека. Пришла вся его целевая аудитория - подростки, пранкеры и лесбиянки с дисфункцией половой системы. Я водочки выпил, волосы назад закинул и двинул на сценку, взял микрофон и запел свои любимые. Coil там всякие, Дайаманду Галас. И вдруг Славой в драку полез. «Отпустить мой микрофон, русская псевдоницшеанец!» - кричит, руками машет. Я его хрясь в лицо, один раз, второй, третий, он мне по челюсти, по челюсти... Пацаны потом разняли, конечно. Но осадок остался. Мы потом с ним сели, выпили и он мне как на духу говорит: «Дугин, ты не понимать бытие таким, какое она есть. Бытие - она же глупая, не серьёзная штука.» Я ему, конечно, противоречить стал. Мол, а как же Ницше, вот Генон писал, что... ну к консенсусу мы не пришли, но беседу затянули сказочную. Потом на улицу вышли, проболтали всю ночь, по Москве бродили, дошли до самых окраин. И видим – девочка стоит, а рядом с ней кошка. Девочка берёт её и гладит, гладит и говорит что-то про себя. Славой заулыбался, пальцем показал и мне толкует: «Дугин, а она почему к кошкам тянуться с утра? Травма детская. Она видеть свою мать, когда та писать утром. Вот её и на кошек тянуть. Гладить нужно, потому что соития с матерью не выходить в детстве!» Я рассмеялся и отвечаю: «Да не, Славой. Тут другой расклад. Девочки, особенно в её возрасте, они же все вешатся хотят. Они либо в таком возрасте вешаются, либо потом вырастают и семью заводят. Те, кому не удалось завести, это те, которые не повеселись. Женская природа такая. А если девочка не повесилась, она потом же к кошкам тянется. Скмопенсировать неудовлетворённую инфернальность.» Славой так взглянул на меня, с прищуром, вспотел резко, а потом бороду мне пощекотал, пощекотал и говорит ласково: «Мы же с тобой славяне!» - «Да, почти что евразийцы!» - проговорил я в ответ и задумался. А пока я думал, пошёл дождь. Лужи стали под ноги попадаться. Эх, весело, лето, тепло! Взялись, помню, за руки с Жижеком и побежали, побежали, а вокруг уже люди, машины, а нам всё равно…»

"Когда рассудок описан в процессе развертывания диалектики духа как экстатико-эротический нон-дуализм, им обнаруживается новый элемент философской игры сознания: «внутреннее». Здесь уместно вспомнить такое понятие как «эзотеризм», т. е. «внутреннее учение», а также то, что под «внутренним» (по-арабски batin) понимает суфийская традиция. «Внутреннее» есть особое измерение, о котором (применительно к «внутреннему человеку») говорит и христианская традиция, особенно эксплицитно в исихазме. Поэтому переход от «игры сил» к «внутреннему» вполне логичен для самой структуры инициатического процесса. Внутреннее, по Гегелю, — это то, что открывается под обе стороны от игры сил. Это поле или эта среда (Шакти) образует зону феноменологического экстаза («прозрачного опьянения»), по обе стороны которой рассудок конструирует «внутреннее». Можно сказать, в индуистских терминах, что это Атман-сам-по-себе и Брахман-сам-по-себе. Как происходит этот контакт с «внутренним»? Гегель описывает это так: «Средний термин, смыкающий оба крайние, рассудок и «внутреннее», есть развитое бытие силы, которое для самого рассудка теперь уже есть исчезание. Оно называется поэтому явлением (Erscheinung), ибо видимостью (Shein) мы называем то бытие, которое непосредственно в себе самом есть небытие. Но оно — не только видимость, но и явление, некоторое целое видимости. Именно это целое как целое, или всеобщее, и составляет «внутреннее», игру сил как рефлексию его в себя самого» Schein, sondern Erscheinung, ein Ganzes des Scheins». Обратите внимание: «Verschwinden» (исчезновение, исчезание) и есть «Erscheinung» (появление, явление, феномен). Прекрасное определение феномена (майи) — «бытие, которое непосредственно в само себе есть небытие». Рассудок схватывает небытийность явления/исчезания (то есть постигает майю как иллюзию), и перед ним разверзается бездна внутреннего. В этой бездне внутреннего рассудок получает пространство того, что Гегель называет «сверхчувственным миром» («bersinnliche Welt»). Этот мир становится для рассудка отныне единственно истинным. Но это не просто мир, наполненный новыми вещами, силами или представлениями, это именно бездна — откуда метафоры Гегеля при описании «внутреннего» — полный мрак, ослепляющий свет и т. д. Во «внутреннем», которое рассудок открыл через адвайта-шиваистскую «кратофанию», он встречает пустоту (Leerheit). «Или: дабы все же в «пустом» (которое, хотя и возникло лишь как пустота от предметных вещей, но в качестве пустоты в себе должна быть принята за пустоту всех духовных отношений и различий сознания как сознания) — словом, дабы в этой столь полной пустоте, которая называется также святостью, все же что-нибудь да было, оставалось бы только заполнить ее мечтаниями, призраками, которые сознание порождает себе самому; «внутреннее» вынуждено было бы примириться с тем, что с ним так дурно обходятся, ибо оно ничего лучшего и не заслуживало бы, т. к. даже мечтания все же лучше его пустоты». А вот этот пассаж, с которым Шпет справляется уже явно с трудом (чего стоит перевод все того же «Erscheinungen» (во множественном числе) как «призраки»), совсем поразителен и может быть истолкован теперь уже в духе буддистской доктрины (пустота=шуньята). Сверхчувственное есть пустота, и для Просвещения остается понять, что эта пустота священна и она же есть фундамент нирваны. И Гегель абсолютно точно заключает, пустота в себе, т. е. святость (das Heilige). Самое важное, что пустота=священное вызывает ужас, и поэтому рассудок спешит ее заполнить чем попало — но снова именно «явлениями», которые теперь уже мыслятся как «призраки», «видения», «аппариции»..."

>>3546593

>Про всё остальное могу понять

>Шеллинг...

"Третья потенция, по Шеллингу, осуществляет уникальную миссию: она снимает антагонизм между А2 и А=В, но не снимает различий между А2 и А=В, а также между собой (А3) и остальными потенциями. Поэтому она называется Духом и Любовью. Эта третья потенция довершает абсолютизацию Абсолютного, т. к. делает А2 полностью обоснованным А=В, при исчерпании в самой себе, т. е. в А3, всех тех моментов, которые составляли идентичность В как В, т. е. как В само по себе, а не как строго тождественное А. Если А=В совершает круговое движение, а А2 прямолинейное, то А3 воплощает в себе спираль, уходящую вертикально в абсолютный горизонт, в точку полудня. Третья потенция — самая загадочная и труднообъяснимая. Она венчает собой Божество в его динамической предвременной активности. Шеллинг уподобляет Дух «сказанному слову», «произнесенному слову». Его содержание берется из А2, в свою очередь обоснованного А=В. Но вся цепочка А–А, А2 и А3 завершается и становится действительной именно в Духе (А3). Все три потенции можно рассматривать и как разные, и как тождественные, поэтому к ним могут быть применены сходные формулы, например, имя «Бог». Но это не делает их ни отдельными «богами», ни сливает в одно лицо, в одну неразделимую субстанцию.Имя «Дух» применимо ко всем трем А, но в качестве собственного закреплено за третьим А, за А2. Шеллинг описывает Дух как три момента развертывания Божества в нем самом. Эта диалектика несколько напоминает Гегеля, но содержательно качественно отличается. Вначале дух есть сам в себе. Это соответствует А=В, взятому со стороны А. В неоплатонических терминах это соотносится с неизменным в себе пребыванием (????). Второй момент — это Дух для себя самого, это «для» означает дистанцию, воплощенную в отличии между А и А2. Важно подчеркнуть, что «для» означает уже мышление, тогда как «в» — наличие, Faktizitдt. Чтобы получить дистанцию, необходимую для возникновения «для» (fьr), необходимо провести примордиальное деление — на одно и другое, на это и то. Этимология довольно позднего русского предлога «для» ясно выражает это; он образован от деепричастия «деля», т. е. «разделяя». Это второе движение прокловской неоплатонической диалектики: ???????. Выходя из себя, Дух больше не есть в себе. И наконец, совершаясь как Дух в А3,он становится одновременно и для себя (сохраняя обретенную дистанцию от А), и в себя, т. к. он возвращается к своему изначальному самотождеству. То есть осуществляет ?????????. Главное различие такой диалектики Духа, выстраиваемой Шеллингом, с неоплатониками, является по его собственному представлению тот факт, что неоплатоники оперируют с чисто умозрительными категориями, с интеллигибелями, а сам Шеллинг, мысля в категориях могуществ (потенций), захватывает всю действительность — как разумную, так и бессознательную, коренящуюся в божественной тьме и пред-бытии"

>>3544200
С фэйсбука Дугина:
Александр Дугин поделился публикацией Валерия Коровина.
Все так и есть. Конечно, это не значит, что все, кто пишут обо мне идиотские тексты, получили на это грант от Госдепа и ЦРУ через Умланда и его аналогов. В этом случае ЦРУ просто разорилось бы. Но значительная часть людей, которые выдумывают и повторяют разнообразные небылицы и штампы, на самом деле, делает это за деньги. Явно не большие, но и они, видимо, не лишние. Если даже одна десятая часть клеветы в мой адрес оплачена, то бюджет по дискредитации может оцениваться в многие миллионы долларов.
Вот теперь простой вопрос: кому и зачем это надо? Ведь это явно не чья-то-то блажь и не сведение личных счетов. Среди людей, посвятивших жизнь dugin-hating'у, я лично не знаю практически никого и уж точно никому из них (даже тем, кого знаю) ничего плохого не сделал. Ничего личного, бизнес.
Что касается книги Чарльза Клевера, то в целом оценки Андрея Карагодина и Валерия Коровина верные. Только по сравнению с тоннами макулатуры тяжелого бреда, грязи и прямой клеветы, высосанной из пальца, Чарльз Кловер выглядит очень прилично. Я не знаю, для чего эта книга написана, самого Кловера явно интересуют какие-то другие темы в жизни, но он постарался сделать свою работу так, чтобы за какую-то черту маразма не переходить. В этом его этический стиль, который ему удалось выдержать. Могло быть намного хуже. Материал при этом он собрал огромный, многократно беседуя с самыми разными людьми из моего окружения. Могла бы получиться очень занимательная книжка, полная веселых историй и неожиданных поворотов. Вот, Карагодин напомнил про семинар "новейшего типа" с реконструкцией текста "Клюшка и шайба", длившийся, кажется, неделю. Он мягко и плавно перерос в программу Finis Mundi, посвященную Жану Рэ про плавание "Эндимиона" и обитателя вечно закрытой каюты, школьного учителя... После этого гениальный карлик непонятного пола Штерн увидел на бульваре трех "тамплиеров пролетариата" и т.д. Одно только это само по себе могло бы стать сюжетом для повести. И о семинаре и о множестве других эпизодов Чарльзу рассказывали в красках и подробностях.
Жаль, что это все это осело где-то в архивах CFR.
https://www.facebook.com/alexandr.dugin/posts/1541701512506550

Из статьи "ФАШИЗМ БЕЗГРАНИЧНЫЙ И КРАСНЫЙ". ноябрь, 1997 год.

В XX веке существует всего три идеологические формы, которые смогли доказать реалистичность своих принципов в вопросе политико-государственной реализации - это либерализм, коммунизм и фашизм. При всем желании невозможно назвать иную модель общества, которая не была бы одной из форм этих идеологий и одновременно существовала бы в реальности. Есть либеральные страны, есть коммунистические и есть фашистские (националистические). Других нет. И быть не может. В России мы прошли два идеологических этапа - коммунистический и либеральный. Остается фашизм.
Фашизм - это национализм, но национализм не какой-нибудь, а революционный, мятежный, романтический, идеалистический, апеллирующий к великому мифу и трансцендентной идее, стремящийся воплотить в реальности Невозможную Мечту, родить общество героя и Сверхчеловека, преобразовать и преобразить мир. На экономическом же уровне для фашизма характерны, скорее, социалистические или умеренно социалистические методы, подчиняющие личные, индивидуальные экономические интересы принципам блага нации, справедливости, братства. И наконец, фашистский взгляд на культуру соответствует радикальному отказу от гуманистической, "слишком человеческой" ментальности, т.е. от того, что составляет суть "интеллигенции". Фашист ненавидит интеллигента как вид. В нем он видит замаскированного буржуа, претенциозного мещанина, болтуна и безответственного труса. Фашист любит зверское, сверхчеловеческое и ангелическое одновременно. Он любит холод и трагедию, он не любит тепла и комфорта. Иными словами, фашизму претит все то, что составляет сущность "национал-капитализма". Он борется за "доминацию национального идеализма" (а не "национального капитала") и против буржуазии и интеллигенции (а не за нее и не вместе с ней). Точно определяет фашистский пафос знаменитая фраза Муссолини: "Вставай, фашистская и пролетарская Италия!"
"Фашистская и пролетарская" - такова ориентация фашизма. Рабочая и героическая, воинственная и созидательная, идеалистическая и футуристическая идеология, не имеющая ничего общего с обеспечением дополнительного государственного комфорта торгашам (пусть даже тысячекратно национальным) и синекуры для социально паразитирующей интеллигенции. Центральные фигуры фашистского государства, фашистского мифа - крестьянин, рабочий, солдат. Вверху, как высший символ трагической борьбы с роком, космической энтропией - божественный вождь, дуче, фюрер, сверхчеловек, реализующий в своей надиндивидуальной персоне предельное напряжение национальной воли к подвигу. Конечно, где-то на периферии есть здесь место и честному гражданину-лавочнику и университетскому профессору. Они тоже надевают партийные значки и выходят на праздничные митинги. Но в фашистской реальности их фигуры блекнут, теряются, отступают на задний план.
Национал-капитализм никак не является сущностной характеристикой фашизма, будучи, напротив, случайным и противоречивым элементом в его внутренней структуре. Следовательно, и в нашем случае, в случае нарастающего русского национал-капитализма, речь идет не о фашизме, а о попытке заранее извратить то, чего нельзя избежать. Такой псевдофашизм можно назвать "превентивным", "упреждающим". Он спешит заявить о себе до того, как в полной мере родится и окрепнет в России фашизм подлинный, настоящий, радикально революционный и последовательный, фашистский фашизм. Национал-капиталисты - это бывшие партийные руководители, привыкшие властвовать и унижать народ, ставшие затем из конформизма "либерал-демократами", а ныне, когда этот этап закончился, принявшиеся столь же рьяно рядиться в национальные тоги. Партократы, вместе с услужливой интеллигенцией, превратив в фарс демократию, видимо, решительно собрались загадить и отравить наступающий на общество национализм. Сущность фашизма - новая иерархия, новая аристократия. Новизна состоит как раз в том, что иерархия строится на естественных, органичных, ясных принципах - достоинство, честь, мужество, героизм. Ветхая иерархия, которая стремится протащить себя сегодня в эру национализма, как и прежде, основана на конформистских способностях: "гибкость", "осторожность", "вкус к интригам", "подхалимство" и т.д. Явный конфликт между двумя стилями, двумя человеческими типами, двумя ценностными системами неизбежен.
Строить русский социализм должны новые люди, новый тип людей, новый класс. Класс героев и революционеров. Останки партноменклатуры и их ветхий строй должны пасть жертвой социалистической революции. Русской национальной революции. Русские истосковались по свежести, по современности, по неподдельному романтизму, по живому соучастию в каком-то великом деле. Все то, что им предлагается сегодня, либо архаично (национал-патриоты), либо скучно и цинично (либералы).
Танец и атака, мода и агрессия, чрезмерность и дисциплина, воля и жест, фанатизм и ирония забурлят в национальных революционерах - юных, злых, веселых, бесстрашных, страстных и не знающих границ. Им - строить и разрушать, править и исполнять приказания, осуществлять чистки врагов нации и нежно заботиться о русских стариках и детях. Гневным и веселым шагом приблизятся они к цитадели ветхой, прогнившей Системы. Да, они кровно жаждут Власти. Они знают, как ей распорядиться. Они вдохнут в общество Жизнь, они ввергнут народ в сладостный процесс творения Истории. Новые люди. Наконец-то умные и отважные. Такие, как надо. Воспринимающие внешний мир как удар (по выражению Головина).
Французский фашистский писатель Робер Бразийяк перед самой смертью произнес странное пророчество: "Я вижу, как на Востоке, в России восходит фашизм, фашизм безграничный и красный".
Заметьте: не блеклый, коричневато-розоватый национал-капитализм, а ослепительная заря новой Русской Революции, фашизм безграничный, как наши земли, и красный, как наша кровь.

Биос некрос. Грех не перечитать замечательную одноимённую статью.
Жизнь не зависит от поглощения пищи. Еда сама по себе, жизнь сама по себе.— В этом заключается смысл гипотезы Парацельса об «отчуждении». Бытие физического организма и бытие души протекают по самостоятельным траекториям. Их взаимозависимость не что иное как иллюзия». — Так говорил Евгений Головин. И это — «окончательное решение проблемы». Endle#sung.
Человеческое существо устроено двойственно. Помимо замкнутой системы физико-психического организма, существует аналогичная замкнутая система души. Современный мир приложил немало усилий для того, чтобы высмеять «средневековую», «дикарскую» идею самостоятельности души, чтобы свести ее к совокупности утонченных реакций тела. Но даже в пик расцвета позитивистской науки, когда критицизм воспринимался еще вполне оптимистич но, огромные социальные массивы людей — в том числе и на «светском» Западе — уверенно и впечатляюще доказывали обратное.
Душа есть то, что остается на месте, если человека убить. Чтобы прикоснуться к этой уникальной инстанции в нас самих, к особому «месту», которое находится в беспространственных регионах внутреннего мира, существует надежный путь. Путь аскезы. Не дожидаясь фатальной минуты, когда придется переступать роковую черту и навсегда распрощаться с земной жизнью, аскеты стремятся изучить формы «будущего бытия» уже при жизни. Это дорога умерщвления плоти. Она ведет к открытию источника подлинной невечерней жизни.
Максим Исповедник говорит в «главах о Богословии и о Домостроительстве Воплощения Сына Божия»: «Ибо все живущие по сопричастности к жизни суть мертвецы». Святой Григорий Нисский использует для выражения этой же идеи специальный термин «мертвая жизнь» — «некрос биос». «Мертвая жизнь» есть автономный цикл естественного существования человека. Мокрая липкая тяжесть пульсирующей плоти задает особые траектории существования — поспал, поел, поработал, опять поел, насладился (или не смог), разозлился, оттеснил, выпил, получил в бок, поскулил, опять попытался насладиться, поел, поговорил, позвонил по телефону, посмотрел телевизор, чихнул, снова поспал и опять после завтрака на работу. «Некрос биос», «мертвая жизнь» двуногих толп, тленных пульсирующих манекенов. «Жить по сопричастности жизни» для человека все равно, что не жить вовсе. Но резкость осознания этого отложена до первых замогильных мгновений, когда открывают перед остолбеневшим мертвецом план того, что ему суждено было исполнить, и с небесной беспристрастностью рука грозного ангела подписывает отрицательный баланс — «миссия позорно провалена», «в прожитой жизни душа беспробудно храпела».
Пост (и особенно Великий Пост) милосердно дан нам, чтобы мы (почти в принудительном порядке) испытали далекий свет внутреннего бытия, который скрыт в глубине нашего сердца. Тело и его вегетативные испарения, выдающие себя за наше подлинное «я», должны быть тщательно отслоены от нашего духа, вынесены во вне, поставлены в режим наименьшего благоприятствования. В отличие от механизмов человеческая плоть функционирует тем лучше, чем меньше ему уделяется внимания со стороны пребывающего в нем духа. А в отличие от животных, она тем более ценна, чем меньше вовлечена в магический вихрь состояний, предчувствий, запахов, импульсов, ощущений, поползновений. Аскеза призвана обнаружить триумфальное присутствие души, какой она предстанет в торжественной мантии смерти.
Святые подвижники доказывали, что умерщвление плоти открывает новое бытие, достойное и непререкаемое, более не зависящее от телесного томления. Но насилие над собственной плотью — лишь первый этап. Если оно исполнено с совершенством, настойчивостью и упорством, а также в русле техник и предписаний, даваемых Традицией, мало-помалу само телесное существование изменяет свое качество, просветляется внутренним сердечным светом, омывается лучами пробуждающейся души. «Окропиши мя иссопом и очищуся, омыеши мя и паче снега убелюся».
Что справедливо для отдельного человека, стремящегося проснуться, обнаружить в себе скрытое сокровище, то задание, которое вложено в нас невидимой рукой «верхних родителей», то справедливо и для народа, для нации, для общества. Мы слишком много едим. Позднесоветский уют разложил наше внимание, расслабил мозги, тела набрякли сонными соками, квартиры заполнились излишним скарбом. Не удивительно, что в конце концов, общество, забывшее о душе, закосневшее в «мертвой жизни» породило агрессивную плесень либерализма. Заговор вирусов возникает лишь в одутловатых, сытых телах, которые тщатся увековечить свою послеобеденную дрему.
Чтобы покончить с этим — пусть на последней, критической черте — необходимо всерьез вступить в Великий Пост, в общенациональный Великий Пост. Необходимо прижать естественное бытие, отрешиться (как от сатаны и Запада в момент святого крещения) еще и от позднесоветс кой инерции.
Смысл аскезы — в том, чтобы еще при жизни (пока не поздно) попасть в реальность пограничной полосы бытия, соседствующей напрямую с многомерными и много-обитаемы ми мирами смерти. Чтобы заглянуть через плечо суровому ангелу и окинуть взглядом завещанный нам план свершений и дел, о которых мы не ведаем, либо от которых настырно уклоняемся. И этот зазор между добровольной смертью и смертью окончательной необходимо активно использовать, чтобы изо всех сил исполнить завещанное нам высшим Промыслом, богоносными предками, великой страной.
Страдание, боль, ужас, мрак, безумие и даже ад — если погрузиться в них сознательно и добровольно — молниенос но мобилизуют все высшие, световые, сокрытые резервуары духовного бытия. «Мертвую жизнь» в нас самих — как на личностном уровне, так и в национальном масштабе — необходимо жестоко пытать, резать по живому, третировать, унижать, насиловать. Это закостеневший бастион бесов. Демоническая застава непросветленной плоти, фатально останавливающей (как хищный гаишник) кортеж души, стремящейся покинуть Вавилон материального обморока.
Чем суровей устав обители, тем лучезарней лики монахов.
Темные ризы, отречение от сна, высокая сосредоточенность на духовных лучах, зовущих нас к горнему предназначению.
Наша Родина — трансцендентна. Русь не данность. Она — задание. Это великая континентальная империя Души. Самодвижимой и величественной. Незаходящей, невечерней Русской Души. Прочь от «мертвой жизни» к немыслимому мигу искупительной Пасхи нация движется суровыми дорогами великопостной аскезы. Должна двигаться.

ЛИПКАЯ БОРОДА ДУГИНА
я думаю о том, что уже давно надо бы написать о московских правых в 80х, то, что написано многократно о Джемале и мамлеевском кружке в 70е, это какая-то херня, честное слово, есть пара интересных мемуаров Гейдара о начале его дружбы с Головиным, но это всё ту олд, конец 60х, сейчас не имеет значения, в середине 80х это уже не имело значения.
В 2004 в жж я видел в качестве одной из главных целей отечественного интеллектуализма ответ на вызов Головина/Джемаля/Дугина. если сказать коротко: как перестать их бояться и любить, как размагнитить их визион и мессадж. Как жить, преодолев Генона и Эволу.
Джемаль и Головин уже всё, Дугин же вызывает консенсусное омерзение своей липкой бородой и ахинеей. Никакого визиона нет и в помине, размагничивать типа нечего, никто не боится мировоззренческого яда, темы мировоззрения нет и в природе.
Что это было, нынешние не знают и знать не хотят, и было бы крайне непросто это как-то охарактеризовать, не впадая в мемуаристический дисторшен, пафос и слюни. Сегодняшняя мифомания - хлипкая и быстро саморазрушающаяся атмосфера троллинга и соплей по поводу креативных достижений гугла и бостон дайнемикс, более крепкую и радикальную мифоманию в неё не втиснешь, она будет вываливаться чужеродным телом.
Речь шла, если говорить телеграфным языком википедии, о радикальной чужеродности и противопоставленности, о некоторой критической позиции по отношению ко всему в целом, про меганигилизм, ультракритицизм, про чёрный обскурантизм.
Про то, что умирать не больно.
А так-то, Саша Дугин играл на гитаре, читал на десяти языках, говорил красиво, был нереально харизматичным весёлым и едким троллем. Леттризм, Ги Дебор, аксён директ, симуляция и провокация. Подкалывал всех и вся, ещё десять лет назад Миша Вербицкий считал, что нынешняя поза и позиция Дугина это троллинг.
Один раз мне пришлось в грохочущем вагоне московского метрополитена долго рассказывать ухмыляющемуся Саше, почему втыкать фашистский штык в живот беременной женщине это плохо (вопрос был в том, почему фашизм это зло, я ответил, процитировав сталинский плакат про штык и живот). Почему вообще плохо убивать невиновных, и в каком смысле они невиновные и почему вообще плохо убивать. Я сам не дурак, сварганил кучу аргументов. Внимательную ухмылку Дугина помню до сих пор, он был умён как чёрт, помню и то, что нет никакого аргумента, есть только моя личная жалость к убиваемой тётке. Если я не ошибаюсь, Саша был не против, если из рядов военнопленных кто-то выйдет и скажет эсэсовцу трясущимся ртом: не убивай. И, пожалуйста, будет расстрелян. Не вопрос.
Бороды у него тогда не было.

Про общество "Память".

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ ПАМЯТИ
Мне очень неудобно оправдываться, бы предпочёл говорить, нервно сдвигая левый угол рта вниз (как Дугин или математик-историк Фоменко, с которым я тоже был дружен и вхож к нему в дом), что я был сыном полка первого поколения московского фашистского андеграунда.
Но фашистом я был фиговым, ненастоящим, точно так же я так и не стал настоящим художником, кинорежиссёром, антропологом, философом, теоретиком визуальности или музжурналистом. Или вот сейчас арт-директором и хозяином клуба.
Какой такой был фашизм в 80х, сейчас выглядит невероятно, мы с Джемалем пёрлись по Стивену Кингу, по кинобоевикам, по арабской музыке, вообще по всему восточному. Когда я Саше Дугину дал послушать винил Шпандау Бэллет, он запал на одну песенку, я даже не поверил, что он серьёзно, зато вот от его восхищения Наутилус-Помпилиусом мне удалось его отговорить.
А он за это впилил в англоязычную книжку о неформалах в России, где была моя статья, что я - фэн Дип Пёрпл. Высокие отношения, ага.
А, ещё пример. Году в 2013 мне то ли Андрей Смирнов, то ликак то по другому его звали, предложил сделать для газеты Завтра интервью. А я только что снял фильм ЗЮЗИНО, и придумал гонку о пейзаже русского национализма, и решил рассказать журналисту Проханова о том, что таджики нас всех спасут, таджики - чисто ангелы, прилетевшие прямо с Памира спасать нерезиновую, а пиздоглазые женщины монамур и всё такое. Чел в ужасе отказался и потребовал не валять дурака и говорить про неинтересное, про музыку. Мне опять не удалось блеснуть своим фашизмом.
Короче, в Памяти было несколько ярких эпизодов, самые крутые:
1) покраска чёрных маек своими руками под моим руководством, мы с двумя пацанами удалали небольшую квартиру чорным анилином от пола до потолка.
2) поездка за раскопкой костей погибших под Псковом
3) семинары Дугина/Джемаля (у меня до сих пор есть конспекты) - там про сакральную географию, и вообще был гениальный ответ Джемаля на вопрос, как же татаро-монголы, которые были традиционалистами, могли так поломать Русь, которая тоже была традиционалисткой.
4) Саша Баркашов и уроки православного карате
5) раскол в Памяти (дело Филимонова) и уход Дугина/Джемаля
На этом фоне моя псевдодолжность пресс-секретаря была чем-то вроде алиби. История такая, что мне было скучно. Мне даже было скучно читать Протоколы и Майн кампф, Шафаревича я правда прочитал. Но с национализмом такая история, что авраамическая традиция формально антинациональна, ультраправые в Москве были русофобами, национальность роли не играла. Джемаль любил повторять, что русский патриотизм это восстание квартеронцев (на четверть евреев) против настоящих евреев, которых на самом деле тоже нет, потому что он сам, Джемаль, будучи русско-азербайджанским гибридом, тоже еврей.
Я нашёл в квартире ДимДимыча узкую комнату с одним окном, до потолка набитую рукописями и самиздатом. Реально горы стопок с тысячами страниц А4.
Правый политический самиздат мне был по барабану (я уже читал и переводил Генона по французски), но я запал на трактаты, манускрипты, диссертации и письма ДимДимычу (одновременно в конгресс США, директору ЦРУ и КГБ). Там было о том, что Меркурий скоро упадёт на солнце, что количество нейтронов во всех известных изотопах не такое как в таблице Меделеева, что евреи - инопланетяне (известный мем, потому Димыч любил рассказывать о непартийном меме, как какаято тётка сказала ему - что это он инопланетянин, а евреи на самом деле настоящие русские).
Язык был потрясающий, круче чем у Андрея Платонова. Это была бездна народной мамлеевщины, впрочем писали и люди вполне учёные, с высшим образованием, в текстах встречались и формулы, а также масса этимологии в духе, что пролетарий потому так назван, что мимо денег пролетает.
И я решил, что я прочитаю это всё.
ДимДимыч очень удивился, запустил меня внутрь и назвал пресс-секретарём, типа я должен всё разложить по порядку и расклассифицировать. И я погрузился на полгода в это дело - в круглосуточное чтение шизогенного русского аутсайда.
С тех пор я всё, конечно, забыл, Помню только списки тех, кому напряляется письмо или трактат, а там были и настоящие диссертации, поворот рек, выплавка сталя, ферритовые сердечники, охрана памятников, церкви похожи на ракеты, потому что русские летали в космос до нашей эры, ну и кейсы страданий от евреев и КГБ в провинции. И масса штудий про знаки и символы - вот на станции Бологое стоит Ленин, а если зайти сбоку, то кажется что у него задран член, письмо в КГБ и предстедателю НБПФ Память.
А, ещё было много нумерологии и анализов программ телепередач на скрытые послания. В кефире 3 процентов алкоголя, евреи спаивают русских. Но я сейчас перечисляю краткие выжимки, а это длинные телеги народной словесности были, нереально длинные.
Пышным цветом народный аутсайдовский нью эйдж расцвёл в 1990х, но меня было уже не удивить ничем.
Письма радиослушателей на немецкую волну я читал тоже хладнокровно и понимал, что любители музыки не дотягивают, не очень их музыка греет, на самом то деле.
Я не помню, любил ли я аутсайдер арт до того, но после того стал абсолютным фэном, правда, визуального.
Я знал, что кроме меня этого архива, собранного за несколько лет, не читал никто, не будет читать никто и его скорее всефго выбросят. Так что такая возможность бывает один раз в жизни.

Это вам не Чарльз Кловер!

ЧЕМУ МЕНЯ НАУЧИЛ ДУГИН
Дугин ещё в конце 80х нёс горы ахинеи, он был патологически слеп на всё, что касается того, что я сегодня называю антропологией. Но я не хочу поддерживать стройных хор голосов ненависти к нему просто потому, что во-первых, я начал ненавидеть Дугина, когда это ещё не было мейнстримом, во-вторых, потому что он меня кое-чему научил. Вот примерный список.
1) Атмосфера была в во второй половине 80х стёбная, рок-музыка была стёбная (Аквариум считался стебаловом над сов властью), концептуализм был стебаловом, Пригов был стебаловом. Так что фокуса в этом не было: вся интеллигенция стебала советскую власть.
Дугин был первым человеком, который был совершенным троллем, он троллил всех (кроме правда традиционалистов и тп, но их живых не ходило вокруг). Его нормальный модус существования был вполне ехидный и издевательский. Я сам конечно был не промах в издевательствах над московскими художниками, но идея, что вообще все и всё могут быть объектами тотального сарказма, была для меня нова.
Если ты не можешь ткнуть в самую писечку сомообмана того или иного, то ты просто идиот.
Дугин в этом отношении был первый настоящий поп-персонаж, которого я видел в свой жизни. Он был куул в смысле панка и хип-хопа.
То, что я отдаю ему должное в ситуации, когда его все нанавидят и презирают, и троллю всех на него ополчившихся в ситуации когда он сам мне невыносим, это его урок.
2) Дугин мне звонил каждый день и спрашивал, как дела. Надо было ему рассказать что-то интересное плюс свой комментарий. Неважно что - что написано в газете, что рассказала моя мама о своей работе, что я нарисовал и при этом подумал, что я увидел на улице и тп. Но тема должна была быть крутой, не смолл токовой. Я ехал в центр шататься по улицам, смотреть на людей, ходить по магазинам - чтобы найти что-то странное, прикольное, будоражущее мысль, как минимум ставящее вопрос.
Помню что один раз я нашёл в магазе издетельства Прогресс санскристо-русский словарь, прочитал несколько слов на букву МА, узнал, что материя, мать и мантра это однокоренные слова, и выдохнул, это то что надо.
Эта тренировка дала мне поджопник на всю жизнь - вменяемый человек должен постоянно находиться на охоте за новыми идеями, картинками, жизненными коллизиями, рассказами. нужно перманентно клеить коллаж из всего этого, приклеивать цитату из Лейбница к фразе продавщицы картошки, чтобы получалась интригующая загогулина, о которой имеет смысл поговорить с умным и компетентным собеседником.
если ты неделю ходишь, и никакой прибавочной интеллектуальной стоимости не нагулял, то тогда ты скорее всего просто говно.
3) Дугин любил краткие и хлёсткие формулировки и короткие анекдоты, которые сам же и в огромных количествах конструировал, бесстыже приписывая их своим знакомым или знаменитым людям. Он их называл банками.
Человек должен быть в состоянии сказать в трёх предложениях, кто такой Дюрер и в чём его прикол (прогнать банку про Дюрера), что такое йога, кто такой Ницше или Мамлеев. Про что угодно. Ценишь Андрея Платонова? Должен быть в состоянии сказать, что в нём прикольного, что Платонов внёс в копилку человечества, то есть твоего ума (у меня с тех пор застряли две фразу Платонова - "деревянное растение" и "посреди всеобщего темпа труда", плюс рассказ о фразе, у которой вывих в каждом её суставе).
Про что Джемаль? "сквозь реальность дует черный ветер помимобытия" и "идущий на север не боится ночи, потому что в небе севера нет звёзд", а также что над каждым занесён кованный сапог аллаха.
Все знают это про Декарта, а я знаю практически про всех, кого вообще знаю.
И это очень важно - держать в уме иероглиф или даже пиктограмму каждого более менее приличного человека или явления.
4) на дачу к Джемалю приехал молчел из Франции, вежливый и деревянно говорящий по русски потомок дворян. Правый, конечно. Дугина несло. Книязь поморщился и спросил, откуда Саша это взял. Дугин с мрачным лицом назвал главу из книги Генона. Князь возразил, что знает труд Генона наизусть, там такого нет, ни в той главе, ни вообще.
Дугин ухмыльнулся и поднял обе руки к голове, расставив ладони вправо-влево: я беру книгу и кладу её себе в голову, а потом её достаю и читаю. И вижу, что там на самом деле написано, потому что амальгама получается из соединения двух начал... ну и понеслась.
Копипаста это хуйня, точное цитирование это хуйня, что говорил Генон или Ницше никого не ебёт, важна единственно крутость и заострённость твоей банки, твоё решение той задачи, которой ты озаботился.
А мысль (и решение задачи, и тем более банка, то есть мясо инсайда) от приставления друг к другу цитат или мемов не появляется. Нужно клеить это дело своим умом, переплавлять и переделывать, если ты к этому вообще способен.

Мир без Традиции.
Что означает полностью закрытый для духа, наглухо запертый сверху мир? Мир без возможности спасения? Это среда, где вообще больше нет Традиции или даже ее останков. Нет совсем, ни в каком качестве. То, как Рене Генон описывает современный мир, предполагает, что все-таки отдельные элементы Традиции сохраняются. Они становятся чрезвычайно редкими, исключительными, но они есть. Но представим себе мир, в котором Традиции нет вообще. Что бы мы ни делали, прорваться к ней нельзя. Более того, никак и ниоткуда не узнать ничего о самой Традиции, и поэтому мы даже не знаем, что мы чего-то лишены — настолько мы этого лишены. Хайдеггер писал, что иногда ночь становится настолько густой, что люди вообще забывают, что это ночь — так отвыкли они от света.Такое бытие конституирует совершенно специфические условия, специфическую онтологию, со всех точек зрения и со всех сторон оторванную от мира Традиции. Это мир, в котором вообще нет сакрального. Никак, нигде, ни на каком уровне, ни в каком качестве. Можно предположить, что Ницше находился под глубоким впечатлением от аналогичного опыта, когда он провозгласил «смерть Бога». В таком мире, где нет выхода, т. к. не было входа, — а в моей личной судьбе это был позднесоветский период, — внезапно, вдруг вспыхивает точка радикального несогласия с самим фактом существования в безальтернативно данном онтическом и онтологическом контексте. Поднимается тотальный отказ от пребывания в этом мире в целом — со всеми его непосредственными и опосредованными структурами. Очень важно подчеркнуть, что этот отказ, мучительный удар, внутреннее взрывное восстание не базировались на чем-то, что располагалось бы вне данной мне среды — за ее пространственными или временными пределами. Глубинное, почти химическое, отторжение среды не имело никакого основания. Можно было бы представить, что, например, по линии семьи кто-то принадлежал либо к аристократии, либо к духовному сословию, либо к какому-то этническому, религиозному или идеологическому меньшинству, к среде, в которой, пусть тайно и скрыто для внешних глаз, но передавались коды иной социальной группы, транслировались алгоритмы иной идентичности. Тогда у протеста были бы основания, и «вдруг» и «внезапно» логично являлись бы верхним слоем более глубоких, но вполне понятных психологических и социальных механизмов. Но я был частью среды на всех уровнях и во всех смыслах и не знал ничего, кроме нее. В свое время Артюр Рембо, испытывавший в ранней юности очень похожий опыт (правда, в иных условиях и исторических декорациях), сокрушался, что не имеет в своем роду ни одной капли благородной крови, которая могла бы объяснить ему пронзительное ощущение собственной инаковости в отношении окружающего. Все, что меня окружало — небо, земля, мир, люди, социальные отношения, здания, механизмы, речи, дисциплины, потоки информации, картины, пейзажи, — все это абсолютно, тотально отвергалось. Воспринималось как ядовитое наступающее со всех сторон ничто, как полностью лишенная всякого смысла и всякой логики слепая агрессия мрака. Это, наверное, можно сравнить с картинами из «Путешествия на край ночи» Луи-Фердинанда Селина. Я обнаружил себя внезапно в сердце ночи, у которой не было края. Проявившись в сердце ночи, я не получил никакой вести, никакого завета, никакого путеводителя относительно того, как оттуда выбираться, а также кто я, зачем я, где я, как все это случилось и что происходит. Чистый опыт тотального нигилизма. Окружающий меня мир отбрасывался не почему-то, не по какой-то причине, а просто так. Без всякой причины, без всякой внутренней или внешней опоры. И отсутствие опоры (вот теперь самое главное!), отсутствие самой возможности не то что спасения, а какого бы то ни было далекого отблеска Традиции, было концептуально поставлено в центре моего бытия и положено в основу систематического мышления. Из этого постепенно и кристаллизовалась концепция Радикального Субъекта, т. е. постулирование существования носителя Традиции без самой Традиции, вне традиций, в неведении о самом факте существования Традиции, за ее пределами.

>>3552811
28 апреля в 20:21 ·
ОБСУЖДЕНИЕ
Эти пункты "тренинга по Дугину" кажутся очевидными в моей смешной подаче, но на самом деле, поддерживать ежедневный разговор с крутым интеллектуалом на каждый раз новую тему и не выглядеть круглым идиотом - это нереально сложно.
Если вы будете такое практиковать со своими знакомыми, то это скорее всего будет фигня и род салонного времяпрепровождения.
Что касается краткой характеристики чего-то - это тоже работает только с крайне придирчивым критиком, а иначе превращается в набор банальных мемов. Попробуйте сформулировать, кто такие Битлз или что такое электронная музыка или кто такой Девид Линч или ещё кто угодно, и увидите, что это крайне непросто. Такие игры могли вестись только внутри радикального интеллектуального центра, каким тусовка Головина/Джемаля/Дугина и являлась. Это был первый и единственный интеллектуальный центр на советской территории, и последний с тех пор.
Елена Плугина: навскидку могу предположить зачем прокачивать навыки два и три в повседневной жизни обычного человека, при том по возможности избегать клише и салонности: рассказать ребенку кто такие битлз-линч и пр. и не свести все к справке из википедии. ибо внимание ребенка - это 3-8 секунд, не успел заинтересовать — обратно внимание не вернешь без танцев с бубнами.
извините, опять интеллектуальные игры в прикладную сферу перевожу.
Андрей Горохов: да, это похоже на известную цитату Эйнштейна про то, если ты не шарлатан, то ты должен быть в состоянии за пять минут объяснить ребёнку, чем ты занимаешься.
Но учить детей этому невозможно - потому что и взрослые таким интеллектом и кругозором и амбициями не обладают. И некому их натаскивать - и даже дать понять, что это вообще необходимо.
Первый пункт тоже хардкорный. Он подразумевает, что вы видите любую фразу из почти любой гуманитарной сферы и вы сразу можете сказать, почему это лажа. Это моментальная деконструкция любого утверждения, любого воззрения, либой точки зрения, даже любого казалось бы рассказа о каком-то факте. Вот вы говорите о "детях", и только вы сказали два слова, я уже знаю, с какой стороны всю эту когнитивную манипуляцию поломать.
И, естественно, очень сложно самому думать и говорит так, чтобы твои контрагенты - интеллектуальные терминаторы - не разгрызли бы тебя тут же и на месте.
В реальной жизни, конечно, это была богема, все друг друга любили и угорали по крутым банкам и травли или экзаменов не было, если тебя приняли в круг, то ты становился своим, но Дугин продолжал звонить и его как дракона надо было кормить каждый день.
Надо сказать, что сквозь тусовку постоянно шёл постоянный поток людей, но за три года приклеился я один. Так что планка была очень высока. Я сам до того ни религиоведением, ни традиционализмом, ни философией, ни политфилософией или социологией не занимался, хотя читал и Платона, и Хайдеггера, но считал себя совершенным лузером в этой компании. Ситуация была похожа на Карлоса Кастанеду и Дона Хуана. Карлос считал, что он плачевно не тянет и факапит каждое испытание, а через два года оказывается, что он любимый ученик колдуна и наблатыкался будь здоров.

>>3631478

>2-3% на самом деле

По официальной статистике.

"Мы это хорошо знаем о Ярославле, потому что в ярославскую экспедицию попал Иван Сергеевич Аксаков, будучи чиновником МВД, ему было 27 лет. Он вошёл в состав этой комиссии, если по-нашему говорить, и прожил два с лишним года в Ярославле, с 1849 по 1851 год, объездил всю Ярославскую губернию, всё изучил. Вердикт всех этих комиссий — и Ярославской, и Нижегородской (а в Нижегородской работал ещё один известный исторический персонаж — Мельников-Печерский, тоже молодой ещё; он был из местных, но его туда взяли как знатока, он проявлял интерес всегда к староверию), и Костромской — все три комиссии доложили в Петербург, что ситуация такая: по их скромным прикидкам, староверов в 10-11 раз больше того количества, которое заявлено в официальных документах. Потом все трое независимо друг от друга сделали такое дополнение: это совершенно не отражает сути дела — староверов гораздо больше, чем в 10-11 раз, они сказали, что точно установить невозможно. Кстати, опубликована переписка Аксакова, когда он находился в Ярославле и писал своим родным, и там как раз делился своими впечатлениями от увиденного. У него был такой взгляд: определить невозможно, поскольку по документам все православные, начинаешь всех спрашивать, ездишь по уездам губернии — все православные, но через полгода поняли и начали выяснять, что они не то что никакие не православные, они все староверы, да к тому же ещё и беспоповцы — то есть им абсолютно безразличны священники, церковь и всё, что с этим связано. Поскольку беспоповство, как вы понимаете, отличается от поповства в староверии, потому что оно отказывается от иерархии: нет священников, нет иерархии, нет таинств, нет ничего.

Вот такие данные пришли в Петербург, их изучило МВД, передало Николаю I, и он понял, что ситуация очень серьёзная, поскольку все эти документы, которые официально находились в МВД, вообще ничего не отражали. И эта цифра — 10-11 раз, которую я назвал, которая была в докладах этих комиссий представлена, - как-то укоренилась, поскольку она очень определённая, и все стали считать, что именно так всё и обстоит. Поэтому вся общественность, когда говорила о староверии, добавляла: сколько у вас их там — значит, в 10-11 раз больше. Это стало таким общепризнанным местом, и когда в 1897 году перепись опять дала те же пресловутые 2%, о которых я уже говорил, то вся общественность, газета «Русские ведомости» и другие газеты того времени писали: 2% или 20%? То есть опять в 10 раз больше. Этот штамп остался благодаря усердию Николая и его чиновников."

Про два варианта. В социальной парадигме есть идея, высокая идея: два варианта. Не буду расписывать что жизнь жизньприбытокнаслаждениедваварианта, для обеспечения жизниприбытканаслаждения надо дваварианта, если у человека много еды он зарабатывает работая то это философский двухвариантный идеал. –Я в 2000году открыл дваварианта.
Но впоследствие на моё первичное, вторично Юшкевич Михайлюков да и все обычные люди сказали, да и я только год повёл двухвариантный клуб а через небольшое время все люди не ведут потом двухвариантный клуб. –Надо сказать два варианта и есть дваварианта, никаких сверхматематических двухвариантов нет в математике музыке картыиградурак шашки. –Два варианта говорят в начальной инстанции, впоследствии в идеале об оптимальном знании в зарабатывании. Всё же оптимальное знание которым я владею, не означает двухвариантного математического знания. Это талантливое знание, в работе главным бухгалтером мне надо скажем соотнести договора и накладные в экселе и физические. –Ну ещё второе рассмотреть игровые конфессии. Музыка это дваварианта, поэтому музыка запрещена (я писал что философски я ни страданиедваварианта). А КАРТЫ ИГРА ДУРАК это оптимальное знание недвухвариантно поиграться, хотя внутреннее в дураке есть. Таково оптимальное знание.
Как смотриназвание ни относится к двумвариантам. Я то ни слыхал про два варианта. Вопервых надо ещё разобраться, в социальной парадигме все жизнь люди должны слыхать про два варианта. Мудрость дзен: до просветления я ел и спал, и после просветления я ем и сплю. То есть практически я ни два варианта. Но Я ЗНАЮ ЧТО ЖИЗНЬ СРЕДНЯЯ НЕ ОЧЕНЬ ТЯЖЁЛАЯ.
ТАК ВОТ ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ, ЖИЗНЬ. ЖИЗНЬПРИБЫТОКНАСЛАЖДЕНИЕ ЭТО ТРИ ВАРИАНТА ИДЕАЛ, ПО СРАВНЕНИЮ С ДЕБИЛЬНЫМ ОДНИМ ВАРИАНТОМ ДЕБИЛОМ. ПОЭТОМУ Я СЧАСТЛИВЫЙ ПОСВЯЩЁННЫЙ ЧЕЛОВЕК. И даже не какието дваварианта передаю. А просто я ЖИЗНЬ я писатель, вижу жизнь и пишу жизнь, религия.
ТАК ВОТ Я ПОСВЯЩЁННЫЙ ЖИЗНЬ, жизньприбытокнаслаждение а не страдание дваварианта. Это полностью удовлетворяет, страдание дваварианта не нужны. В жизньпосвящение относится и оптимальное знание работа на работе. * А уже если потом рассматривать дваварианта. ТО Я ПРОСТО ИХ ЗНАЛ ЖИЗНЬПРИБЫТОКНАСЛАЖДЕНИЕ, А НЕ СТРАДАНИЕ ДВАВАРИАНТА.
Причём оптимальное знание играет роль при зарабатывании работе на работе, или хотя бы то что связано с оптимальным знанием: хожу в магазин трупом, мою тарелку, убираю стол. Без зарабатывания оптимального знания, оптимальное знание не имеет смысла. Займись лучше самоудовлетворением. Я как инвалид, не могу работать на работе. (В И мне заплатили четверть зарплаты тольок через суд через войну, в С в молодости работал в кризис 6лет небольшая зарплата, в Д не заплатили, в ФФ не заплатили).
Я могу не работать, но со страшнейшим голосм, выгода отдых от работы, голос обзывает а лично я лежу.
Причём раньше я просто стремился к оптимальному знанию. Метафизика динамика, синтез дифференциация, прогноз, пространство. А с несуществующим шизофреническим выглядит как напряжённая задача. То есть даже красивые дваварианта выглядят как НАПРЯЖЁННАЯ ЗАДАЧА. А уж напряжённой задачей я никогда не ставил себе задачу заниматься.
Смотриназвание диалектическимудро рассматривает дваварианта. Рыба дело хорошее, но от неё можно и костями серить. Дваварианта любопытно рассматривать. Но смотри название говорит: от рыбы можно и костями серить. –Жизнь это иметь корочку хлеба три варианта. –Смотриназвание есть ли деньги. А не в двухвариантах.
-на материальном шаре чем жизнь, выше лауреат нобелевской премии с точки зрения науки и техники.
А с точки зрения смотриназвание жизнь это жизнь идеал.
И так и так надо идеал жизнь.
Причём то что выше жизни наука, говорит может быть что жизнь это один вариант и она не выстоит, тем более надо наука дваварианта.
О рыбе надо мечтать смотриназвание. А дваварианта вторичны. (человек не должен неиметь корочку хлеба, противное ошибочно. Я когда свои дваварианта говорил то подразумевал и жизнь и выше жизни науку. А (голос призывает) неиметь корочку хлеба. Так это полный деструктивизм. Скажу честно, двавариванта не могут быть ЧИСТЫМИ, если дваварианта, то они обязательно не полностью деструктивны а не неимеют корочку хлеба.)