>>349304

> это совсем пиздец, просто дно уже, эти тавтологии с претензией на невъебенную верлиберность какую-то, эта пошлота оборотов, господи.

Прощание с друзьями

Друзья, простите за все – в чем был виноват,
Я хотел бы потеплее распрощаться с вами.
Ваши руки стаями на меня летят –
Сизыми голубицами, соколами, лебедями.

Посулила жизнь дороги мне ледяные –
С юностью, как с девушкой, распрощаться у колодца.
Есть такое хорошее слово – родныя,
От него и горюется, и плачется, и поется.

А я его оттаивал и дышал на него,
Я в него вслушивался. И не знал я сладу с ним.
Вы обо мне забудете, – забудьте! Ничего,
Вспомню я о вас, дорогие, мои, радостно.

Так бывает на свете – то ли зашумит рожь,
То ли песню за рекой заслышишь, и верится,
Верится, как собаке, а во что – не поймешь,
Грустное и тяжелое бьется сердце.

Помашите мне платочком, за горесть мою,
За то, что смеялся, покуль полыни запах...
Не растет цветов в том дальнем, суровом краю,
Только сосны покачиваются на птичьих лапах.

На далеком, милом Севере меня ждут,
Обходят дозором высокие ограды,
Зажигают огни, избы метут,
Собираются гостя дорогого встретить как надо.

А как его надо - надо его весело:
Без песен, без смеха, чтоб ти-ихо было,
Чтобы только полено в печи потрескивало,
А потом бы его полымем надвое разбило.

Чтобы затейные начались беседы...
Батюшки! Ночи-то в России до чего ж темны.
Попрощайтесь, попрощайтесь, дорогие, со мной, –
я еду
Собирать тяжелые слезы страны.

А меня обступят там, качая головами,
Подпершись в бока, на бородах снег.
"Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами,
Нет ли нам помилования, человек?"

Я же им отвечу всей душой:
"Хорошо в стране нашей, – нет ни грязи, ни сырости,
До того, ребятушки, хорошо!
Дети-то какими крепкими выросли.

Ой и долог путь к человеку, люди,
Но страна вся в зелени – по колени травы.
Будет вам помилование, люди, будет,
Про меня ж, бедового, спойте вы..."

1936

Ну, давай предметно, что ли. Итак?

(Кстати, когда я учился - середина восьмидесятых - в программе нашего филфака Васильев был отдельной строкой. Это к вопросу, выискал ли Быков какого-то неизвестного пиздюка или говорил о действительно значимом поэте).

>>349412
Ты прав в чём-то. Но вот момент реализма... Скажем так, это действительно яркое художественное решение. Да и в российской глубинке всё может обстоять куда хуже, в разы хуже. Тем не менее, даже некоторые мои знакомые, из такого же Задрищенска, видевшие в жизни тех ещё мерзостей, пытались мне сказать именно о том, что ты пишешь о мнении Быкова. Видать, люди просто не осознают реальности, либо ждут от искусства чего-то иного.

>>349422
А нужно ли? Нет, мне кажется, что ездить он ездил и многое видел. Иначе в России нельзя. Даже живя в центре Москвы сложно спрятаться от запаха Мордора. Хочешь - не хочешь, но Мордор тебя настигнет и за чашкой кофия в Жан-Жаке. Тем более Быкова в школе травили, а это тот ещё осадок, на самом то деле. Правда, я допускаю, что он от этого закрылся и ушёл в свой мир, постепенно создал себе свой мир. Но вообще-то это правильно. Так и нужно. Нужно создать свой соловьиный сад. Нужно жить СВОЕЙ жизнью. Нахуй не надо смотреть, кем стали твои одноклассники, нахуй не надо вспоминать совковый ад, который когда-то тебя окружал, либо окружает до сих пор, о нём не нужно думать вообще.
Только я не вижу здесь никого выхода для России, который возможно напрашивается, но и Быков, знаете ли, здесь не причём. Быков здесь прав, когда он говорит, что люди разные, люди живут разным темпом, разным образом и не всегда хорошо, если эти люди вдруг пересекаются. А как же классовое расслоение, как же вот это всё спросите вы? Здесь я для себя решил такую вещь, что художник либо вовсе не должен в таких категориях мыслить, в категориях примитивного и неизбежного материального, либо должен видеть это крайне серьёзно, это должно быть для него откровением, его внутренним адом, а не какой-то популистской пошлостью. То есть либо осознание и страх перед человеческим уделом, перед природой, безотносительно попыток что-либо изменить, потому что если вопрос поставлен так серьёзно, то попытка поменять ситуацию всегда означает решимость положить за это жизнь. Либо просто небо, цветочки, искусство, метафизика, а за сим уход в какого-нибудь Бога. Что-то меня унесло. В общем, не трогайте лишний раз Быкова!

http://snob.ru/profile/28443/blog/100744

У меня такая работа: каждый день я пощу все новые его тексты:

- стихи на злобу дня в «Новой газете» (среднеарифметический коммент: «Господи! Да как же он это делает!»);

- аналитические статьи в «Профиле» (полярные отклики);

- интервью в «Собеседнике», где он спрашивает;

- интервью с ним, где он отвечает (в центральных и глубоко провинциальных изданиях);

- выступления на «Дожде» в сольной программе «Все было»;

- ночные эфиры на «Эхе Москвы» в программе «Один»;

- отчеты о записи «Ста лекций с Дмитрием Быковым» на «Дожде» и лекциях, к примеру, в Ясной поляне, в Питере, в Лондоне, в Москве… Дальше поэтические вечера в клубах, презентации, официальные мероприятия, уроки.

Все точное, хлесткое, глубокое, талантливое. И так каждый день неделя за неделей, год за годом. А потом оказывается, что все это время он, собственно, роман писал, уходил в него с головой, погружался, и вообще тут у него еще две пьесы, сценарий к мюзиклу и для ЖЗЛа – биография…

И все это, как в программе «Один» - один человек. Да, да – феноменально. Мы привыкли. Он знает.

И лаком поверх всего – лирика! Стихи, из которых ясно, что жить ему больно, невыносимо, как русалке ходить на человечьих ногах. И винит он во всем только себя, без вариантов. «И если я устрою ад, никто не будет виноват...» И тут же устраивает и живет в нем в своей голове.

Я соскучилась. Быков стал казаться нематериальным, огромным могучим мозгом, парящим над действительностью и непрерывно преобразующим нашу жизнь в стройные ряды смыслов и слов. И еще стал казаться тончайшим нервом, который вот-вот лопнет от сгущающегося зла и абсурда.

Чтобы убедиться, что он живой, пошла на лекцию, прямо через день после его возвращения из Лондона. Народу в притрусочку, никакой ажиотации. Гайдар давно вышел из моды, и за это наш лектор, кажется, любит его еще больше.

Слышно, как двигают стулья по паркету и шуршат бумажки. И очень реальный Быков на сцене: на майке написано, что небо полно звезд, нарисована луна и маленькие звездочки, сапоги и синяя шинель – «я решил, что пора театрализовать действо». Разве это по-взрослому?

Шинель он потом снял, и тогда вид у него сделался совсем безоружный. Будто у доски стоит, как школьник, который рассказывает о чем-то для себя очень важном. И стоит так, как не любят «опытные педагоги», не знает, куда руки девать, беспокойно трет тыльную сторону ладошки. «Что ты там увидел в окне? Ты к дереву обращаешься или к нам?» - спрашивали опытные педагоги и снижали оценку таким, которые не заглядывали в глаза аудитории. Быков всегда стоит, высоко задрав нос, и разговаривает как бы сам с собой, что в присутствии пяти сотен слушателей, что в присутствии ста…

«Гайдар - этот ребенок, попавший на Гражданскую войну, начал реализовывать в ней майнридовские, фениморкуперские, густавэмаровские представления. Он искренне полагал, что попал в приключенческую литературу».

Рассказывая, Быков часто улыбается, но не нам, а литературе. Тому, что можно противопоставить тухлой действительности. Стоя на сцене, глядя поверх голов, Быков улыбается всему живому, умному, трепещущему - мыслям, догадкам, удачно найденным словам, сравнениям – своим собственным и тем, что в книгах. Улыбается обаянию литературных героев и поступкам авторов. Так он спасается сам и спасает нас. Мы сидим в зале и знаем, что снаружи холод и серость, а местами полнейший ужас, но у нас тут есть чем защититься. Книгами, стихами, верой Быкова в силу слова и торжество справедливости. У меня, например, больше нечем.

«У нас здесь живут люди с двумя ушами. По ночам они ложатся спать, а днем их кормят сырыми яблоками, вареной картошкой…» - писал Гайдар в письме дочке про Артек. «Ну, прелестно же! С двумя ушами!» - смеется лектор, а зал не догоняет.

Лекция у него по всем правилам: с подробным анализом текста, цитатами, биографическими подробностями и контекстом эпохи. Но те мысли, догадки и выводы, за которые мы так любим монологи Быкова, явно рождаются не в результате холодного анализа - их можно только нащупать, обнаружить в себе, собрать из того, что витает в воздухе, прочесть из того, что написано между строк прозрачными чернилами…Не может быть, чтоб он приходил к ним логически – они осеняют, как открытия, - сразу! Поэтому его лекции - это тоже поэзия. Причем тоже лирическая.

Он о литературе, но будто о тебе – об отношениях, мелких деталях, любви, взрослении, постижении жизни. О таких тонких материях, которые уловить- то в себе не всегда можешь, а уж сформулировать! И тут приходишь – а он тебе о них - словами. Понятными, вескими. И отсылает к книге, где уже все про тебя написано: где кто-то пережил твои страхи и описал их преодоление. И ты навсегда не один. И это очень мощное чувство неодиночества, которое не может дать ни одна соцсеть, и ни одна тысяча френдов.

«Одна из главных целей приобщения ребенка к книгам в том, чтобы, став взрослым, он мог воспользоваться ими как аптечкой», - тоже он сказал.

Собственно, со взрослыми то же самое.

Быков, проговаривая тезисы, каждый раз смотрит на них со стороны, смакует, придумывает им новое развитие.. Кому-то мысли приходят в голову, когда он пишет, а ему – когда говорит. Иногда, и довольно часто, это происходит на глазах у слушателей, многие этого не замечают, ему и неважно. А мне – да.

«Чтобы ни наделал этот мальчик в Гражданскую войну, наделал он это только потому, что жил абсолютно святыми романтическими представлениями, обчитавшись классической прозы, кстати говоря, в этой классической прозе со злом тоже не больно-то церемонятся».

Это Быков про Гайдара.

А сам он и есть книжный ребенок на войне. Война настоящая, а ведет он себя по-мальчишечьи: ни разведки, ни дипломатии, ни переговоров. Только прекрасные кавалерийские атаки на бездушные штыки бюрократии. Стихами, словами, рифмами воевать с убийцами и ворами, укравшими миллиарды? Это же чистая романтика.

Я все представляю, как ему хорошо внутри литературы, и тут снаружи случается что-то особенно ужасное или концентрировано тупое, и Быков, такой – окей! Напишу- ка я об этом ужасе стихи – смешные и классные. Потому что, когда над тихим ужасом смеешься, он перестает быть, во-первых, тихим, а во-вторых таким уж ужасным.

«Ребенка надо накачивать культурой. Жизнь носителем культуры не является. Нам могут сказать, что тогда ребенок вырастет неподготовленным к жизни. Но к жизни нельзя быть готовым, как нельзя быть готовым к навозу. Единственная форма готовности к жизни – это готовность защищаться от нее с помощью литературы».

Собственно, со взрослыми то же самое.

И еще из него цитата: «В синей шинели чувствуешь себя принадлежащим к небесному воинству».

Небесное воинство. Разве это по-взрослому?

Но божежмой, разве не хочется в него вступить?

У меня такая работа: каждый день я пощу все новые его тексты:

- стихи на злобу дня в «Новой газете», аналитические статьи в «Профиле», интервью в «Собеседнике», где он спрашивает….

У меня такая работа, потому что сам Быков в соцсетях не сидит и не собирается сам ничего публиковать. Может, потому и успевает так много.

И чем глубже я в Быкова, тем дальше от сети. Относит. Зачем сидеть в лентах, ловиться на приманки fb, который быстренько придумывает все новые примочки типа «раскрась фото в цвета флага» - маркетинг и брендинг? Зачем раздражаться, ругаться, до макушки наполняться не лучшими словами в далеко не лучшем порядке? Целыми днями читать фейсбук, когда можно вернуться к книжному шкафу, у кого он еще есть… И если чаще думать о вечном и о разбираться с собой, и настоящее проясняется.

>>351383
ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗДРАВСТВУЙТЕ ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ