ЖИВЕШЬ НА ЭТАЖЕ 38650
@
ВСЕ ВЫХОДЫ В ВАШЕ ПОСЕЛЕНИЕ, КРОМЕ ЛЕСТНИЦЫ ВВЕРХ, ЗАЛИТЫ ПЕНОБЕТОНОМ
@
РЕГУЛЯРНО ОТПРАВЛЯЕТЕ КАРАВАНЫ НА 20 ЭТАЖЕЙ ВЫШЕ, В БЛИЖАЙШЕЕ ПОСЕЛЕНИЕ
@
ПОСТАВЛЯЕТЕ ПИЩЕВЫЕ ПАЙКИ, ОБМЕНИВАЕТЕ ИХ НА РАДИОДЕТАЛИ И ПРОЧИЙ ХЛАМ, СОБРАННЫЙ МАРОДЕРАМИ
@
ТЫ ОДИН ИЗ КАРАВАНЩИКОВ
@
ВСТЕЧАЕШЬ ЛАМПОВОЮ ЕОТ, ВЛЮБЛЯЕТЕСЬ ДРУГ В ДРУГА
@
С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДЕШЬ КАЖДОГО СЛЕДУЮЩЕГО КАРАВАНА
@
ОДНАЖДЫ ЕОТ ОТПРАВЛЯЕТ СООБЩЕНИЕ ПО КАБЕЛЬНОМУ УСТРОЙСТВУ СВЯЗИ КУС-546-15-Б-11-ЖУ-7:
ОНА ПОРУГАЛАСЬ С МАМОЙ И ИДЕТ К ТЕБЕ ЖИТЬ
@
ЖДЕШЬ
@
ЗВУЧИТ СЕРЕНА
@
ЖДЕШЬ ЕЕ ДО ПОСЛЕДНЕГО
@
СКРЕПЯ СЕРДЦЕ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ЗАПИРАЕШЬ ГЕРМОДВЕРЬ В СВОЙ БЛОК
@
В СЛЕДУЮЩУЮ ВЫЛАЗКУ В СОСЕДНЕЕ ПОСЕЛЕНИЕ ИЩЕШЬ ЕЕ
@
НЕ НАХОДИШЬ
@
НА ОБРАТНОМ ПУТИ ЗВУЧИТ СИРЕНА, ВСЕ БЕГОМ СПЕШАТ УКРЫТЬСЯ В ГЕРМОБЛОКАХ
@
ОТ ГОРЯ РЕШАЕШЬ СВЕСТИ СЧЕТЫ С ЖИЗНЬЮ И ОСТАЕШЬСЯ НА ЛЕСТНИЦЕ
@
ЧУВСТВУЕШЬ СЛАДКОВАТЫЙ ЗАПАХ
@
ВСЕ ТЕМНЕЕТ, КОСТИ БОЛЯТ, ЧУВСТВУЕШЬ, КАК СЛЕЗАЕТ ТВОЯ КОЖА. ВОТ ОНА СМЕРТЬ
@
ОТКРЫВАЕШЬ ГЛАЗА, ТЫ В НЕИЗВЕСТНОМ ПОМЕЩЕНИИ, ВСЕ ВОКРУГ В БИОМАССЕ, ИЗ СТЕН ТОРЧАТ ОГРОМНЫЕ НАСЕКОМОПОДОБНЫЕ ГОЛОВЫ И ЛЮДСКИЕ КОНЕЧНОСТИ, ПОЛЗАЮТ ГИГАТАРАКАНЫ
@
ПЕРЕД ТОБОЙ ЕОТ: ПРЕКРАСНА, КАК И РАНЬШЕ
@
ОБНИМАЕШЬ ЕЕ
@
ОТНЫНЕ ЖИВЕТЕ С НЕЙ СЧАСТЛИВО, ПОСРЕДИ ПОРОЖДЕНИЙ САМОСБОРА
@
У ТЕБЯ 4 РЯДА ЗУБОВ ПО 76 ШТУК В КАЖДОМ, ЩУПОЛЬЦА ИЗ СПИНЫ, ТАРАКАНЬИ УСИКИ ВМЕСТО ВОЛОС
@
У НЕЕ ВЫРОС ХУЙ
@
У ВАС В БИОБЛОКЕ РУЧНОЙ ГИГАТАРАКАН И ЖЕЛЕМЫШЬ

Всегда хотел стать журналистом, а попал в Ликвидаторы. Обязательные пять лет службы. И стоило мне только получить форму, грязную, словно бы снятую с кого то и не по размеру, как тут же зазвучал сигнал самосбора.
Наше подразделение состояло из пяти человек и офицера. На самом деле он конечно не был никаким офицером. Обычный Ликвидатор, решивший задержаться на службе. Как только спала первая волна самосбора, покинул индячейку и выдвинулся к точке сбора. Пройти нужно было два коридора, три тяжелые, закрытые гермодвери, но мне повезло. Все двери жилячеек были плотно заперыты, а рыжеватогнилостная слизь, покрывающая стены, уже начала засыхать. В точке сбора, на перекрестке из трех коридоров и неестественно гладкой, лишенной всякой краски бетонной стены, меня уже ждал офицер и Y-146. Я улыбнулся под маской противогаза. А ведь для него я тоже лишь цифры с нарукавной повязки шинели. Y-823, мое гордое новое имя.
Отдал честь. Офицер смерил меня суровым взглядом. Или только показалось, линзы противогаза, черт разберешь за ними глаза. Какое то время ждали остальных. Больше не явилось. Только уныло капала затвердевающая гнилостная слизь, разбиваясь о гофрированные листы покрывающие пол. Офицер проматерился, невнятно погрозив не явившимся трибуналом. Я взглянул на Y-146. Не знаю о чем он думал, а я думал, что некого уже будет судить.
Прозвучала команда выдвигаться. Наш сектор включал в себя десять коридоров. Чуть меньше трех сотен жилых ячеек. Впрочем, прошедший самосбор был на удивление быстрым, так что никаких не ожидалось. Обычная рутина. Даже не закрывший дверь неблагонадежный гражданин должен был отделаться разве что легким испугом, а не превратиться в омерзительную массу гноящейся растекающейся плоти, заполнив всю жилячейку. Три коридора прошли без всяких проблем. Действительно, словно прогулка. Только все двери закрыты и людей нет. А из звуков мерные удары тяжелых сапог по металлу и такое же тяжелое собственное дыхание. Еще непривычно носить противогаз, разгрузку и баллон.
Когда закрывали герму в четвертый коридор вновь прозвучал сигнал самосбора. Резкий, омерзительный долгий вой. Бросились к индячейкам. Этот был гораздо дольше. Даже успел задремать пока ждал сигнала в маленькой, освещенной неярким красным светом комнатке. А индячейки здесь хорошие. Не растащенны ушлыми жителями. Даже лампочки есть. А может быть просто пополняли недавно. Перед выходом взял себе пару питательных батончиков, с них не убудет.
Слизь заливала коридор чуть ли не по голенище сапог. Живая, мерзко булькивающая, ползущая неровными потоками на стены. Казалось запах ее, едко гнилостный, пробивался даже сквозь фильтры противогаза. Офицер уже крутил тяжелый ворот клапана слива. Y-146 шлепал по быстро убывающей слизи в его сторону.
Двери жилячеек были по прежнему закрыты, но проверять содержимое никто не спешил. Офицер только отмахнулся, мало, молодые не справитесь. Снова стучим сапогами по гафрированному железу пола. В этот раз стук глухой, с примешивающимся хрустом застывающей слизи. И опять пустой коридор. Никаких тварей, криков, ничего. Только тусклое освещение да унылая линия дверей жилячеек.
Герму открывал Y-146. Я и офицер стояли на изготовку. Двенадцать поворотов массивного колеса, сопровождаемых скрежетом, словно сам металл выкрикивал предупреждение, сопротивлялся людям в попытках защитить от скрывавшегося за ним безумия. Тяжелая дверь медленно, плавно и тихо начала открываться. За ней, в неярком свети аварийного освещения нашего коридора вырисовывалась казалось бы ровная, гладкая стена. Только вот с бетоном что то было не так. Розоватый, с рытвинами, заполненными рыжей слизью, тонкими прожилками сосудов, пульсирующих в такт пульсу огромного строения. Я невольно сделал шаг вперед и потянулся рукой, желая прикоснуться к этому удивительному материалу. Герма со скрежетом захлопывается. Офицер орет на меня, что то про тренировки, псионическую подготовку и трибунал. А перед моими глазами все еще стоит сочащаяся слизью гнилостная бетонная плоть. Y-146 так же монотонно проворачивает запорное колесо. В этот раз нет никакого скрипа. Только на последнем обороте изза гермы слышится глухой не то удар, не то вздох.
Идем назад. Все тот же коридор. Только теперь справа вместо ряда дверей не менее унылая двухцветная стена. Где то до плеч облупившаяся зеленая краска, цвета детской неожиданности. Затем ряд кабелей и труб, прижатых к стене заржавленными скобами. Белая штукатурка до самого потолка. Идиллию нарушает только аритмичный стук, раздающийся из-за оставшейся за спиной двери.
В этот раз герму открываю я. Руки постоянно соскальзывают с колеса. Еще непривычно работать в перчатках. Наконец то двенадцатый оборот.
Меня отбрасывает тяжелой дверью. Y-146 срывает распылитель и поливает что то находящиеся за ней. Из спины его, выбрасывая ошметки плоти, вырывается окровавленный шип. Раскрывается двумя нечеловеческими ладонями с неправдоподобно короткими пальцами. Одна из них повернута ко мне. В центре ее глаз с маленьким злым маковым зернышком зрачка, окруженный желтоватой радужкой. Все это длиться не более секунды. Y-146 исчезает за гермой, за ним отправляются две пенобетонки офицера. Вскочил, пытаюсь закрыть непослушную герму. Не выходит. Бетон неровно наполз на раму, а кое где даже выплеснулся в коридор. Офицер опять глухо материться. С ужасом замечаю, как бетон заполнивший вроем гермы начинает крошиться, уже появились первые неловкие трещины, сочащиеся красновато желтым гноем, а за ними беспрерывно что то двигается, раз за разом ударяясь в бетонную преграду. Отбегаю назад. Офицер кидает две оставшейся пенобетонки. С шипением быстрозастывающий бетон заполняет коридор, скрывая за собой проем гермы. Я тоже кидаю свою единственную гранату. Никакого шипения и взрыва пенобетона, еще больше отдалившего бы нас от твари на той стороне. Граната подкатывается назад к моим ногам. На круглом корпусе стоит надпись "учебная".
Молча иду за офицером. Останавливаемся перед неприметным телефонным аппаратом. Такой есть в каждом коридоре, иногда даже два или три. Некоторые закрыты защитным металлическим кожухом. Только вот трубка аппарата всегда молчит. В детстве даже у нас даже была такая игра, кто дольше сможет выдержать, вслушиваясь в эту странную тишину на том конце. Притом тишина была какая то особенная, словно бы не просто отсутствие звука, но чтото обратное ему. Даже после того как положишь трубку, она еще некоторое время стоит у тебя в ушах, заглушая звуки мира вокруг. Разные номера мы конечно же тоже пробовали, но в ответ всегда была одна и та же невозможная тишина, хотя ходили разные байки, о том что кто то куда то дозванивался, а потом за ним приходили ликвидаторы. Или потом он получал усиленную дозу пайка. Или еще что нибудь.
Офицер набирает какой то номер. Долго, минут наверное пять или десять. И быстро, не уследить. И как он только его помнит? А может и не помнит вовсе, может быть свихнулся от отчаяния? Нет, не похоже. Что то говорит. Сначала диктует номер аппарата, выбитый на стальной табличке под трубкой. Затем мой номер, Y-146 и C-112. Достает планшет и долго наговаривает с него какую то последовательность символов. Большую часть из них я не знаю, но некоторые очень похожи на наши буквы.
Стук из за первой гермы все продолжался. Удары словно бы стали сильнее, да и сама тяжелая металлическая дверь кажется слегка прогнулась под напором биомассы за ней. Офицер наконец закончил свой монолог. Последними слова "так точно, служу Партии", потонули в ровном щелчке внешних запоров жилячеек. И тут же из каждой начали раздаваться крики, мольбы о помощи, сотрясающий душу нечеловеческий рев. Двери дрожали, словно бы готовые сорваться с петель, бешено крутились запорные колеса на них, не встречая никакого зацепления с засовами. Герма в конце коридора наконец не выдержала и сорвавшись с петель медленно поползла на нас, разрывая бетонные стены штырями засовов. Только вот это уже не имело никакого значения.
Из вентиляционных отверстий лился чистый, серый, человеческий бетон, быстро заполняя собой пространство коридора. Сейчас я сяду в прямо в него, рядом с офицером, аккуратно разберу корпус учебной гранаты, положу в него бумагу...
Здесь обрывается письмо, находившееся в металлическом цилиндре, найденном при сносе внутренней стены жилячейки ЖБъВЯ-2151561

>>710683
- ..на миллион, понял? Нам же тайны нашей обители приоткрылись, а ты всё за свою шкуру боишься!
- Миллион или не миллион, а отвечать-то мне! Весь коридор коту под хвост - а вдруг случится чего?

Ругань продолжалась. Вся комната была наполнена сигаретным дымом, и, казалось, он становится всё плотнее и плотнее, хотя последнюю сигарету уже извлекли из блёклой бумажной пачки.

-Прекрати эту глупость, Сергей. Мы серьёзные люди, давай как следует обмозгуем всё, что мы нашли.

-К слову, Кузьмич. Ты заметил, что у той сторожки были странные углы?

-Странные углы? Это как?

Я попробовал включиться в разговор, чтобы не сидеть неприкаянным.
-Да нет. Я лез туда вместе с техниками, углы как углы. Материал странный, так он там весь такой.

-Да пошли вы со своими странными углами, материалами, и прочей лабудой. С меня голову снимут, а им бумажки с углами подавай. От альфы до омеги, мать её, нет угла, который нам теперь поможет! Вот, его и спросите.

Альфадоомега окинул нас хмурым взглядом. Нам стало неловко перед ним и завхозом.
В самом деле. Действительно. Вот, даже сигареты не оставили. А он всё сидел тут, да глядел на нас. Хоть бы стул ему дали.

В самом деле.
Действительно.

Я открыл глаза, и сел на край койки. Было слегка зябко. Накинул куртку, встал, перешагнул через корчащегося на полу Кузьмича, и подошёл к зеркалу.
Мда.
Вид у меня был, конечно, неказистый. Небрит, и почти, как говорится, бородат. А что, если Аня увидит? Так ведь засмеёт! Нет, не годится. Ещё и этот звук бьющегося стекла мешает сосредоточиться. Надо побриться, однозначно.

Я нагнулся к разбросанным по полу бритвам, и взял самую большую. Большой щетине - большая бритва. Подняв голову, я уже приготовился как следует привести себя в порядок, как бритва выскользнула из руки и разбилась, а вся рука была в чём-то густом.
Что?

В самом деле.
Действительно.

Я открыл глаза, и сел на край койки. Было слегка зябко.
Встав, и перешагнув через тело, я пошёл в коридор, чуть не порезавшись о осколки разбитого зеркала. Хотелось пить. Повернув в ванную комнату, я, не обращая внимания на плавающего в ванне вниз лицом завхоза, принялся жадно пить, перегнувшись спиной через край раковины. Вот уж вправду замучила жажда.
Вода лилась в меня мутными потоками, заполняя лёгкие, но чувство жажды всё никак не уходило. Надо было всё же попить чай с техниками тогда, а после и на сходку. Так нет, срочно надо обсудить найденное, тоже мне, искатели. Русскому человеку всегда время на чай надобно. И вот сейчас тоже. Не чай, конечно, но жидкость она и есть жидкость, сами же понимаете, я вот..

Рука, царапавшая край раковины, который уже стал мокрым, соскочила, и инстинктивно упала на карман, где покоилось странное устройство. Мгновение покалывания, и меня сбросило на пол, и стало выворачивать от кашля - ещё мгновение, и я бы, наверное, захлебнулся.
Весь в слюне и воде, с трясущимися ногами и руками, с оборванными до крови ногтями, я, покачиваясь, поднялся.

Фиолетовый туман плавно стелился по полу, а инженер Карпов, висящей в самодельной петле из ремня на ручке двери, постепенно плавился в лужу булькающей чёрной жижи. В воздухе повис тягучий и приторный запах сырого мяса, а обои на стенах постепенно стекали, образуя гротескную картину.

Я сжимал в руке Сгуститель Прометея, и медленно шагал босыми ногами по полу. Масса Антонова под ногами расступалась, и Пурпурная Вуаль не воспринимала меня, как живой объект. Древняя машина за века не потеряла своих качеств - немудрено, её создавали ещё в цикл столкновения лучшие умы Гипербореи. Разум наконец был чист, хотя внутри всё жгло. Теперь всё ясно. Замысел, вложенный детьми Земли в Прометея был предельно понятен. Дюжина быстрых движений, шаг за приоткрытую гермодверь, и осторожный путь между растаскиваемой по каналам биомассой, которая всего пару минут назад была населением этажа. Полсотни метров - и заветная дыра в смуглой бетонной стене. За ней - идеально ровный пол, и сгущающаяся темнота.
Три тысячи шагов. Управляющий модуль. Открытие створок.
Прыжок.

Несколько тысяч пролётов, и искусственная гравитация придаст мне достаточно импульса, чтобы достичь цели.
Падая в пасть этого великолепного, циклопического создания, существовавшего, возможно, миллионы лет на орбите газового гиганта в искомой системе, дремавшего в ожидании органической добычи, можно много о чём подумать. О разнообразии жизни во вселенной. О причудах эволюции. О многовековом рабстве, и превращении самого совершенного в истории творения человечества в кормушку для дрейфующего моллюска. О гротескном творении корабельного ИИ Гипербореи, решившего, что корабль прибыл на искомую планету, и построившего в космосе, наверное, самые большие охотничьи угодья, откармливая Левиафана всё более и более растущей "колонией".
Но глаза его были стеклянны, а к груди он прижимал успокаивавшею разум древнюю машину, уже начинавшую обратный отсчёт. Человечество, не забывай нас.

Из дневника, найденного Виктором Тимофеевичем Шлюховым, научным руководителем экспедиции ОЭИ-НЭ-07-227, организованную НИИ СЛИЗИ-7. Дневник найден в неизвестном блоке, предположительно на уровне -1174 этажа.

ЧАСТЬ 2

…23
Решил сразу записать чтобы не забыть.
Прямо за завтраком Маняшка вдруг заговорила о текущем нашем положении. Высказалась. Бедственное, говорит, у нас положение. Еды мало (откуда знает? Шарилась пока я спал?), если воду перекроют, то и пить нечего будет, людей нет, ликвидаторов нет, снабжения нет, работы нет, в каком блоке, да что там блоке, в каком кластере находимся – не знаем. Даже не знаем на каком этаже. А ведь это главное всегда – знать на каком ты этаже. В общем, заставила меня Маняшка понервничать. Решил, что выложу весь план ей.
Ломаем стены во всех четырех направлениях, выходим к людям, ищем отдел ликвидации или комитет по труду и решаем, остаться ли тут или написать заявление о предоставлении права переселения как жертвам самосбора и попробовать вернуться в свой блок.
Маняшка отреагировала не так как я думал. Она просто пожала плечами и сказала, чтобы делал как решил. А она пока уборку сделает, уж больно грязно стало за те циклы что мы здесь.
… Позже в тот же цикл
Первой решил проломить стену на лестничной клетке. Поднялся к разрушенному пролету. Пробил ломом дыру под шашку. Вспомнил что последний провод ушел на подрыв решетки. Провода искал долго. Хотел уже попробовать из щитка выдернуть, но потом нашел старую радиоточку в квартире. Выдрал метров 12 провода.
Первый подрыв прошел успешно. Стена оказалась стандартная внешняя в 20 сантиметров толщиной. Дыра вела в межблочное пространство. Расстояние до следующего блока очень большое. Метров 15. Такую широкую межблочку видел только однажды. Выглянуть далеко не получилось, арматура почти не погнулась, голову не просунуть. Странная тут плита. Арматура частая и толще чем обычно. А еще гладкая.
Второй решил рвануть стену в пустой «квартире», там, где герму взрывом снесло. На 90 градусов от первого взрыва. Стена оказалась внешней. Та же межблочка. Значит угловая часть блока у нас. Продолжу завтра.
…24
Маняшка наконец уснула. А мне никак. Без подробностей. Все четыре направления ведут в межблочку. Наш блок - это узкий столб 15 на 20 метров. До других блоков далеко. Пиздец, короче.
Начинаю паковать припасы. Писать не хочу больше.
…25
Маняшка как тень ходит. Молчит. Смотрит на рюкзаки у двери. На пустые кухонные шкафы. Завтрак не готовила. Самому пришлось. Ела плохо, но все-таки доела. Долго ломал голову как разговор начать. В итоге ничего не придумал и просто спросил – Собралась? Зря конечно. Но тянуть нечего больше. Собираемся в дорогу и идем вниз до упора. Там где-то должны быть переходы, люди, фабрики, хоть что-то. Сборы затянулись на несколько часов. Маняшка не хотела уходить, но понимала, что надо. Оттягивала.
Воды взяли не много – не во что. Это наше слабое место. Поэтому я придумал способ. Открыл краны в ванной и на кухне. Заткнул сливы. Вода быстро заполнила полы и перевалила через порог. Потекла вниз по лестнице. Теперь пока есть вода в водопроводе – она есть и у нас. На любом этаже.
Двинулись вниз. Этажи считали вместе. Два раза видели следы самосбора, хорошо, что шли в костюмах. Вода протечет через них, но на полу слизи нет, поэтому надеюсь, что не попадет в воду никакой хуйни. После 155 этажа решили сделать привал. Вода еще сюда не дошла. Мы обогнали ее около 50 этажей назад. Все этажи что мы прошли были почти одинаковые. Я специально старался не запоминать детали чтобы потом их случайно не обнаружить их же на 20 этажей ниже. Конечно это игра воображения, но зачем мне это? Маняшка тоже в этот раз молчала про совпадения. После привала двинулись дальше. И через час пути внизу услышали сирену.
Далеко внизу, наверное этажей за 50-70, начался самосбор. Мы стояли на площадке и смотрели друг на друга. Просто смотрели, потому что хуй знает, что делать. Самосбор закончился минут через 20. Точнее сирена. Мы постояли еще и двинулись вниз. Следов самосбора мы не нашли. Сейчас мы на 334 этажа внизу. Никакой разницы на площадках нет. Мы почти перестали разговаривать. Ложимся спать.
…26
Кто-то бьет по перилам. Я проснулся и услышал сверху. Сложно сказать как высоко, но точно ниже нашей квартиры. Удары не монотонные. С разной силой и промежутками. Несколько часов просидел с ружьем на изготовку. Удары длились около часа, потом смолкли. Неужели пропустили жилую квартиру наверху?
…27
812 этажей позади. Дважды сегодня слышал те же удары что и прошлым циклом. Маняшка наверняка тоже слышала. Но молчит. Я уже не уверено что мы пропустили жилую квартиру. В голову лезут мысли о нерабочей сигнализации и самосборе, результаты которого спускаются вниз вместе с нами.
Устали сильно. Говорим редко, в основном обсуждаем привалы и еду.
Следов самосбора не видели весь цикл, но запахи в воздухе все тяжелее. Очень много неприятных оттенков, но чем конкретно пахнет – сказать сложно. Не мясом – и слава генсеку. Воздух тяжелый и теплый. Потею в костюме, противогаз снял давно. Маняшка и того раньше. Переубеждать не стал, зачем?
Сегодня воду ждали долго, несколько часов. Во флягах почти ничего не осталось чтобы развести концентрат, поэтому спать не ложились пока не пришла вода потом еще и набирали ее почти час. Идея была хорошая, но все меньше и меньше воды идет вниз. Эта наша ниточка жизни. Прекратится и мы умрем. Назад на 800 этажей без воды не подняться.
Маняшка говорит, что раз тепло – значит внизу котельные, а в них вода есть. Хочу поверить, но мне кажется, что внизу ни хуя нет, кроме гигахруща и этого подъезда.

Продолжение следует.

Из дневника, найденного Виктором Тимофеевичем Шлюховым, научным руководителем экспедиции ОЭИ-НЭ-07-227, организованную НИИ СЛИЗИ-7. Дневник найден в неизвестном блоке, предположительно на уровне -1174 этажа.

ЧАСТЬ 3

…29
Попытаюсь описать события двух последних циклов.
Проспали мы почти 5 часов. Разбудил нас шум, идущий сверху. На этот раз это был не грохот перил, а какие-то гулкие перекатывания по бетону вперемежку со звонкими влажными шлепками. Иногда казалось что кто слышится визг, вскрики и подвывания. Сказать что испугались – ничего не сказать. Маняшка быстро собрала вещи, я все это время стоял на два этажа выше, с ружьем наизготовку. Звуки то затихали, до вдруг раздавались ниже. За те 10 минут что паковалась Маняшка я пролистал назад все свои последние годы. Все свои ошибки и глупости. Клял себя что не так я жил и подохну в итоге неизвестно где, в каком-то фантоме от нелепого порождения самосбора. «Всё». Никогда я так сильно не ждал какое-либо слово. Маняшка крикнула снизу. Мы были готовы. Громыхающая хуета тем временем обзавелась уже несколькими голосами и повизгивала и орала на разны лады.
Вниз мы летели, не чувствуя ног. Остановились на привал только через час бега. Какой этаж и считать забыли. Да и не важно уже. Ноги свело, легкие горели, в голове стучало, сердце хотело выломать ребра. Результат был. Шум остался далеко внизу и слышно было в основном гулкие удалы, «голоса» и шлепки мы уже не различали. Когда смогли говорить быстро обсудили наше текущее положение. Сначала сошлись что это полный пиздец, а после уже начали решать, как быть. В итоге порешили, что будем спать по очереди, вахтами. Циклы теперь считать смысла нет. Идем вниз до упора и бежим от того что сверху. Еды еще циклов на 7-8. Что делать с водой – вопрос открытий. После забега ее ждать очень долго. Но на месте старта она была (чуть лучше пошла, как ни странно).
Пошли потихоньку. Через 5 часов первый перерыв на сон и понимание что воды почти нет. Надо ждать. Маняшка первая спать. Но не спит. Вертится, кряхтит. Нервы, понимаю. Но когда через два часа приходит мой черед – засыпаю мгновенно. Маняшка будит. Звуки ближе. Два часа прошло. Решаем, что все еще не близко опасность, можно подождать воду.
Спим по 2 часа в общей сложности 12 часов. Вода допита. А по лестнице ничего не течет. Зато грохот всё ближе. Опять слышны шлепки и «голоса». Теперь уже нет ужаса, но страшно до усёру. И больше всего страшит патовая ситуация. Вода там же где и смерть. Хули делать? Не ясно. Решаем медленно начать спуск.
Так прошел первый цикл из этого ада.
На начало нового цикла мы были голодны, напуганы и начинали страдать от жажды. Ситуацию усугублял все боле горячий, вонючий и влажный воздух. В этой духоте становилось тяжело даже дышать. Хотя скорее всего это просто жажда.
Хуета шла вниз чуть быстрее нашего обычного шага, поэтому иногда мы припускали этажей 5-6 бегом чтобы увеличить дистанцию. Только в мозгу я просчитывал что вода двигалась даже чуть медленнее чем мы идем, поэтому приходила, когда мы спали или долго ждали. Где она теперь? На 100 этажей выше? На 300?
Сейчас мне тяжело писать, но я стараюсь изо всех сил. Возможно это последняя запись в дневнике.
Мы спускались несколько часов. Маняшка начала хныкать. Тихонько. Безнадежно. От усталости, от страха, от безнадежности, от голода, от жажды. Она просто хныкала и всхлипывала. Рвала мне сердце. На привале я перегрузил часть вещей из ее рюкзака в свой. Она не протестовала. Я сказал, что нам надо спать, а значит нужен рывок хотя бы этажей на 100 вниз, потом сон по часу и опять рывок. Так и будем отдыхать.
Когда мы снялись с привала и пошли вниз сверху грохотнуло как от взрыва. Долгий перекатывающийся рокот, стук бетонных обломков, в пролет полетело крошево. Потом еще удар, еще… Мы замерли. Последний удар был этажа на три выше нас. И потом в затихающем эхо и бетонной пыли раздались шлепки и «голоса». На три этажа выше.
Как мы бежали плохо помню. Но когда потом анализировал понял, что бежали около двух часов без остановки. Потом спали. Оба. Не было сил. Сейчас я проснулся. Маняшка всё еще спит. От жажды язык распух. Дико болит голова. Воздух горячий, вонючий, влажный. Я разделся до белья, вещи упаковал. Пишу это, потому что воды так и нет, сил нет, жажда прикончит нас в ближайший цикл. А ухающая, шлепающая и вопящая хуета всё продолжает свой спуск.
Я прощаюсь. Мы погибли в неизвестном блоке, на неизвестном этаже. Но мы боролись.

Продолжение следует.

Из дневника, найденного Виктором Тимофеевичем Шлюховым, научным руководителем экспедиции ОЭИ-НЭ-07-227, организованную НИИ СЛИЗИ-7. Дневник найден в неизвестном блоке, предположительно на уровне -1174 этажа.

ЧАСТЬ 4

…30?
ХУЙ ТАМ! МАНЯШКА ПРОСТИ! ЖИВИ!

Я смог.

...32?
Могу писать. Хотя все еще гудит голова. Конечности плохо слушаются. Но страшное закончилось.
После того как проснулся рядом со спящей Маняшкой, меня все больше и больше угнетала безвыходность нашего положения. В какой-то момент я почувствовал, что теряю сознание. Тело отказывалось слушаться. Тогда я вписал прощальную запись. И решил, что буду держаться сколько могу, а потом просто закрою глаза и уйду. Как я сделал следующую запись – не помню. Очнулся я от того, что меня трясла Маняшка. Я не спал и даже не лежал. Я стоял в белье с ружьем в руке и смотрел вверх на пролет. Сверху ухало. Визжало. Кричало. Скрипело. И воняло. Прорезала спертый затхлый и влажный воздух совсем другая вонь. Почему-то тогда мне казалось, что если бы у запаха был цвет, то этот был бы бурым и белесым. Маняшка плакала и просила – бежим вниз. Тянула за руку. Пожалуйста, бежим. Сейчас я понимаю, на сколько ей было страшно тогда. Это даже не страх был, ужас какой-то животный. Единственный шанс на спасение – я – стоял столбом, а смерть катилась вниз, прямо на нас. Огромная, громкая и вонючая.
Наверно страшно и больно умирать в гигантских хелицерах, когда тебя протыкают сотни жестких волосков с трупным ядом, а по спине струится кислота и влажные розовые створки мыкаются на тебе, закрывая свет, но ты всё еще в сознании, мозг чувствует каждую клеточку, умирая.
Именно это сформировалось у меня в голове и выкристаллизовалось паразитным воспоминанием на всю жизнь, когда я впервые увидел нашего преследователя. Именно эта мысль, а не его образ, четко засела у меня в мозгу до самой смерти. Тварь, созданная самосбором из паука, крысы, моллюска или еще какой-то поебени. Огромная. Заполонила собой всю площадку. Издавая десятком разных ртов жуткие звуки. Она смотрела на нас кучей разнообразных глаз и тянулась к нам сотнями каких-то отростков.
В ружье 8 патронов. В патронташе на рюкзаке – 12. В рюкзаке коробка с 7 патронами. Должно хватить? Нет?
Я сказал Маняшке одно слово – Патроны. И начал стрелять.
Остальное помню – как в тумане. После первого выстрела тварь взвыла на сотнях голосов. Рванула вниз. Какой-то из выстрелов я сделал почти в упор и начал отступать вниз. Маняшка была всегда за моей спиной. Не убежала. Помню – подавала патроны. Я стрелял, мы отступали. Вроде на мне была кровь и какая-то жижа из твари. На вкус была кислая. И соленая. В какой-то момент тварь перестала двигаться вниз, но продолжала вопить. Я сделал еще выстрел и Маняшка сказала – остальные в рюкзаке. Привела меня в чувство. Я понял, что теперь только вниз если я не смог убить тварь, только подыхать. Немного отдышавшись, я прислушался. Тварь затихала. На площадке, среди 4-х дверей лежала хитиново-кожисто-шерстяная туша с сотней органов и морд. Истекала розово-белым соком и скулила. В этот момент наступила предельная ясность – мы победили. Я бросил ружье, повернулся к Маняшке, подхватил ее, прижал к себе. Заплакал. Дальше помню смутно. Чтобы не подходить к твари, взобрались по перилам. Вернулись к рюкзакам. Один рыл раздавлен и разорван. Слава генсеку – маняшкин. Там в основном шмотки и сушенные грибы. Немного ее цацок. Мы собрали вещи и поднялись на 4 этажа выше. Оставили рюкзаки и пошли выше не договариваясь. Молча, еле волоча ноги мы плелись вверх. Снова накатила жажда, боль, усталость. Но наверху была вода.
Очень много из того, что было дальше выпало из моей памяти безвозвратно. И хорошо. Иногда были вспышки сознания, мы бредем вверх, Маняшка что-то нашептывает. Как будто на чужом языке. Вот я иду позади нее, она смеется, говорит – дома мы, вот же повезло. Я иду один. Где Маняшка – не помню. Вода. Я лижу мокрые ступеньки. Пью из маленькой лужицы. Где Маняшка. Снял майку. Оторвал со спины чистый клок. Спускаюсь и несу в руках ладонях клок мокрой ткани. Маняшка лежит лицом вниз. Умерла. Прихожу в себя. Маняшка сидит и сосет тряпку. На лице усталость и удовольствие. Зовет меня наверх. Мы рядом с водой. Ее непростительно мало. Но она есть. Мы пьем, по очереди высасывая лужицы.
Окончательно в себя я пришел значительно позже. Мы спали в обнимку с Маняшкой. Пода приятно журчала у ног. Я сразу же напился. Маняшка открыла глаза, посмотрела на меня. Улыбнулась. Живые, сказала. Мы напились впрок и пошли вниз. Сложно поверить, но вверх мы поднялись более чем на 200 этажей в поисках воды. Боль в мышцах и суставах не давала спокойно идти вниз. Постоянно отдыхали и перешучивались на счет того, что оба выглядим хуже дохлых крыс. Обычный душевный подъем у избежавших смерти. Как бы не было сейчас легко просто от ощущения что всё еще жив, а внизу нас ждало всё то же что и до сражения с тварью – неизвестность и голодная смерть.
Мы долго отдыхали, пили и ели. Отмывались от внутренностей. Обсудили бой, как ни странно. Маняшка помнила меньше моего. Видимо ужас настолько затмил ей разум что, увидев тварь, она просто перестала запоминать. Это хорошо.
Сейчас я ложусь спать уже восстановившись на сколько это можно в такой духоте и после таких нагрузок. Завтра с утра мы продолжим пусть вниз.
Мы выживем.

Продолжение следует.

Из дневника, найденного Виктором Тимофеевичем Шлюховым, научным руководителем экспедиции ОЭИ-НЭ-07-227, организованную НИИ СЛИЗИ-7. Дневник найден в неизвестном блоке, предположительно на уровне -1174 этажа.

ЧАСТЬ 5

…33?
Пробуждение было безрадостным. Тяжело. Ноги гудят, голова тяжелая. Болит. В кишках урчит.
Маняшка не лучше. Бледная. Двигается медленно и осторожно. Значит болит что-то.
Но мы оправились от потрясения – это заметно. Уже нет того напряжения что в прошлые циклы. Даже подсчет скудных припасов не так удручает, как наличие грохочущей твари над головой. Пакуемся. Я выдаю Маняшке вводные. Идем вниз без спешки. Привалы каждые 100 этажей. Едим четко по норме, тогда хватит на 8 циклов. Готовимся к постоянному чувству голода. Маняшка согласна. Говорит, что ей надо норму вдвое уменьшить относительно моей. Понимаю, что это не её бравада или самопожертвование, она четко понимает – от моего состояния зависит всё. Говорю – решим. Двигаемся вниз.
Прошли за этот цикл ровно 500 этажей. Постараюсь описать изменения. Они есть. Воздух все влажнее. Температура расти перестала. Думаю, сейчас она незначительно ниже температуры тела. Если бы она росла и дальше – это был бы тупик. Вонь усилилась и начала разделяться на знакомые составляющие. Самый сильный запах – это гниющая плоть, как дохлая крыса в вентиляции. Второй это затхлая сырость, когда мокрая тряпка лежит неделями в накрытом крышкой ведре. Третий запах – сырого бетона. Не влажного, а пропитанного водой.
Другими изменениями были площадки. Несколько раз мы выходили на площадки без дверей. Увидев такую впервые, Маняшка взвизгнула от радости. Заголосила, мол вот и выбрались! Зачирикала о том, как примет ванную, наестся красного концентрата – ты же сможешь достать красный концентрат, да? Конечно достану, говорю. А еще апельсиновый напиток из порошка, говорит! Ледяной, из холодильника. Смеемся. Я смотрю на нее. Она в трусиках и лифчике из-за жары, вся в испарине. Ребра четко очерчены. Кожа отдает серо-зеленым. Смех ушел. Опять становится безнадежно и жутко на душе. Маняшка чувствует это. Замолкает. Ниже всё те же 4 двери и так дальше.
На одной из площадок не было света. Впервые.
На последней сотне площадки без дверей начали попадаться чаще. Маняшка говорит, что снизу шум слышит. Говорит, как что-то огромное работает. Я не слышу. Но в ее глазах – надежда. Говорю – значит действительно завод или фабрика.
Сегодня ложимся спать с чувством голода, болью во всем теле и щемящим чувством ускользающей надежды. Перед сном Маняшка удивительно долго вспоминает нашу жизнь до. Зачем она это делает? Подводит черту? Прощается?
…34?
Встали недавно. Решил записать как теперь проходит моя ночь. Сплю по чуть-чуть. Просыпаюсь от жары и влажности. Вонь почти не замечаю уже. Голова болит всю ночь. Заснуть сложно. К утру чувство будто не спал, а шел еще 500 этажей вниз. Маняшка не просыпалась ни разу. Завидую.
Вспомнил что так и не зарядил ружье. У нас 7 патронов. Хватит ли их? А на что вообще теперь они могут понадобиться? Самосборов нет уже давно. Следов тоже. Похоже мы уходим в область где самосбор либо управляем, либо просто отсутствует. И то и то для меня сродни сказкам из прошлого, когда мы в бригаде ликвидации, разгребая очередную кучу говна травили байки, чтобы не было так тоскливо среди черной жижи и спекшихся в ком тел взрослых и детей. Но хотелось верить, что тут самосбора нет.
Пора собираться в путь. Чувствую мы уже недалеко от конца пути, каким бы он не был.
…Позже в тот же цикл.
Прошли 300 этажей. Площадок с дверьми почти не осталось. Кажется, начинаю слышать то, о чем говорила Маняшка.
…Позже в тот же цикл.
Всего прошли за этот цикл 600 этажей. И все уже совсем странно. Дверей уже нет больше 100 этажей. Снизу раздаются звуки. Глухие, какие-то массивные и скорее ощущаемые, чем слышимые. Звуки каких-то титанических движений. Неужели действительно огромный заводище? Я слышал о таких, на которых делают жидкий бетон тысячами тонн в цикл. И говорили, что они где-то глубоко внизу. Еще появились тараканы. Желтовато-зеленые, с синими прожилками. Маняшка пошутила, что как кончится наша хавка – начнем есть их. Пошутила ли?
Влажность настолько высокая, что на стенах собираются капли воды. Теперь от жажды не умрем даже если наша вода сверху перестанет идти.
Есть и очень тревожная новость. Я сегодня дважды заметил у Маняшки те, старые признаки. Впервые - когда она шла впереди, вдруг резко мотнула головой в сторону и замерла уставившись в стену. Я тоже замер. Потом она начала очень медленно поворачиваться в мою сторону. Я увидел, что рот у нее открыт. Просто нижняя челюсть отвисла. Я крикнул –Маняш, ты чё? Она вздрогнула и обернулась на меня в недоумении – чего орешь? Второй раз на привале она вдруг, во время разговора, сидя на полу, выпрямила резким движением руки и ноги. В этот раз ее почти сразу отпустило, и она как ни в чем не бывало продолжила разговор.
Поведение пока не меняется, но что-то с ней снова происходит. Сейчас она спит, выглядит как обычно. Но я проверил и подготовил всё, что может сойти за веревки. Если на нее накатит, и я не успею ничего предпринять – пизда нам обоим.
Храни нас генсек.

Продолжение следует.

- Нервничаешь?
Голос сержанта вывел меня из ступора. Сержант был улыбчивым человеком с коротко подстриженными волосами и пышными усами. Его вечно прищуренные глаза бурили меня взглядом.
- Н-н...
- Расслабься, - перебил меня сержант, - не на параде. Все мы когда-то были новичками.
Его назначили командиром взвода после гибели старшины Ухова три цикла назад. В тот день он дежурил на семьсот пятнадцатом этаже строения Б-822. Аккурат перед самосбором буквально из ниоткуда появились культисты и перерезали патрули один за другим. Жителей этажа заперли на КПП вместе с оставшимися в живых ликвидаторами, срезав с петель гермодверь украденными резаками. Последствия самосбора расползлись на два десятка этажей, во главе мутантов шёл Ухов, в тело которого вросли тридцать два жителя.
Блок БГ-82, на котором всё происходило, потерял две трети личного состава при ликвидации последствий, из-за этого во главе отрядов пришлось ставить людей с наибольшим, по сравнению с новобранцами, опытом. Даже если разница в сроках призыва между командиром и солдатами не превышала семи циклов.
Меня призвали вчера, не дожидаясь результатов медицинской комиссии выдали форму и отправили в часть. Сегодня утром наш взвод погрузили в БМП и отправили в соседний блок.
Длинные кожаные плащи скрывали униформу, порванную когтями бывших соседей, грязную от пятен крови, до сих пор пахнущую потрохами. Прошлым владельцам она уже не пригодится, новую выдавать нам никто не собирался. На груди каждого висел противогаз. Согласно приказу, мы должны были добираться до места назначения в противогазах, но никто не хотел натягивать на его голову в и без того душном пространстве десантного отделения.
- Да куда мы, чёрт тебя возьми, направляемся? - прервал тишину Рома, мой одноклассник. Высокий и бритоголовый, он, кажется, никогда не был доволен, - И почему каждому из нас выдали по огнемёту?
- Тебе больше нравятся грабли, умник? - ответил ему Игорь, сорокалетний рабочий, лишившийся глаза на производстве. Недавний призыв не пощадил и его.
- Мне нравится сидеть дома и пить чайный гриб, если ты об этом. Вы головой-то своей подумайте: каждому дали огнемёт, навесили на каждого эту дурацкую пародию на химзу, заставили безвылазно сидеть в противогазах, да они даже в эту чёртову тачанку, - Рома ударил кулаком по стене БМП, - вкрутили огнемёт! Или вы думаете, что нас на шашлыки везут?!
- Отставить! - прикрикнул сержант, - Не нравится наша компания - снимай обмундирование и топай до дома пешком! В соседнем блоке объявили эвакуацию, местные ликвидаторы несут серьёзные потери, поэтому нас отправили им на помощь. Хотелось бы тебе, чтобы твою мать разорвали на куски мутанты из-за того, что какой-то распиздяй не захотел обеспечить её безопасность во время эвакуации?
- Никак нет, - буркнул под нос роман
- Ну вот и хорошо, а тепе...
Сержант не успел договорить, как нас резко тряхнуло. БМП резко дёрнулся вверх, после чего устремился кабиной вниз. Последнее, что я помню - треск чьих-то костей.
...Проснулся я от плеска капель прямо под ухом. Капающая сверху жидкость скопилась в перевёрнутой каске, и каждая новая капля отдавалась в моей голове тяжёлым звоном. "Меня придавило куском бетона" - пронеслось в голове после того, как я пытался пошевелиться. Ноги не откликались на попытки пошевелить ими, правая рука лежала рядом, но отдельно от тела. Резкий затхлый запах, царивший в помещении, отдавался горечью на языке, каждый вдох сопровождался сильным жжением в носоглотке. Порыскав левой рукой вокруг, я не нашёл противогаз, но даже сквозь резиновую перчатку смог почувствовать нечто мягкое, устилавшее пол. Мох. Или плесень. Всё помещение поросло пушистым белым ковром. Иногда его поверхность бугрилась полуразложившимися телами людей, также поросшими растительностью, только на телах она принимала вид длинных тонких стебельков, увенчанных шляпкой, отчего стебельки были похожи на булавки. Большое количество тел лежало за сваленной в кучу мебелью, видимо, они пытались укрыться от чего-то за этой баррикадой. Но она, как и закреплённый пулемёт, не помогли защитникам зала. Плакат "Добро пожаловать к нам на танцы!" выдавал актовый зал в этом помещении.
Вся растительность покачивалась как будто в такт неведомой музыке. Сталкивающиеся головки растений-булавок выбрасывали в воздух блестящих серебристых пылинок. Под потолком висели толстые прожилки светящихся труб, скорее всего, тоже растения. Этого я не мог уже сказать точно, картинка плыла перед глазами и я вновь и вновь проклинал себя за то, что не надел противогаз - затхлый воздух явно действовал мне на мозг. Я даже начал слышать диковинную музыку, идущую, казалось, прямо из моей головы. Я уже хотел уснуть, как вдруг непонятный шорох привлёк моё внимание. В дальнем конце комнаты, на неком подобии кресла из красного сетчатого материала восседал здоровяк. Молочно-белый, с полукруглой головой он сначала показался мне растением, произрастающим из плетёной корзинки.
Здоровяк повёл головой сверху вниз, наклонил её влево, затем вправо. Размял руки, неторопливо выдернул ноги из пола. После чего встал и вразвалочку направился в мою сторону.