Она еще глядела на него, но плечи ее опустились, тело расслабилось, и Роман понял, что она поверила ему.
- Я думала, ты из этих, которые все разнюхивают, знаешь? Ну, из ликвидации.
На стене за ее спиной висел плакат, почти истлевший от старости, на нём смутно проглядывало чье-то усатое лицо. Роман с беспокойством оглянулся. Он не знал, что делать.
- Я должен был жениться на Кирине. Два цикла назад.
- Хочешь подкрепиться? - спросила девушка. - Я с утра только воду пила и уже вся скукожилась.
Из радиоточки зашипела новая песня, Гнильщенко заиграл на гармони и запел "Где родился, там и пригодился".
- Я обещал быть с Криной, - печально сказал Роман. - Мы должны были пожениться, когда я отсулу срочну.. Но она решила уйти сюда с Иваном. Я ждал два цикла. А теперь я пришел со службы.
- Так будешь есть?
Она подложила под себя засаленную подушку с надписью "Собственность санитарного отделения блока ТПН-478".
Когда он вернулся в гостиную, Иван сидел на диване и читал "Не мечите бисер перед Мартыновым" Вакулы Кузнецова.
- Иван? - сказал Роман. Иван поднял голову. Ему потребовалось какое-то время, чтобы узнать Романа. Узнав, он хлопнул рукой по дивану рядом с собой. Роман подошел и сел.
- Эй, Роман, где ты был?
- Служил.
- Ого!
- Да, это было ужасно.
- Все кончено?
- Да. По здоровью.
- Это хорошо.
Они посидели молча. Потом Иван вдруг закивал головой и сказал самому себе:
- Похоже, ты не очень-то устал.
- Послушай, Иван, что с Кириной? Ты знаешь, мы должны были пожениться.
- Она где-то здесь, - ответил Иван.
Из кухни, расположенной за столовой, где под столом спала блондинка, доносились дикие звуки, будто кто-то рвал мясо. Это продолжалось уже долго и в воздухе стоял отчетливый запах сырого мяса. Роман взглянул в сумрак дверного проема. В коридоре, человек в сером рабочем комбинезоне вполголоса разговаривал с двумя ликвидаторами.
- Иван, Кирина может уйти?
Иван сердито посмотрел на него.
- Послушай, парень. Никто не держит ее здесь. Просто она к нам привыкла. Сам спроси у нее. А меня не трогай!
Ликвидаторы повернулись к гермодвери. Роман встал, вышел к ним, перегородив весь дверной проем. Они улыбнулись, увидев его мундир.
- Чем могу вам помочь? - спросил Роман.
Первый ликвидатор спросил:
- Вы здесь живете?
- Да. Меня зовут Роман Смецкович.
- Мы хотели бы войти и поговорить с вами.
- Вы хотите провести обыск?
- Мы хотим не обыскивать, а только поговорить. Вы служите в ликвидации?
- Только что демобилизовался. Вернулся к семье.
- Мы можем войти?
- Не стоит.
Второй ликвидатор ощутимо напрягся.
- Это ведь магасталинская коммуналка?
- Кто сказал?
- Соседи. Они говорят, что здесь что-то происходит.
- Вы что-нибудь слышите?
Ликвидаторы поглядели друг на друга. Рооман добавил:
- Здесь всегда тихо. Моя мать умирает от рака горла, она была ударницей на хим.производстве. Ветеран труда. Слышали про стосменку?
Ликвидаторы кивнули, стараясь не смотреть Роману в лицо. В этом секторе все слышали про легендарную стосменку, в ходе которой химический цех выполнил пятицикловый план в три цикла, дав повышенную норму метилового спирта. Работников производства оттуда выносили на носилках. Многие умерли.

Все в мегасталинке примирились с его присутствием, потому что он умел разговаривать с людьми жившими за порогом коммуналки. Кроме Романа, который ходил получать продукты, никто не выходил из мегасталинки. Здесь всегда было тихо.
Только иногда в задней комнате, где раньше было общехозяйственное помещение, слышалось рычание, да из гермолюка ведущего на тех.этаж доносились всплески и звуки ударов чего-то мокрого о бетон. Это была замкнутая маленькая вселенная, ограниченная на севере говняком, на юге порошком красной плесени, на западе плеснегоном и на востоке деактивированной черной слизью. В многочисленных комнатах мегасталинской коммуналки жило одиннадцать человек. Одиннадцать - и Роман.

Он бродил по комнатам и изредка встречал Кирину, которая не разговаривала с ним. Лишь однажды она спросила, интересует ли его что-нибудь, кроме любви. Он не нашел, что ответить, и просто сказал: "Кирина, прошу тебя...", а она обругала его и направилась к темной комнате с массивным шкафом.
Роман слышал доносившийся с чердака визг, как будто кричала мышь, которую разрывали на части. В мегасталинке жило много хищных крыс.
Он не знал, почему находится здесь, и не понимал, почему она не хочет уходить. У него постоянно гудело в голове. Ему казалось, что если он найдет нужное слово, Кирина пойдет с ним. Он разлюбил свет. От света болели глаза.
С ним почти не разговаривали.
Роман стал их единственной связью с внешним миром. Он написал своим родителям, завхозу своего блока, еще куда-то, и начали приходить талоны. Немного, но достаточно для того, чтобы набирать продукты и часть обменивать на говняк и прочее. Он хотел, чтобы Кирина была добра к нему.
И все настояли, чтобы Кирина была добра к нему. Она стала спать с ним в маленькой комнатке, справа от столовой, где Роман оставил свою сумку. Тут на кровати он проводил большую часть смены, если не нужно было выходить из коммуналки, и читал в старых газетах хронику достижений и побед. И к нему приходила Кирина, и они занимались любовью.
Однажды ночью она убедила его, что этим нужно заниматься после говняка, и он проглотил две большие мягкие кекешки. Кирина лежала, как огромная, в шесть километров длиной, палочка сладкого концентрата, а он превратился в медную проволоку, заряженную электричеством, и пронзил ее плоть. Она извивалась в его электрическом потоке и становилась все мягче. Он погружался в эту мягкость и с восторгом наблюдал, в какие сложные узоры выстраивались встающие ему навстречу в тумане слезинки. Он медленно опускался, все время поворачиваясь, удерживаемый голубым шепотом, обвивавшим его тело, как паутина. Звук ее дыхания во влажной интивности подушки звучал низко, он касался ее кончиками пальцев, и она дышала еще тяжелее, ее дыхание поднимало его, а он все опускался, слабея, в обволакивающей мускусной сладости.
Под ним что-то начало пульсировать, что-то тонко взвизгивало, и он боялся опускаться. Он почувствовал страх. Паника охватила его, горло у него сжалось, он вцепился в упаковку, и она разорвалась в его руках. Он падал все быстрее и быстрее!
Фиолетовый взрыв взметнул все вокруг, зарычала тварь, которая искала его, но имени которой он не знал, она лишь ползла к нему, крича, через бугрящуюся плеснемассу, выбрасывающую удушающие споры, от которых легкие болели и остро не хватало воздуха. Он услышал ее крик, она извивалась под ним, и ужасное чувство крушения охватило его...
И наступила тишина.
Она длилась мгновение.