Отсеяв самых нетерпеливых читателей, автор ещё немного задержит самых стойких, чтобы немного порассуждать о Советове. Давайте сделаем глоток горячего чая или кофе и подумаем: что же такое Советов?.. Советов — это... скорее, символ. Он произошёл от оригинального Советова, который, в общем-то, ничего общего с символом и не имеет. Появился этот символ ещё во времена /vg/ благодаря неудачной шутки оригинала. "Предлагаю оставить ссылку на конфу в оп-посте насовсем. Больно уж красиво жопы рвутся", — сказал Советов ещё в далёком 2014 году. Вообще говоря, то, как восприняли сообщение Советова в треде, не совпадало с реальным положением, но именно благодаря этому образ Советова до сих пор ходит по тредам. Комизм Советова и последующая реакция анонимов поразили автора в самое сердце, произвели глубокое впечатление и до сих пор не могут покинуть автора. Датфил "Бесконечного лета" давно закончился, а вот Советов прочно укоренился. И тогда автор решил написать про него фанфик, подобрав именно тот образ, который был в треде. К сожалению, сразу это не удалось. После нескольких провальных попыток автору пришлось прекратить работу из-за неопытности. Однако Советов остался в треде. Его образ рос и становился бессмертным символом, неподверженным влиянию времени. Рано или поздно кто-то всё же должен был про него написать. Конечно, были какие-то отрывки, некоторые из них сохранились и в наши дни, но этого было мало. И тогда набравшийся опыта автор решил продолжить давно начатое дело. И вот эти плоды перед вами; автор отдаёт их на ваш суд.
Что ещё примечательно, Советов есть в каждом из нас, и иногда он просыпается. Советовщина процветает в каждом /es/-треде. Это явление интересное, и если за ним понаблюдать повнимательнее, то можно выявить некоторые посты, содержащие явную, но неоправданную агрессию. Автор хочет не только поднять культурный уровень /es/, но и призвать к терпимости, укрощению неистового пионерского гнева, сделать раздел чуточку добрее, чем он есть сейчас. И на этом, пожалуй, авторские размышления заканчиваются, пустые кружки убираются со стола, и оставшиеся философы с благословением автора могут идти читать.