Двач.hk не отвечает.
Вы видите копию треда, сохраненную 3 января в 20:51.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.
Вы видите копию треда, сохраненную 3 января в 20:51.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.
Неиронично считаю, что Луцк это новая литературная столица Европы и что писатели Луцка превосходят всех писателей из Петербурга и Москвы вместе взятых.
В этом треде предлагаю обсудить феномен луцкой литературы или просто выдающихся авторов украинского ПЕН-клуба.
Энтрилевел луцкой литературы: https://iluchanyn.com/ru/article-5107-vydayuschiesya-sovremennye-pisateli-i-poety-lucka
В этом треде предлагаю обсудить феномен луцкой литературы или просто выдающихся авторов украинского ПЕН-клуба.
Энтрилевел луцкой литературы: https://iluchanyn.com/ru/article-5107-vydayuschiesya-sovremennye-pisateli-i-poety-lucka
>>961907 (OP)
Кого рекомендуешь в первую очередь?
Кого рекомендуешь в первую очередь?
Последние кого я читала на украинском, уже в оккупации это Мария Матиос, честно, не знаю где она живёт. Хорошие книги у нее.
Ну Волынь, Леси Украинки. Наверное там красиво. По крайней мере пища здоровая, сколько же она продержалась с тем туберкулёзом. Даже сейчас проблематично столько прожить, сколько она смогла с туберкулёзом костей. Ещё и рабтая как вол.
Ну Волынь, Леси Украинки. Наверное там красиво. По крайней мере пища здоровая, сколько же она продержалась с тем туберкулёзом. Даже сейчас проблематично столько прожить, сколько она смогла с туберкулёзом костей. Ещё и рабтая как вол.
>>961907 (OP)
ноунейм шаболдесса, расфоршенная для ста хохлокалек з филологичного факультэту рандомсити Пед ВУЗов, за пределами хутора неизвестная
члэнкыня КПРС, мутировавшая в хохлину ебучую, за пределами хутора неизвестная
скуф, за пределами хутора неизвестный
молоденький пидорок. Чому нэ в фортэци? За пределами хутора неизвестный.
>1
ноунейм шаболдесса, расфоршенная для ста хохлокалек з филологичного факультэту рандомсити Пед ВУЗов, за пределами хутора неизвестная
>2
члэнкыня КПРС, мутировавшая в хохлину ебучую, за пределами хутора неизвестная
>3
скуф, за пределами хутора неизвестный
>4
молоденький пидорок. Чому нэ в фортэци? За пределами хутора неизвестный.
Уймись, рупогал.
>>961942
Если и тут Забанят, ну что ж, нечего нового)
Если и тут Забанят, ну что ж, нечего нового)
Ты бы ещё в /po/ тред сделал.
>>961907 (OP)
Читал только в школе на укр. лите Лэсю, ну такое типа обычная хуторская литературка, миленько и судьба печальная у нее, но жаль что так много нас этим пичкали. Лучше бы все время читали мировую литературу вместо этого, где все вертится вокруг сэла, пасты корив, и угнетения царизмом проклятым и ляхами злоебучими. Какой же бред
Читал только в школе на укр. лите Лэсю, ну такое типа обычная хуторская литературка, миленько и судьба печальная у нее, но жаль что так много нас этим пичкали. Лучше бы все время читали мировую литературу вместо этого, где все вертится вокруг сэла, пасты корив, и угнетения царизмом проклятым и ляхами злоебучими. Какой же бред
Сколько рупогалов в Луцке? А новиопов?
>>961907 (OP)
А чому статья на кацапском?
А чому статья на кацапском?
>>962133
Угу, только сюжеты у нее по большему и сугубо связанные с классикой Европы, тот же Дон Жуан( одна из лучших ее пьес)
Угу, только сюжеты у нее по большему и сугубо связанные с классикой Европы, тот же Дон Жуан( одна из лучших ее пьес)
Кажется кто-то хочет втихаря воскресить на букаче тред одного Русского Писателя и Русского Философа :З
>>961932
Всё хорошо, но дискурс о построении правильного, настоящего, истинного и чистого на месте чего-либо - безнадёжный совок и давно протухшая идея 20-го века, с его массовыми идеологиями, рассчитанными на заводское быдло, тогдашний прогрессивный класс.
Наверное, до Луцка просто тренды долго доходит, понимаю.
раз уж хочешь траллировать украинцами, мог бы изящнее это делать. Например, поддерживать уровень дискуссии повыше, изящно оттопырив пальчик рассуждать о месте луцких писателей в мировой литературе. При должной начитанности и кругозоре это несложно. Но ты ж не можешь не скатиться в пародию, люди пройдут мимо, посчитав что это творчество очередного дурачка, возомнившего себя охуенно остроумным троллем.
>И будут там жить настоящие Русские.
>И организуют, методично, по европейски Русь без кацапов.
Всё хорошо, но дискурс о построении правильного, настоящего, истинного и чистого на месте чего-либо - безнадёжный совок и давно протухшая идея 20-го века, с его массовыми идеологиями, рассчитанными на заводское быдло, тогдашний прогрессивный класс.
Наверное, до Луцка просто тренды долго доходит, понимаю.
раз уж хочешь траллировать украинцами, мог бы изящнее это делать. Например, поддерживать уровень дискуссии повыше, изящно оттопырив пальчик рассуждать о месте луцких писателей в мировой литературе. При должной начитанности и кругозоре это несложно. Но ты ж не можешь не скатиться в пародию, люди пройдут мимо, посчитав что это творчество очередного дурачка, возомнившего себя охуенно остроумным троллем.
>>962148
Слушай, но вот серьёзно, вы реально верите во весь этот бред про Эуропу и европейскость? Это не троллинг, серьёзно считаете себя не потешными постсоветскими чучмеками по генезису между степными турками и окраинными ляхами, а солью земли европейской?
Слушай, но вот серьёзно, вы реально верите во весь этот бред про Эуропу и европейскость? Это не троллинг, серьёзно считаете себя не потешными постсоветскими чучмеками по генезису между степными турками и окраинными ляхами, а солью земли европейской?
>>962150
Ну я больше всего запомнил условную "Лесную Песню", и подобные произведения, с сопутствующим дрочем на село и рассказы училки
Ну я больше всего запомнил условную "Лесную Песню", и подобные произведения, с сопутствующим дрочем на село и рассказы училки
>>962164
Хуя ты отмазываешь одебилевшего хохла, который реально думает что его говнолитература это что-то великое.
Хуя ты отмазываешь одебилевшего хохла, который реально думает что его говнолитература это что-то великое.
>>961907 (OP)
Леся Украинка тащемто довольно крутая. Уровня Марины Цветаевой поэтесса, то есть реально это скорее модернизм хитровыкрученный.
Леся Украинка тащемто довольно крутая. Уровня Марины Цветаевой поэтесса, то есть реально это скорее модернизм хитровыкрученный.
Кто-нибудь вообще пробовал читать украинскую литературу. Я пытался читать в оригинале Ивана Франко Моисея - просто потому что тематика очень интересная. Половину не понял, но то, что понял было великолепно.
>>971084
Я читал, чтобы сдать ЗНО (местный аналог ЕГЭ). Всё хуйня. Когда читал "Чорну раду", то по крайней мере не плевался, но это обычный исторический роман.
Я читал, чтобы сдать ЗНО (местный аналог ЕГЭ). Всё хуйня. Когда читал "Чорну раду", то по крайней мере не плевался, но это обычный исторический роман.
>>971093
Моисей Франко не переведен, насколько я знаю.
Моисей Франко не переведен, насколько я знаю.
>>961907 (OP)
Пробовал заценить Тараса Йобанного Пана хохла Щефченка.
Ну что сказать, если это порочий эталон литературы - печально -
куколдские страданья по Катэринэ шо выеб Москаль - доставляют.
Пробовал заценить Тараса Йобанного Пана хохла Щефченка.
Ну что сказать, если это порочий эталон литературы - печально -
куколдские страданья по Катэринэ шо выеб Москаль - доставляют.
>>971084
Щирый рапортует.
Стихи хорошие у многих, а вот романы - такое. Я вот со школьной скамьи помню, что там было почти в каждом произведении за пару лет одно и то же - любовь-морковь между гарным парубком и чорнобровой. Как-то совсем оригинальности нет. Могу выделить "Кайдашеву семью" - там любовь пары сыновей к левым девкам и сожительство молодожёнов с родителями приводит к постоянным срачам, это уже по нашему.
Щирый рапортует.
Стихи хорошие у многих, а вот романы - такое. Я вот со школьной скамьи помню, что там было почти в каждом произведении за пару лет одно и то же - любовь-морковь между гарным парубком и чорнобровой. Как-то совсем оригинальности нет. Могу выделить "Кайдашеву семью" - там любовь пары сыновей к левым девкам и сожительство молодожёнов с родителями приводит к постоянным срачам, это уже по нашему.
>>971624
Сколько встречаешь украинцев - все жалуются на неоригинальность украинской культуры, но достаточно почитать украинских авторов, чтобы убедится, что это не так.
Сколько встречаешь украинцев - все жалуются на неоригинальность украинской культуры, но достаточно почитать украинских авторов, чтобы убедится, что это не так.
>>971629
национальная идея:
жэрты лайно, чавкая и похрюкивая, нахваливать. Добрэ, бо украйынськэ. Так во всем. Не исключая литературы.
национальная идея:
жэрты лайно, чавкая и похрюкивая, нахваливать. Добрэ, бо украйынськэ. Так во всем. Не исключая литературы.
>>971670
Павел Архипович Загребельный (25 августа 1924 — 3 февраля 2009) — советский и украинский писатель.
Лауреат Государственной премии УССР имени Т. Г. Шевченко (1974), лауреат Государственной премии СССР (1980), Герой Украины (2004).
Александр Елисеевич И́льченко(укр.Олекса́ндр Єлисе́йович І́льченко;1909—1994)— украинский советский писатель, сценарист и драматург, журналист, военный корреспондент, общественный деятель, фольклорист. Член Союза писателей Украины.
Павел Архипович Загребельный (25 августа 1924 — 3 февраля 2009) — советский и украинский писатель.
Лауреат Государственной премии УССР имени Т. Г. Шевченко (1974), лауреат Государственной премии СССР (1980), Герой Украины (2004).
Александр Елисеевич И́льченко(укр.Олекса́ндр Єлисе́йович І́льченко;1909—1994)— украинский советский писатель, сценарист и драматург, журналист, военный корреспондент, общественный деятель, фольклорист. Член Союза писателей Украины.
Забавные хохлы.
>>971673
Почему он не декоммунизирован, кста?
>лауреат Государственной премии СССР (1980)
>Герой Украины (2004).
Почему он не декоммунизирован, кста?
>>971693
Коммунизм - основа копроинства. Они сейчас топ ГУЛАГ у себя на окраине запилили. Даже елизарову в тред срут, не могут ему простить здравой жизненной позиции малороса
Коммунизм - основа копроинства. Они сейчас топ ГУЛАГ у себя на окраине запилили. Даже елизарову в тред срут, не могут ему простить здравой жизненной позиции малороса
>>971727
А кто он, если не малорос?
А кто он, если не малорос?
Самый талантливый люцькый писатель - Олег Лужный
Самый талантливый люцькый стендуп комик - Виталий Кварцяный
Самый талантливый люцькый стендуп комик - Виталий Кварцяный
>>983740
хохол, пошёл нахуй с двача!
хохол, пошёл нахуй с двача!
>>962132
Золотой ключ?
Золотой ключ?
>>971747
Лужный разве писал книжки? А вот книжка Кварцяного "Футбол это не только победы" у меня дома есть, с его автографом.
Лужный разве писал книжки? А вот книжка Кварцяного "Футбол это не только победы" у меня дома есть, с его автографом.
Если кто не понял, этот тред создан специально для сливов платного контента со всех каналов ДЕГа!
Сливы и ссылки на сливы исключительно приветствуются!
Лично я сегодня в первой половине выложу в этот тред свой легендарный торрент-файл с полным собранием лекций и бюлей знаменитого зиловца, над содержанием которого я трудился около полугода!
Просьба поддерживать раздачу, а также пересылать файл друзьям, любовницам и просто рандомным ценителям луцкой литературы!
Сливы и ссылки на сливы исключительно приветствуются!
Лично я сегодня в первой половине выложу в этот тред свой легендарный торрент-файл с полным собранием лекций и бюлей знаменитого зиловца, над содержанием которого я трудился около полугода!
Просьба поддерживать раздачу, а также пересылать файл друзьям, любовницам и просто рандомным ценителям луцкой литературы!
>>983859
Кварцяный норм мужик был, русский. Потом конечно пришлось под хохла ебучего мимикрировать, как и многим на Украине. Еднисть меднисть
Кварцяный норм мужик был, русский. Потом конечно пришлось под хохла ебучего мимикрировать, как и многим на Украине. Еднисть меднисть
Помнится, на ангеле видел вырезку из лекции о том, что Галковский имеет луцкие корни в своей родословной. Инфа не для всех, сами понимаете...
Галковский - видный представитель луцкого литературного мира!
Фото Галковского должно быть в шапке треда!
Исправьте немедленно!
Галковский - видный представитель луцкого литературного мира!
Фото Галковского должно быть в шапке треда!
Исправьте немедленно!
ну и
Так что читать из украинской литературы в первую очередь? Шевченко, Ивана Франко?
>>995764
Козацькому роду нема переводу, або ж Мамай і Чужа Молодиця»— роман українського рядянского письменникаОлександра Ільченка, хидден джем рядянской литературi.
Козацькому роду нема переводу, або ж Мамай і Чужа Молодиця»— роман українського рядянского письменникаОлександра Ільченка, хидден джем рядянской литературi.
>>995783
чубатiм сучасным пiдэрашкам боляче и ниприятно
>Попри те, що роман Олександра Ільченка є важливим для історії української літератури, йому не вдалося уникнути деяких ідеологічних неоднозначностей. Як зазначає Марко Павлишин, автор «Козацькому роду…» «присвятив чимало місця утвердженню думки про історичну дружбу між Україною та Росією»[1]. Йдеться про епізод у другій частині роману, в якому козак Мамай бере участь у придушенні антимосковського повстання, висловлюючи свою лояльність до російського царя
чубатiм сучасным пiдэрашкам боляче и ниприятно
>>961907 (OP)
Вся так называемая украинская литература это суть местечкового графоманского говна вытащенного на божий свет советами для коммунистического мультикультурализма.
Вся так называемая украинская литература это суть местечкового графоманского говна вытащенного на божий свет советами для коммунистического мультикультурализма.
>>961907 (OP)
Мудила, хоть бы выбрал пару рандомных фамилий для форсу. Нахуй ты эту ссылку обоссаную мне притащил. Пшел вон!
Пересоздавай.
Мудила, хоть бы выбрал пару рандомных фамилий для форсу. Нахуй ты эту ссылку обоссаную мне притащил. Пшел вон!
Пересоздавай.
>>962150
Вторичны к классике, ты хотел сказать. Энеиду Котляревскому еще можно понять, тогда молодые национальные литературы только появлялись и все брались за античность. В делать это в 20 веке... Даже без деконструкции..
>связанные с классикой
Вторичны к классике, ты хотел сказать. Энеиду Котляревскому еще можно понять, тогда молодые национальные литературы только появлялись и все брались за античность. В делать это в 20 веке... Даже без деконструкции..
>>962164
Этот петух даже не способен имена выписать из своей ссылки. Просто накрутил живых переходов на свой говносайт. Тьфу.
Этот петух даже не способен имена выписать из своей ссылки. Просто накрутил живых переходов на свой говносайт. Тьфу.
>>995764
Лесь Подеревлянский.
Лесь Подеревлянский.
>>962133
Так мировая литература (или просто литература) в школе тоже была. Правда, после неё читать тэлячи оповидання совсем не хотелось - такая разница в качестве.
Так мировая литература (или просто литература) в школе тоже была. Правда, после неё читать тэлячи оповидання совсем не хотелось - такая разница в качестве.
>>1003148
Если разнарядка придет. Как Байрону на Мазепу.
Если разнарядка придет. Как Байрону на Мазепу.
В украинской литературе есть лишь одно годное произведение - это Тени забытых предков, с концовкой с закосом под Кафку
Печально вещала трембита горам про смерть.
Ведь у смерти здесь свой язык, на котором она говорит с одинокими кычерами. Били копытами лошади по каменным тропам, постолы шуршали в темноте ночи, а из логовищ людских, затерянных в горах, спешили соседи на поздние огни. Преклоняли перед телом колени, клали мертвецу на грудь деньги на помин души и молча садились на лавки. Седые волосы рядом с огнем красных платков, здоровый румянец — с желтым воском сморщенных лиц.
Погребальный свет плел сеть однообразных теней на мертвом и на живых лицах. Тряслись зобы богатых хозяек, тихо сияли глаза стариков, хранящих уважение к смерти; мудрый покой соединял жизнь и смерть, и жесткие, натруженные руки тяжело лежали у всех на коленях.
Палагна оправляла полотно на покойном, а пальцы ее ощущали холод мертвого тела, в то время как теплый сладковатый запах воска, стекавшего по свечам, вызывал в груди жалость, спиравшую горло.
Трембита плакала под окном.
Желтое лицо Ивана спокойно лежало на полотне, затаив что-то, только ему известное, а правый глаз лукаво глядел из-под чуть приподнятого века на медяки, лежащие на груди, на сложенные руки, в которых горела свеча.
У изголовья смертного ложа невидимо отдыхала душа; она еще не смела вылететь из хаты. Палагна обращалась к ней, к этой одинокой душеньке мужа, сиротливо жавшейся к недвижимому телу.
— Почему не заговоришь со мной, почему не взглянешь, не исцелишь ран моих? И уж не встретить мне тебя, муженек, на той дорожке, по которой тебя провожаю! — голосила Палагна, и грубый голос ее срывался на жалобных нотах.
— Хорошо голосит...— кивали головами старые соседки и слышали ответные вздохи, расплывавшиеся в шуме людских голосов.
— Мы вместе пастушили на пастбище... Раз как-то пасли овец, да и поднялся студеный ветер, будто зимой... Такая метель, света не видать, а он, покойник...— рассказывал хозяин- сосед соседям. И губы их шевелились при этих воспоминаниях, ведь полагалось утешить печальную душу, разлученную с телом.
— Ты ушел, а меня одну оставил... С кем же мне теперь хозяйничать, с кем скотиноньку обряжать? — вопрошала мужнину душу Палагна.
В раскрытые двери, прямо из темной ночи, вступали в хату все новые гости, преклоняли перед телом колени, и снова бросали на грудь Ивану деньги, и опять пододвигались на лавках люди, чтобы дать место вновь прибывшим.
Толстые свечи медленно таяли, обливаясь воском, словно слезами, бледное пламя лизало душный воздух, и синий чад смешивался с печальным запахом воска и испарениями тел, висел над глухим гомоном в хате.
Становилось тесно. Лицо склонялось к лицу, теплое дыханье смешивалось с дыханьем, потные лбы отражали блеск погребальных свечей, который зажег переменчивые огни на затканных канителью запасках, на поясах и сумках. А хата все наполнялась новыми гостями, уже толпившимися за порогом.
Печально вещала трембита горам про смерть.
Ведь у смерти здесь свой язык, на котором она говорит с одинокими кычерами. Били копытами лошади по каменным тропам, постолы шуршали в темноте ночи, а из логовищ людских, затерянных в горах, спешили соседи на поздние огни. Преклоняли перед телом колени, клали мертвецу на грудь деньги на помин души и молча садились на лавки. Седые волосы рядом с огнем красных платков, здоровый румянец — с желтым воском сморщенных лиц.
Погребальный свет плел сеть однообразных теней на мертвом и на живых лицах. Тряслись зобы богатых хозяек, тихо сияли глаза стариков, хранящих уважение к смерти; мудрый покой соединял жизнь и смерть, и жесткие, натруженные руки тяжело лежали у всех на коленях.
Палагна оправляла полотно на покойном, а пальцы ее ощущали холод мертвого тела, в то время как теплый сладковатый запах воска, стекавшего по свечам, вызывал в груди жалость, спиравшую горло.
Трембита плакала под окном.
Желтое лицо Ивана спокойно лежало на полотне, затаив что-то, только ему известное, а правый глаз лукаво глядел из-под чуть приподнятого века на медяки, лежащие на груди, на сложенные руки, в которых горела свеча.
У изголовья смертного ложа невидимо отдыхала душа; она еще не смела вылететь из хаты. Палагна обращалась к ней, к этой одинокой душеньке мужа, сиротливо жавшейся к недвижимому телу.
— Почему не заговоришь со мной, почему не взглянешь, не исцелишь ран моих? И уж не встретить мне тебя, муженек, на той дорожке, по которой тебя провожаю! — голосила Палагна, и грубый голос ее срывался на жалобных нотах.
— Хорошо голосит...— кивали головами старые соседки и слышали ответные вздохи, расплывавшиеся в шуме людских голосов.
— Мы вместе пастушили на пастбище... Раз как-то пасли овец, да и поднялся студеный ветер, будто зимой... Такая метель, света не видать, а он, покойник...— рассказывал хозяин- сосед соседям. И губы их шевелились при этих воспоминаниях, ведь полагалось утешить печальную душу, разлученную с телом.
— Ты ушел, а меня одну оставил... С кем же мне теперь хозяйничать, с кем скотиноньку обряжать? — вопрошала мужнину душу Палагна.
В раскрытые двери, прямо из темной ночи, вступали в хату все новые гости, преклоняли перед телом колени, и снова бросали на грудь Ивану деньги, и опять пододвигались на лавках люди, чтобы дать место вновь прибывшим.
Толстые свечи медленно таяли, обливаясь воском, словно слезами, бледное пламя лизало душный воздух, и синий чад смешивался с печальным запахом воска и испарениями тел, висел над глухим гомоном в хате.
Становилось тесно. Лицо склонялось к лицу, теплое дыханье смешивалось с дыханьем, потные лбы отражали блеск погребальных свечей, который зажег переменчивые огни на затканных канителью запасках, на поясах и сумках. А хата все наполнялась новыми гостями, уже толпившимися за порогом.
В украинской литературе есть лишь одно годное произведение - это Тени забытых предков, с концовкой с закосом под Кафку
Печально вещала трембита горам про смерть.
Ведь у смерти здесь свой язык, на котором она говорит с одинокими кычерами. Били копытами лошади по каменным тропам, постолы шуршали в темноте ночи, а из логовищ людских, затерянных в горах, спешили соседи на поздние огни. Преклоняли перед телом колени, клали мертвецу на грудь деньги на помин души и молча садились на лавки. Седые волосы рядом с огнем красных платков, здоровый румянец — с желтым воском сморщенных лиц.
Погребальный свет плел сеть однообразных теней на мертвом и на живых лицах. Тряслись зобы богатых хозяек, тихо сияли глаза стариков, хранящих уважение к смерти; мудрый покой соединял жизнь и смерть, и жесткие, натруженные руки тяжело лежали у всех на коленях.
Палагна оправляла полотно на покойном, а пальцы ее ощущали холод мертвого тела, в то время как теплый сладковатый запах воска, стекавшего по свечам, вызывал в груди жалость, спиравшую горло.
Трембита плакала под окном.
Желтое лицо Ивана спокойно лежало на полотне, затаив что-то, только ему известное, а правый глаз лукаво глядел из-под чуть приподнятого века на медяки, лежащие на груди, на сложенные руки, в которых горела свеча.
У изголовья смертного ложа невидимо отдыхала душа; она еще не смела вылететь из хаты. Палагна обращалась к ней, к этой одинокой душеньке мужа, сиротливо жавшейся к недвижимому телу.
— Почему не заговоришь со мной, почему не взглянешь, не исцелишь ран моих? И уж не встретить мне тебя, муженек, на той дорожке, по которой тебя провожаю! — голосила Палагна, и грубый голос ее срывался на жалобных нотах.
— Хорошо голосит...— кивали головами старые соседки и слышали ответные вздохи, расплывавшиеся в шуме людских голосов.
— Мы вместе пастушили на пастбище... Раз как-то пасли овец, да и поднялся студеный ветер, будто зимой... Такая метель, света не видать, а он, покойник...— рассказывал хозяин- сосед соседям. И губы их шевелились при этих воспоминаниях, ведь полагалось утешить печальную душу, разлученную с телом.
— Ты ушел, а меня одну оставил... С кем же мне теперь хозяйничать, с кем скотиноньку обряжать? — вопрошала мужнину душу Палагна.
В раскрытые двери, прямо из темной ночи, вступали в хату все новые гости, преклоняли перед телом колени, и снова бросали на грудь Ивану деньги, и опять пододвигались на лавках люди, чтобы дать место вновь прибывшим.
Толстые свечи медленно таяли, обливаясь воском, словно слезами, бледное пламя лизало душный воздух, и синий чад смешивался с печальным запахом воска и испарениями тел, висел над глухим гомоном в хате.
Становилось тесно. Лицо склонялось к лицу, теплое дыханье смешивалось с дыханьем, потные лбы отражали блеск погребальных свечей, который зажег переменчивые огни на затканных канителью запасках, на поясах и сумках. А хата все наполнялась новыми гостями, уже толпившимися за порогом.
Печально вещала трембита горам про смерть.
Ведь у смерти здесь свой язык, на котором она говорит с одинокими кычерами. Били копытами лошади по каменным тропам, постолы шуршали в темноте ночи, а из логовищ людских, затерянных в горах, спешили соседи на поздние огни. Преклоняли перед телом колени, клали мертвецу на грудь деньги на помин души и молча садились на лавки. Седые волосы рядом с огнем красных платков, здоровый румянец — с желтым воском сморщенных лиц.
Погребальный свет плел сеть однообразных теней на мертвом и на живых лицах. Тряслись зобы богатых хозяек, тихо сияли глаза стариков, хранящих уважение к смерти; мудрый покой соединял жизнь и смерть, и жесткие, натруженные руки тяжело лежали у всех на коленях.
Палагна оправляла полотно на покойном, а пальцы ее ощущали холод мертвого тела, в то время как теплый сладковатый запах воска, стекавшего по свечам, вызывал в груди жалость, спиравшую горло.
Трембита плакала под окном.
Желтое лицо Ивана спокойно лежало на полотне, затаив что-то, только ему известное, а правый глаз лукаво глядел из-под чуть приподнятого века на медяки, лежащие на груди, на сложенные руки, в которых горела свеча.
У изголовья смертного ложа невидимо отдыхала душа; она еще не смела вылететь из хаты. Палагна обращалась к ней, к этой одинокой душеньке мужа, сиротливо жавшейся к недвижимому телу.
— Почему не заговоришь со мной, почему не взглянешь, не исцелишь ран моих? И уж не встретить мне тебя, муженек, на той дорожке, по которой тебя провожаю! — голосила Палагна, и грубый голос ее срывался на жалобных нотах.
— Хорошо голосит...— кивали головами старые соседки и слышали ответные вздохи, расплывавшиеся в шуме людских голосов.
— Мы вместе пастушили на пастбище... Раз как-то пасли овец, да и поднялся студеный ветер, будто зимой... Такая метель, света не видать, а он, покойник...— рассказывал хозяин- сосед соседям. И губы их шевелились при этих воспоминаниях, ведь полагалось утешить печальную душу, разлученную с телом.
— Ты ушел, а меня одну оставил... С кем же мне теперь хозяйничать, с кем скотиноньку обряжать? — вопрошала мужнину душу Палагна.
В раскрытые двери, прямо из темной ночи, вступали в хату все новые гости, преклоняли перед телом колени, и снова бросали на грудь Ивану деньги, и опять пододвигались на лавках люди, чтобы дать место вновь прибывшим.
Толстые свечи медленно таяли, обливаясь воском, словно слезами, бледное пламя лизало душный воздух, и синий чад смешивался с печальным запахом воска и испарениями тел, висел над глухим гомоном в хате.
Становилось тесно. Лицо склонялось к лицу, теплое дыханье смешивалось с дыханьем, потные лбы отражали блеск погребальных свечей, который зажег переменчивые огни на затканных канителью запасках, на поясах и сумках. А хата все наполнялась новыми гостями, уже толпившимися за порогом.
>>1003410
Тело зашевелилось. Белесые пятна, как лишаи, ползли по нему едва заметной тенью.
— Муж мой сладчайший, на беду ты меня оставил...— причитала Палагна.— Не будет кому в город пойти, и принести, и дать, и взять, и привезти...
А за окном скорбно повествовала об этом трембита, умножая ее горе.
Не достаточно ли уже причитаний для бедной души?
Эта мысль, по-видимому, таилась под тяжестью гнетущей печали, потому что у порога уже начиналось движенье. Еще несмело топали ноги, толкались локти, лишь временами гремела скамья, голоса рвались и смешивались в глухом гомоне толпы. И вот внезапно высокий женский смех рассек тяжелые покровы печали, прежде сдерживаемый шум вырвался, как вырывается пламя из-под шапки черного дыма.
— Эй, ты, носатый, купи у меня зайца! — басил молодой голос, и в ответ ему покатился подавляемый смех:
— Ха-ха! Носатый!..
— Не хочу.
Начиналась забава.
Сидевшие ближе к двери повернулись спиной к телу, готовые присоединиться к игре. Веселая улыбка разгладила их лица, за минуту перед тем искаженные печалью, а заяц переходил все дальше и дальше, захватывал круг все шире и шире и уже добирался до самого мертвеца.
— Ха-ха! Горбатый!.. Ха-ха! Хромой!..
Пламя свечей колыхалось от этого смеха, в горнице стоял чад.
Один за другим гости вставали с лавок и расходились по углам, где было тесно и весело.
На лице у мертвеца все разрастались пятна, словно затаенные мысли заставляли его шевелиться, беспрестанно меняя выражение. В поднятом уголке губ словно застыла горькая дума: что наша жизнь? Вспышка в небе, цвет черешни...
В сенях уже целовались.
— А кого выбираешь?
— Аннычку чернявую.
Аннычка будто бы не соглашалась и упиралась, но десятки рук выталкивали ее из толпы, и горячие уста прибавляли ей смелости.
— Иди, девонька, иди...
И Аннычка обнимала того, кто ее выбрал, и звонко целовала в губы при общих радостных криках.
О покойнике забыли. Только три старухи остались при нем и скорбно глядели стеклянными глазами, как по желтому застывшему лицу ползла муха.
Молодицы спешили принять участие в игре. С глазами, в которых не успел еще угаснуть огонь смерти и стереться образ мертвеца, они охотно шли целоваться с чужими мужьями, равнодушные к своим мужьям, также обнимавшим и прижимавшим к себе чужих жен.
Звонкие поцелуи раздавались в хате и соединялись с плачем погребальной трембиты, не перестававшей извещать дальние горы о смерти на одинокой кычере.
Палагна не голосила больше. Уже было поздно, и хозяйке надлежало принять гостей.
Веселье все разгоралось. Становилось душно, люди прели в овчинных безрукавках, дышали испареньями, чадом теплого воска и запахом трупа, который уже начинал разлагаться. Все говорили громко, будто забыли, почему они здесь, рассказывали о своих приключениях и смеялись. Размахивали руками, хлопали друг друга по спинам и подмигивали женщинам.
Не вместившиеся в хате разложили костер на дворе и совершали вокруг него веселые игрища. В сенях погасили свет, дивчата визжали, а хлопцы давились от смеха. Игра сотрясала стены хаты и волнами вопля билась о спокойное ложе мертвеца.
Тело зашевелилось. Белесые пятна, как лишаи, ползли по нему едва заметной тенью.
— Муж мой сладчайший, на беду ты меня оставил...— причитала Палагна.— Не будет кому в город пойти, и принести, и дать, и взять, и привезти...
А за окном скорбно повествовала об этом трембита, умножая ее горе.
Не достаточно ли уже причитаний для бедной души?
Эта мысль, по-видимому, таилась под тяжестью гнетущей печали, потому что у порога уже начиналось движенье. Еще несмело топали ноги, толкались локти, лишь временами гремела скамья, голоса рвались и смешивались в глухом гомоне толпы. И вот внезапно высокий женский смех рассек тяжелые покровы печали, прежде сдерживаемый шум вырвался, как вырывается пламя из-под шапки черного дыма.
— Эй, ты, носатый, купи у меня зайца! — басил молодой голос, и в ответ ему покатился подавляемый смех:
— Ха-ха! Носатый!..
— Не хочу.
Начиналась забава.
Сидевшие ближе к двери повернулись спиной к телу, готовые присоединиться к игре. Веселая улыбка разгладила их лица, за минуту перед тем искаженные печалью, а заяц переходил все дальше и дальше, захватывал круг все шире и шире и уже добирался до самого мертвеца.
— Ха-ха! Горбатый!.. Ха-ха! Хромой!..
Пламя свечей колыхалось от этого смеха, в горнице стоял чад.
Один за другим гости вставали с лавок и расходились по углам, где было тесно и весело.
На лице у мертвеца все разрастались пятна, словно затаенные мысли заставляли его шевелиться, беспрестанно меняя выражение. В поднятом уголке губ словно застыла горькая дума: что наша жизнь? Вспышка в небе, цвет черешни...
В сенях уже целовались.
— А кого выбираешь?
— Аннычку чернявую.
Аннычка будто бы не соглашалась и упиралась, но десятки рук выталкивали ее из толпы, и горячие уста прибавляли ей смелости.
— Иди, девонька, иди...
И Аннычка обнимала того, кто ее выбрал, и звонко целовала в губы при общих радостных криках.
О покойнике забыли. Только три старухи остались при нем и скорбно глядели стеклянными глазами, как по желтому застывшему лицу ползла муха.
Молодицы спешили принять участие в игре. С глазами, в которых не успел еще угаснуть огонь смерти и стереться образ мертвеца, они охотно шли целоваться с чужими мужьями, равнодушные к своим мужьям, также обнимавшим и прижимавшим к себе чужих жен.
Звонкие поцелуи раздавались в хате и соединялись с плачем погребальной трембиты, не перестававшей извещать дальние горы о смерти на одинокой кычере.
Палагна не голосила больше. Уже было поздно, и хозяйке надлежало принять гостей.
Веселье все разгоралось. Становилось душно, люди прели в овчинных безрукавках, дышали испареньями, чадом теплого воска и запахом трупа, который уже начинал разлагаться. Все говорили громко, будто забыли, почему они здесь, рассказывали о своих приключениях и смеялись. Размахивали руками, хлопали друг друга по спинам и подмигивали женщинам.
Не вместившиеся в хате разложили костер на дворе и совершали вокруг него веселые игрища. В сенях погасили свет, дивчата визжали, а хлопцы давились от смеха. Игра сотрясала стены хаты и волнами вопля билась о спокойное ложе мертвеца.
>>1003410
Тело зашевелилось. Белесые пятна, как лишаи, ползли по нему едва заметной тенью.
— Муж мой сладчайший, на беду ты меня оставил...— причитала Палагна.— Не будет кому в город пойти, и принести, и дать, и взять, и привезти...
А за окном скорбно повествовала об этом трембита, умножая ее горе.
Не достаточно ли уже причитаний для бедной души?
Эта мысль, по-видимому, таилась под тяжестью гнетущей печали, потому что у порога уже начиналось движенье. Еще несмело топали ноги, толкались локти, лишь временами гремела скамья, голоса рвались и смешивались в глухом гомоне толпы. И вот внезапно высокий женский смех рассек тяжелые покровы печали, прежде сдерживаемый шум вырвался, как вырывается пламя из-под шапки черного дыма.
— Эй, ты, носатый, купи у меня зайца! — басил молодой голос, и в ответ ему покатился подавляемый смех:
— Ха-ха! Носатый!..
— Не хочу.
Начиналась забава.
Сидевшие ближе к двери повернулись спиной к телу, готовые присоединиться к игре. Веселая улыбка разгладила их лица, за минуту перед тем искаженные печалью, а заяц переходил все дальше и дальше, захватывал круг все шире и шире и уже добирался до самого мертвеца.
— Ха-ха! Горбатый!.. Ха-ха! Хромой!..
Пламя свечей колыхалось от этого смеха, в горнице стоял чад.
Один за другим гости вставали с лавок и расходились по углам, где было тесно и весело.
На лице у мертвеца все разрастались пятна, словно затаенные мысли заставляли его шевелиться, беспрестанно меняя выражение. В поднятом уголке губ словно застыла горькая дума: что наша жизнь? Вспышка в небе, цвет черешни...
В сенях уже целовались.
— А кого выбираешь?
— Аннычку чернявую.
Аннычка будто бы не соглашалась и упиралась, но десятки рук выталкивали ее из толпы, и горячие уста прибавляли ей смелости.
— Иди, девонька, иди...
И Аннычка обнимала того, кто ее выбрал, и звонко целовала в губы при общих радостных криках.
О покойнике забыли. Только три старухи остались при нем и скорбно глядели стеклянными глазами, как по желтому застывшему лицу ползла муха.
Молодицы спешили принять участие в игре. С глазами, в которых не успел еще угаснуть огонь смерти и стереться образ мертвеца, они охотно шли целоваться с чужими мужьями, равнодушные к своим мужьям, также обнимавшим и прижимавшим к себе чужих жен.
Звонкие поцелуи раздавались в хате и соединялись с плачем погребальной трембиты, не перестававшей извещать дальние горы о смерти на одинокой кычере.
Палагна не голосила больше. Уже было поздно, и хозяйке надлежало принять гостей.
Веселье все разгоралось. Становилось душно, люди прели в овчинных безрукавках, дышали испареньями, чадом теплого воска и запахом трупа, который уже начинал разлагаться. Все говорили громко, будто забыли, почему они здесь, рассказывали о своих приключениях и смеялись. Размахивали руками, хлопали друг друга по спинам и подмигивали женщинам.
Не вместившиеся в хате разложили костер на дворе и совершали вокруг него веселые игрища. В сенях погасили свет, дивчата визжали, а хлопцы давились от смеха. Игра сотрясала стены хаты и волнами вопля билась о спокойное ложе мертвеца.
Тело зашевелилось. Белесые пятна, как лишаи, ползли по нему едва заметной тенью.
— Муж мой сладчайший, на беду ты меня оставил...— причитала Палагна.— Не будет кому в город пойти, и принести, и дать, и взять, и привезти...
А за окном скорбно повествовала об этом трембита, умножая ее горе.
Не достаточно ли уже причитаний для бедной души?
Эта мысль, по-видимому, таилась под тяжестью гнетущей печали, потому что у порога уже начиналось движенье. Еще несмело топали ноги, толкались локти, лишь временами гремела скамья, голоса рвались и смешивались в глухом гомоне толпы. И вот внезапно высокий женский смех рассек тяжелые покровы печали, прежде сдерживаемый шум вырвался, как вырывается пламя из-под шапки черного дыма.
— Эй, ты, носатый, купи у меня зайца! — басил молодой голос, и в ответ ему покатился подавляемый смех:
— Ха-ха! Носатый!..
— Не хочу.
Начиналась забава.
Сидевшие ближе к двери повернулись спиной к телу, готовые присоединиться к игре. Веселая улыбка разгладила их лица, за минуту перед тем искаженные печалью, а заяц переходил все дальше и дальше, захватывал круг все шире и шире и уже добирался до самого мертвеца.
— Ха-ха! Горбатый!.. Ха-ха! Хромой!..
Пламя свечей колыхалось от этого смеха, в горнице стоял чад.
Один за другим гости вставали с лавок и расходились по углам, где было тесно и весело.
На лице у мертвеца все разрастались пятна, словно затаенные мысли заставляли его шевелиться, беспрестанно меняя выражение. В поднятом уголке губ словно застыла горькая дума: что наша жизнь? Вспышка в небе, цвет черешни...
В сенях уже целовались.
— А кого выбираешь?
— Аннычку чернявую.
Аннычка будто бы не соглашалась и упиралась, но десятки рук выталкивали ее из толпы, и горячие уста прибавляли ей смелости.
— Иди, девонька, иди...
И Аннычка обнимала того, кто ее выбрал, и звонко целовала в губы при общих радостных криках.
О покойнике забыли. Только три старухи остались при нем и скорбно глядели стеклянными глазами, как по желтому застывшему лицу ползла муха.
Молодицы спешили принять участие в игре. С глазами, в которых не успел еще угаснуть огонь смерти и стереться образ мертвеца, они охотно шли целоваться с чужими мужьями, равнодушные к своим мужьям, также обнимавшим и прижимавшим к себе чужих жен.
Звонкие поцелуи раздавались в хате и соединялись с плачем погребальной трембиты, не перестававшей извещать дальние горы о смерти на одинокой кычере.
Палагна не голосила больше. Уже было поздно, и хозяйке надлежало принять гостей.
Веселье все разгоралось. Становилось душно, люди прели в овчинных безрукавках, дышали испареньями, чадом теплого воска и запахом трупа, который уже начинал разлагаться. Все говорили громко, будто забыли, почему они здесь, рассказывали о своих приключениях и смеялись. Размахивали руками, хлопали друг друга по спинам и подмигивали женщинам.
Не вместившиеся в хате разложили костер на дворе и совершали вокруг него веселые игрища. В сенях погасили свет, дивчата визжали, а хлопцы давились от смеха. Игра сотрясала стены хаты и волнами вопля билась о спокойное ложе мертвеца.
>>1003411
Желтый огонь свечей затмился в густом воздухе.
Даже старики приняли участие в забаве. Беспечный хохот шевелил их седые волосы, расправлял морщины и открывал гнилые пеньки зубов. Они помогали молодым ловить женщин, расставив дрожащие руки. Звенели мониста у молодиц на груди, женский визг раздирал уши, гремели скамьи, сдвинутые с места, ударялись о лавку, на которой лежал мертвец.
— Ха-ха!.. Ха-ха!..— катилось из красного угла до порога, люди сгибались от смеха вдвое, держась за животы.
Среди давки и тесноты нестерпимо трещала «мельница» деревянным треском.
— Что будешь молоть? — упорно выкрикивал мельник.
— Кукурузу...— проталкивались к нему дивчата, и ссорились между собой ряженые, с длинными бородами из пакли.
Тугой жгут, свитый из полотенца, мокрый и размашистый, со свистом хлестал по спинам направо и налево. От него убегали, опрокидывая среди хохота и крика встречных, подымая пыль и портя воздух. Пол дрожал от тяжести молодых ног, и тело на лавке подпрыгивало, и тряслось желтое лицо, на котором все еще играла загадочная улыбка смерти.
На груди тихо бренчали медные деньги, брошенные добрыми людьми на перевоз души.
Под окнами скорбно рыдали трембиты.
Октябрь 1911 г.
Желтый огонь свечей затмился в густом воздухе.
Даже старики приняли участие в забаве. Беспечный хохот шевелил их седые волосы, расправлял морщины и открывал гнилые пеньки зубов. Они помогали молодым ловить женщин, расставив дрожащие руки. Звенели мониста у молодиц на груди, женский визг раздирал уши, гремели скамьи, сдвинутые с места, ударялись о лавку, на которой лежал мертвец.
— Ха-ха!.. Ха-ха!..— катилось из красного угла до порога, люди сгибались от смеха вдвое, держась за животы.
Среди давки и тесноты нестерпимо трещала «мельница» деревянным треском.
— Что будешь молоть? — упорно выкрикивал мельник.
— Кукурузу...— проталкивались к нему дивчата, и ссорились между собой ряженые, с длинными бородами из пакли.
Тугой жгут, свитый из полотенца, мокрый и размашистый, со свистом хлестал по спинам направо и налево. От него убегали, опрокидывая среди хохота и крика встречных, подымая пыль и портя воздух. Пол дрожал от тяжести молодых ног, и тело на лавке подпрыгивало, и тряслось желтое лицо, на котором все еще играла загадочная улыбка смерти.
На груди тихо бренчали медные деньги, брошенные добрыми людьми на перевоз души.
Под окнами скорбно рыдали трембиты.
Октябрь 1911 г.
Двач.hk не отвечает.
Вы видите копию треда, сохраненную 3 января в 20:51.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.
Вы видите копию треда, сохраненную 3 января в 20:51.
Скачать тред: только с превью, с превью и прикрепленными файлами.
Второй вариант может долго скачиваться. Файлы будут только в живых или недавно утонувших тредах. Подробнее
Если вам полезен архив М.Двача, пожертвуйте на оплату сервера.