Говорят, самосбор живой и про каждого все знает. Живой или нет - только за стаканом этанола собачиться, но, что все твои слабости сечет, - это точно. Потому вглубь гиблых тоннелей не заберешься - в любой броне эта сволочь брешь найдет, и циклы твои сочтены. Чем дальше от жилой зоны, тем она сильнее. Отойди километра на два, и заразе даже думать не придется: трахнет гравиударом об стену - ни одной косточки не останется. А вот на наших этажах силенки явно не те, чтобы каждого встречного заворачивать в бублик. Если, конечно, после первой волны (а про первую, что и говорить, сиди за гермодверью - не высовывайся). На второй и на третьей, когда жильцов сразу не сносит, начинают изо всех щелей лезть псевдотвари, одна другой ублюдочней. Тогда-то и приходят ликвидаторы, чтобы выжечь опухоль на корню, пока не расползлась по всем шахтам и пролетам. А эти уродцы, хоть и хрен пойми по-каковски собраны, но пули боятся. Вот только резкие, как санпроверка, и злобные, что твой управблок. Мы раньше каждый цикл уносили по два-четыре жмура, а то и сошкребали со стен - гермокостюм - он для другого сделан - эта мразь его, как чих-пых. Так бы все тут и сдохли, да наши в НИИ покумекали и придумали ликвидаторам в голову железку шить, чтобы те в бою соображали быстрее. Железка - она чи ЭВМ, чи шо - это не суть, главное, она в мозгу убирает все тормоза. У людей-то как: сначала доходит, кто перед тобой, потом уже целишься. А с перемычкой, хоть краем глаза задел гадину эту блевотную, рука сама стреляет. Тут-то мы им пригубить и дали! Пока мой Ванька рос, в ликвидаторской бригаде только три замены было, да и то один по тупости откинулся: захотел попробовать синий мох на вкус. Ну и попробовал... дурень! А Ванька здоровый уже вымахал, скоро брикеты крутить пойдет в пищеблоке.
Но самосбору, видать, ячейки наши уж больно приглянулись, и снова покатилось все в лифтовую шахту. Он не то мужикам в мозги залез, не то хрен знает, но его выродки научились прикидываться людьми! Ладно бы просто людьми, так они прям самыми близкими: детьми, женами, бабками иногда. Ну, то есть, как прикидываться: со стороны-то она тварь - тварью, но в голове тебе кажется, что это дочь твоя или сын. Короче, железка мозговая перестала работать: она тормоза снимает, когда ты сам стрелять хочешь, а по отпрыску своему кому лупить охота? До тебя-то доходит, что перед тобой очередная мразина, а не твой мелкий, но, пока ты это думаешь все, она тебя сто раз сожрет. После этого стало как раньше, даже хуже. Что ни сирена, то несколько тел несут на вторсырье. Тогда все хотели два этажа отдать, хоть и оба с компрессорами. Но умники наши опять разродились на идеи.
Насчитали они себе вкратце такую штуку... ну, это я, как помню, говорю, оно вообще звучало хитрее. Ихняя железка как бы работает на привычки. Если привык щупальца отстреливать, она за тебя сама руку направит в соответствующей обстановке. Надо, значит, чтоб все привыкли по своим родичам стрелять. Мы, конечно, в осадок выпали от такой заявы, но главный их пояснил, что, пока ты спокойный, девку свою не порешаешь за ее вид. И, даже если ее с начсклада в люльке застукаешь, все равно не порешаешь (в смысле, на автомате, из-за шунта в башке), потому что обстановка не та: тварей-то нет и всякого такого. Ну а, если дуреха твоя выскочила посреди второй-третьей волны, то ей все равно кранты, хоть стреляй, хоть не стреляй. Мы поутихли малехо, да и компрессоры не охота сдавать, решили бойцов по-новому учить. Сначала начерталки перестроили, чтобы они вместо жилпланов у каждого в бригаде срисовали родню. Вывесили это хозяйство на полигоне, и давай огнем поливать. Я тогда ошметки собирать заколебался, в жизни столько мусора не было. Но на следующей тревоге наши сработали получше, чем обычно: всего один труп. Оказалось, в этот раз мужики родню не только видели, но и слышали. А слышать они не привыкли, тогда снова думать надо. Вот Васильич и додумался, а остальных пронесло за каким-то хреном. Решили с голосами тоже как-то разбираться. Записали родню всю, включили на стрельбище. До нового звонка все освоились, вернулись без единого скола не костюмах. И так мы отстояли два этажа, сколько было нападок еще, а все без потерь.
Но я про самосбор не зря говорил, что он знает про всех. Ну или то не самосбор был, а обычная дурость. В общем, устроили по случаю постройки нового корпуса праздник. Все там собрались на открытие, так сказать. У нас в подблоке давно принято, что по важным сборам сначала говорит жена старшего ликвидатора. Это потому, что после всех тех циклов вояки больше в почете, чем даже шефы. Только после пары походов ребята больно неразговорчивыми становятся, а бабы - всегда бабы, захочешь - не заткнешь. И вот выходит она вся такая, платье себе сшила из вещмешков, все мужики на нее уставились. Ну и зацепилась, овца, за какой-то штырь. Платье с нее, понятно дело, сорвалось, а под ним - жопа, фиолетовая вся от заразы. Только подумать успел: "Валера, мать твою, ты ж ее спецом укрывал!", а Валера ейную рожу уже покрошил из автострела. У нас на открытии бригада до единого была при оружии - все ихние семьи тут же в сопли превратились, и кто там еще под огонь попал.
Мы тогда даже ошметки собирать не стали - переехали в тот же день. Ячейки по 3 квадрата, один пищеблок на всех - похрен! После такого будешь хоть в коробке жить, лишь бы не на том месте. Ликвидаторов пришлось отключить: у них мозги слишком привыкли к шунту, у двоих достать пробовали, те окочурились в момент. Остальные так и лежат на криоскладе вместе с концентратами, идей пока нет. А те этажи до сих пор, как жилые: ни псевдотварей, ни слизи, ни даже мха - самосбор почему-то их брать отказался. И, сдается мне, неспроста.

Вой за гермодверью продолжался уже пару циклов.
Бас оперного певца, тянувшего одну и ту же ноту невероятно долго, больше чем может позволить себе любое живое существо, вдруг становился визгом, какой издают летучие мыши или испуганные . Но не замолкал никогда. вот уже несколько часов.
Мама-кошка сидела на полу. Ей самой было очень страшно. Сердце так и стучало, грозя выскочить из груди. Но в её старый фартук вжались два испуганно дрожащих маленьких тельца.
Её котята. Сынок и дочка.
И ничего не оставалось,кроме как покрепче обнять их. Сначала вы разговаривали о том,что скоро придут отважные ликвидаторы и всё-всё прекратится. Но вскоре, то ли от страха, то ли от пережитых волнений, котята заснули. Мама-кошка не стала их будить или относить в кровать. Когда дети были рядом с ней, ей тоже было хорошо. И оставлять их,когда за дверью пели голодную песню самосбор и его Твари, она не хотела.
Электричество было по-прежнему, отключёно и единственным источником света была табличка над дверью, по-прежнему, горевшая красным огнём.
"САМОСБОР!"
И тени ползли из углов.
За гермодверью, по-прежнему что-то выло и мама-кошка даже не хотела думать что это может быть. И, чтобы дети тоже об этом не думали, она, пока один пушистый, самый маленький, комочек,устраивался у неё на руках, а другой, постарше(7 больших циклов,совсем большой мальчик!) залез к ней на колени, долго там ёрзал, и, наконец, успокоился, уткнув свою ушастую головку в её живот, пела им колыбельную. Старую колыбельную. Ей самой пели, когда в блоке гасили свет и надо было засыпать. Она тогда была совсем маленькой котодевочкой и носила милое платьице с оборками из псевдоцеллюлозы.
"-Кошка-мама наша, навари нам каши.
-Вы скорей садитесь, тихо, не деритесь.
- Каждому ведь хватит. Будут есть котята.
-Наша мама-кошка, где же твоя ложка?
- Я уже поела - когда на вас глядела.
-В школьный блок пора нам -не скучай же, мама!
-Наша мама-кошка, нас умой немножко,
Расстилай кроватки- спать хотят котятки."
Знакомые слова , напеваемые мягким тихим голосом, успокаивали и саму взрослую женщину-кошку. Наконец, они уснули. Она на два милых и знакомых личика в обрамлении мягкой, тщательно вымытой и расчёсанной рыжей шерстки.
Дети.
Они уснули.
Очень хорошо.
Они не видят ,как красное мигание тревожной лампы превращает старый, давно знакомый шкаф в какого-то незнакомого великана, шарящего к ним свои руки-тени.
Мама-кошка смотрит в его мигающие красным глаза, возникшие там,где раньше лежал старый чемодан с медными застёжками, и не может отвести от них взгляд.
Он плохо видит. Она знает, откуда-то знает, что он может только лишь услышать их или нащупать руками-тенями.
Этот великан приходил к ней каждый раз после отключения света в блоке.
Конечно же, она знает все его повадки!
Ему, пока что, мешает вой из-за двери и тревожная сирена.
Кошка-мама замерла, не дыша.
Она боится пошевелиться, чтобы не привлечь его внимание.
И не разбудить детей.