Лифты: работают. Иногда не работают. Страх оказаться застрявшим в лифте во время самосбора заставляет жильцов пользоваться лестницами.

Еда: белковый концентрат (паста) распределяются централизованно по жестко ограниченным пайкам. Не на каждом этаже есть распределитель. Слухи о том, что белковый концентрат делают из людей, не соответствуют действительности. Любые иные продукты — из старых дедовских запасов.

Ликвидаторы: организация, ликвидирующая последствия самосбора. Используют защитные костюмы (не помогают против самого самосбора, но обеспечивают защиту от последствий), противогазы и различное снаряжение, включая боевое оружие; там, где на этаже хватает места - бронетехнику. Могут вламываться в гермодвери к жильцам. Получают приказы откуда-то Сверху или же действуют по указаниям местного самоуправления, адекватность приказов может вызывать сомнения. Смертность пугающе высокая, постоянно пополняется добровольцами.

Гигахрущевка: многоэтажка панельно-хрущевского типа, простирается неограниченно во все стороны. Продолжает достраиваться и перестраиваться, кем - неясно, возможно даже самостоятельно. Окон наружу гигахруща нет. Улицы находится внутри здания. Существование мира за пределами здания подвергается сомнению.

Самосбор: явление неустановленной природы, затрагивающее большое количество этажей. Система оповещения сообщает аварийной сиреной о наступлении самосбора. Предположительно связано с перестраиванием здания. Временно охватывает коридоры и лестничные клетки, не проникает в жилища при запертой гермодвери. Смертоносно, у попавших под самосбор на затронутых этажах вне закрытого помещения шансов выжить нет.

Гермодвери: запираются вручную изнутри. Из-за гермодвери не видно, что происходит снаружи, но слышно. Лучше бы не было слышно. Более зажиточные или умелые жильцы делают звукоизоляцию.

Ученые: что-то изучают в своих лабораториях, произвольно разбросанных по этажам, о результатах другим жильцам не сообщают. Разрабатывают новые системы гермодверей, фильтров, защитные костюмы. Охраняются ликвидаторами.

Старая жизнь: закончилась два или три поколения назад. Деды что-то помнят и пытаются объяснить внукам, как все было раньше, но им не верят.

Амулеты, артефакты: сомнительного происхождения, полезность не определена. Конфискуются ликвидаторами при обнаружении.

Нелюди: (предположительно) отличаются от прочих тварей тем, что ничем не отличаются от людей. Могут иметь облик знакомых, родственников, твой собственный. При встрече избегать разговора, избегать зрительного контакта, как можно скорее скрыться за гермодверью, по телефону вызвать ликвидаторов на этаж. Предположительно это нелюдям принадлежат голоса, умоляющие открыть дверь в ситуациях, когда этого делать не стоит.

Прочие твари: предположительно лезут из всех щелей, даже прямо из стен, остаются на этажах после самосбора, героически истребляются ликвидаторами в числе прочих последствий. Свидетельства об облике и способностях разнятся, в основном представлены в виде изуродованной беспорядочными мутациями биомассы различной степени органической организации.

Плесень, грибок, слизь на стенах: вероятно, связаны с самосбором. Заразность не доказана, но ликвидаторов в этом не убедишь.

Черная слизь: выделение черной слизи из физиологических отверстий - признак необратимых изменений в организме.

Газы, пары фиолетового или пурпурного цвета: предположительно органического происхождения. Это одна из причин, по которым ликвидаторы носят противогазы.

Изобетон: возможная структурная единица гигахруща, частички изобетона могут быть полуразумными. Изобетон, поднятый в воздух фиолетовым туманом во время самосбора, может быть причиной столь сильного мутагенеза биомассы во время самосбора. Существование изобетона является предметом для ожесточённых споров в НИИ.

Последствия: все, что остается на лестницах, коридорах, в шахтах, во всех незащищенных гермодверями пространствах после того, как самосбор закончился: фиолетовый туман, бурая слизь, плесень, грибок, возможно, монстры — тут никто точно сказать не может, везде все по-разному. Люди, контактирующие с последствиями без защитного снаряжения (нередко и в защитном снаряжении тоже), скорее всего, умрут, они могут заболеть, растечься по полу, обрасти мхом, мумифицироваться, отрастить псевдоподии, стать пахомами. В отличие от самосбора, последствия могут быть ликвидированы, и этим занимаются ликвидаторы.

Технологии: шагнули вперед. Допускаются биомоды, кибермоды, техника будущего, но в советской-постсоветской стилистике. Все оборудование, будь оно футуристическим или нет, может ломаться, в том числе системы оповещения, детекторы, двери, вентиляция, электричество. В описании технологии, исследуемой слизи и грибков всячески приветствуются ебанутые названия, всякие ДКБ-234, Ш-321(ч), 64732-ЯБ, сокращения с цифрами, желательно ничего не значащие - ученые это любят.

Общество: деды говорят, что исторически гигахрущевку населяли коммунисты, у которых все было поровну; возможно, во многих блоках это и сейчас так. Достоверно известно что качество жизни людей зависит от состояния коммуникаций, подконтрольных социуму, так же общественные объединения и их взаимоотношения могут принимать самые разнообразные формы, так как на практике они разделены между собой географическими особенностями гигахруща и аномалиями.

…Когда на экране появился Президент, Вера Ивановна и гости, кроме четырнадцатилетнего Владика, встали и взяли наполненные шампанским бокалы. Президента в семье Кузьминых чтили и уважали.
- Владька, встань! Президент же! – Вера Ивановна потеребила подростка за футболку, и тот нехотя поднялся.
Президент молчал.
“Волнуется, наверное”, - подумал Александр Павлович, муж Веры Ивановны, отец семейства и человек труда
Шурин Александра Павловича Михаил нетерпеливо посматривал на запотевшую бутылку водочки. Владька со скучающим видом смотрел в экран сотового телефона, его старшая сестра Нинка пыталась справиться с чрезвычайно сильной и громкой икотой, из-за неудачных попыток надолго задержать дыхание она стала красной и запыхавшейся.
Президент молчал и, не мигая, смотрел на празднующих с экрана телевизора.
Александр Павлович нервно кашлянул. Михаил почесал небритую щеку. Нинка как-то особенно громко икнула.
Президент молчал. Александр Павлович не выдержал президентского взгляда и отвел глаза.
“Неужели в отставку подаст?” – испуганно подумала Вера Ивановна. - “Как Ельцин тогда…”. Она даже захотела перекреститься, но в руке был бокал с советским шампанским, и это ее почему-то остановило.
- Ну, чего он тянет-то? – недовольно промямлил Михаил. Ему хотелось водочки, и молчание Президента его начинало раздражать. – Так ничего не успеем…
- Да заткнись ты! - нервно прервал шурина Александр Павлович, - может война началась!
От такого своего неожиданного предположения отцу семейства стало совсем жутко. Он поставил бокал на стол - аккурат между сельдью под шубой и оливье – и принялся нервно стряхивать с себя несуществующую пыль, стараясь не смотреть Президенту в глаза
- Косяк какой-то, - хихикнул Владик. – Запись не ту поставили. Надо же так облажаться. Кому-то будет звездец!
Александр Павлович отвесил сыну подзатыльник.
- Звездец – это не мат! – возмутился Владик.
Александр Павлович не ответил
- А где это он? - спросила Нинка, кивнув на экран. Только сейчас все заметили, что Президент стоит не на фоне вечернего Кремля, а в каком-то мрачном помещении.
“В бункере снимали?” – лихорадочно подумал Александр Павлович. – “Точно война будет. Вот ведь жопа.” Воевать Александр Павлович категорически не хотел, а, кроме того, боялся за сына.
Президент все так же молчал и казалось, что ничего говорить он уже не намерен, но неожиданно изображение дернулось, потом на секунду исчезло и появилось вновь. Президент заговорил.
- Дорогие россияне! Дорогие соотечественники! Заканчивается 20… год. Этот год был непростым для вас. Непростое экономическое положение, повышение цен и тарифов, неожиданные финансовые трудности и проблемы, связанные с банковской сферой – все это коснулось почти каждого из вас. Я бы мог сказать, что наступающий 20… год будет лучше, что он принесет нам экономическое улучшение и потерянную стабильность. Но я не буду обманывать ни вас, ни себя…
- Вот сука! – неожиданно возмутился Михаил.
- Дорогие россияне! - продолжал Президент. - На миру и смерть красна! Эта русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 20… года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется самосбор. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно. И я прошу вас принять смерть достойно, подобно тому, как это делали наши предки: Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Иван Сусанин, семья последнего Императора Николая Второго, Александр Матросов и многие другие…
- Чего это он гонит такое? – Владик посмотрел на отца. Александр Павлович, бледный как смерть, механически теребил себя за запястье. Сына он не слышал.
Президент, тем временем, уже заканчивал свою новогоднюю речь. Как и обещал, он был краток.
- Потратьте эти последние часы и дни на общение с родными и близкими, на изучение нашей родной истории, на занятие зимними видами спорта и на посещение Храмов. И помните: вы отдаете вашу жизнь ради великой Цели, что есть подлинное счастье. С праздником.
После последней фразы Президента, празднующие по некой внутренней многолетней инерции подняли бокалы, но чокаться все же не стали. Ясности не было. Зато был отчетливый страх.
Президент исчез с экрана. Вместо него на черном фоне начали мелькать какие-то непонятные белые знаки.
“Двенадцать”, - отметила Вера Ивановна, глянув на настенные часы. Но вместо ожидаемого боя курантов из телевизора раздался тревожный набатный звон, а за окном раздались первые душераздирающие крики...