Анонсю макропасту про сектантов

На пятые сутки запасы концентрата подошли к концу. Отец грустно вздохнул, потрепал Тошку, накинул на плечи вещмешок и отправился на поиски припасов.
- Если через цикл не вернусь, - сказал тогда он, - собирай что осталось и отправляйся на 456-й этаж. Оттуда сможешь попасть в соседний блок, там есть живые, там тебе помогут.
- А как же ты?
- А я потом тебя найду.
С тех пор минуло еще три цикла. Отец так и не вернулся и, когда Тошка прикончил последний пакетик белковой смеси, стала очевидна необходимость повторить его путь, надеясь на иной исход.
Сборы не заняли много времени. Тетрадка с записями, раритетная книжка, батарейки для фонаря. Тошка ловил себя на мысли, что набивает рюкзак нарочито медленно, оттягивая неизбежный выход за пределы биоячейки. Это опустевшее помещение, тишину которого нарушал только гул вентиляции, казалось единственным островком безопасности на многие этажи вокруг. Но мальчик помнил, что крепкие гермодвери не спасли его соседей, что вода и электричество скоро перестанут поступать, что фильтры без должного ухода вскоре начнут заполнять помещение фиолетовым туманом с запахом сырого мяса. Накинув вещмешок и натянув слишком большой для него ОЗК, мальчик отворил гермозатвор и вышел в коридор. Дверь запирать не стал –тусклый свет из ячейки немного рассеивал тьму. Он постоял немного, не решаясь выйти за пределы светового пятна, и поспешно зашагал прочь, в сторону лифта, стараясь ступать как можно тише.
Тьму коридора изредка освещали аварийные маяки, фосфорицирующая плесень и редкие уцелевшие галогенные лампы. Царившую вокруг тишину не нарушало ничто, кроме тихих шагов и дрожащего дыхания мальчика. Тошку пугала эта неестественная тишина, он ждал, он хотел слышать шум текущей по трубам воды, шорохи таящихся во тьме тварей, сигнал тревоги, вопли приближающихся нелюдей – что угодно было бы лучше этой тишины, лучше ожидания крадущейся угрозы. Эта тишина заставляла мальчика вспоминать страшные истории, которые его сверстники любили рассказывать друг другу, укрывшись на почему-то вечно пустой лестничной площадке от постоянного наблюдения взрослых.


Легкие горели огнем, во рту пересохло, а топот позади не становился громче. Мальчик представлял, как чудовищная тварь несется за ним, цепляясь многочисленными лапами за стены, пол и потолок, истекая слюной и черной слизью.
- Внучё-о-о-о-о-о-о-о-о-ок! – вой монстра был неестественен и жуток. Паренек не хотел знать, что за пасть способна издавать такие звуки.
Топот приближался и Тошка попытался бежать еще быстрее, но споткнулся и упал, роняя фонарь и расшибая колено. Позади раздалось торжествующее «Внучё-о-о-о-о-о-ок!». В панике мальчик пополз вперед, не обращая на боль в колене и даже не пытаясь встать. В парализованном страхом мозгу оставалась только одна мысль – вперед, вперед, не важно как, главное вперед!...
Откуда-то сбоку возникла рука. Ухватив сопротивляющегося паренька за шиворот, она втянула его в темноту. Тошка уже успел распрощаться с жизнью, когда темнота заговорила обычным человеческим голосом:
- Сиди тихо. Не высовывайся.
Мальчик был слишком напуган что бы как-то возражать и коротко кивнул. Тогда обладатель голоса высунулся из их укрытия, оказавшегося разгерметезированной биоячейкой, и метнул что-то в сторону приближающейся твари. В свете упавшего фонаря блеснуло что-то металлическое. В следующую секунду раздался гулкий хлопок, отозвавшийся звоном в ушах.


Когда потеки бурой слизи перестали покрывать облупившиеся стены, а на смену мерцанию аварийных ламп пришел привычный тусклый свет, Кирилл скомандовал привал.
- Дяденька, а вы сектант? – спросил Тошка, когда они принялись за еду.
- Гммм, - задумался мужчина, - я предпочитаю называться адептом церкви Бетоноворота, но, с точки зрения общества, все верно, я – сектант.
Повисло молчание. Мальчик переваривал услышанное, его собеседник, видимо сочтя свой ответ исчерпывающим, хлебал разведенный концентрат.
- Папка говорит… говорил, сектанты злые, - продолжил Антон.
Кирилл молчал, будто думая, отвечать на это заявление или нет.
- Это естественно, - наконец, заговорил он, - жизнь в гигахруще не способствует излишней широте взглядов. Порождения самосбора, культисты чернобога, обывательская злоба… ксенофобия – едва ли не обязательное условие для выживания. Твой отец правильно говорил.
Мальчик еще силился понять значение причудливого слова «ксенофобия», а сектант продолжал:
- Но это не значит, что я собираюсь принести тебя в жертву нелюдям или воздаю молитвы ядовитой траве. Моя цель – поиск истины. А тебя я выведу к людям.
- ¬¬Почему вы помогаете мне? – спросил мальчик, когда культист закончил.
- Долг цивилизованного человека, - ответил он, отправляя в рот остатки белковой взвеси, - доедай быстрее, через десять минут двинемся дальше, нужно добраться до соседнего блока до конца этого цикла.

КОМНАТА

Красная лампа горела над гермодверью больше часа. Шум тревоги разбудил Игната. После пробуждения он по привычке сел за эвм. Экран аппарата покрывался глюками страницы АТАСа. Еды в жилячейке не было и оставалось только надеяться, что Самосбор кончится и ликвидаторы поскорее освободят его. Хотелось ему написать на странице о том, что беспокоит в последнее время, но Самосбор помешал этим планам. Гермодверь закрыта. Боятся вроде нечего. Только все равно странное чувство сводит болью его внутренности. Что то явно не так.Он прислушался. В шуме от тревоги смог что-то услышать.
Шум. Вода в душевой. Которую отключили еще неделю назад.
Игнат вскочил из-за аппарата. Он полез в шкаф за противогазом и перчатками. Со всем этим он направился в душевую.
Открыв дверь, он ощутил холод, пробирающийся под кожу и высасывающий тепло. Душевая кабина работала. Вода заливала пол. Надев еще сапоги, Игнат дошел до душевой и закрыл ее. Вода не попала на кожу, а сам он ничего не вдыхал. Надеялся, что не вдыхал.
-Игнат?
Игнат дернулся и резко развернулся. Сзади оказалась мама. Она с удивлением смотрела на него. Он не сказав ни слова быстро обошел ее и направился в комнату. Вошел в комнату. Закрыл дверь в душевую.
-Что ты делаешь? Открой дверь. - слышался голос из-за двери.
Игнат судорожно снял в комнате противогаз и осмотрел себя перед зеркалом. Никаких следов не было. Ни жижи, ни плесени, ни чего бы то ни было странного.
Из под двери начала сочиться вода. Игнат быстро схватил лежавшую в шкафу одежду и заткнул ее щель под дверью. Ручка двери начала поворачиваться. Игнат задвинул стоявший рядом шкаф, заблокировав дверь.
Тяжело дышать. Стало жарко. Вентиляция во время Самосбора закрывается от коридора. Хотя жарко может показаться из-за раздражающего красного света лампы.
-Игнат, открой пожалуйста дверь.
Игнат молча смотрел на шкаф. На траурный алтарь с фотографией мамы.
Что теперь делать? Самосбор проник к нему? Если да, то почему он еще жив? Если нет, то что сейчас в душевой происходит?
Красная лампа продолжала гореть. Дышать становилось тяжелее.
-Игнат. Открой пожалуйста дверь.
Игнат не отвечал. Он думал, что делать. Что теперь делать?
Прошел еще час. Лампа продолжала гореть. Помощи ждать неоткуда.
Игнат задвинул кровать к дальнему от душевой углу. Сидит и смотрит на шкаф. Трудно дышать.
Может это от страха? Дверь вроде не открылась. Устал. Хочет спать. Но спать нельзя. Скоро самосбор кончится.
Взгляд упал на эвм. На нем даже ничего не напечатаешь, хотя было бы странно увидеть тему для обсуждения "Здарова Атас, тут у меня мама из вернулась во время самосбора и я ее запер в душевой.Что делать?". Ответом на это было бы "Можешь открыть душевую, все равно ликвидаторы сожгут тебя, твою жилячейку и все бетоном зальют. Так, чтобы наверняка"
Текст смешной, а ситуация страшная.
-Игнат!
Игнат проснулся в полумраке. Еще тяжелее стало дышать. Весь покрылся потом. Свет шел от экрана эвм. Красная лампа не горела.
Игнат подошел к аппарату. Экран завис с нагромождением букв и цифр. Игнат попробовал включить свет. Не работает.
-Игнат, ты к тете Нелле ходил?
Впервые слова поменялись. Это было настолько внезапно, Игнат даже чуть не ответил.
Тетя Нелля. Сестра мамы. Жена руководителя прод завхоза. К ней ходила почти вся родня, когда дело касалось еды при острой нехватке. А она хоть и помогала родне, но относилась к этому крайне негативно. Интересно, зачем об этом заговорил нелюдь в душевой?
Неважно. Важно что то придумать с этим. Нужно как то избавится от существа, пока не пришли ликвидаторы. Только как?
Свет включился. За гермодверью уже стали слышится уже привычные голоса знакомых тебе людей.
- Игнат, помоги.
От этих слов стало Игнату спокойнее. Это более привычно. Более нормально. Насколько может быть хоть что то связанное с самосбором нормальным.
-Сынок, почему ты держишь меня в душе? Надо сходить к тете Нелле. Она тебе не нравится, но она сможет тебе найти работу.
Усталый и раздраженный, Игнат смотрел в сторону душевой. Думал на мгновение ответить или даже спросить.
"Если с твоей матерью что то случится - это будет твоя вина" говорила тетя Нелля. " Ты слаб и не можешь даже о себе позаботится". С того разговора он на собрания родни не ходил. Мамы тогда с ним не было. И никто и не думал заступится или хотя бы поддержать.
Но он не ответил. Он отвлекся на стену за эвм. Там за покрытием "обой", были видны очертания квадратного провала. Взяв совок, стал соскребать покрытие.
За покрытием оказалось "окно". Аварийный выход к мостику, ведущему в соседний блок. Но почему оно было закрыто?
Игнат сумел открыть окно. Со свистом оно распахнулось и слабый ветер из комнаты вырвался наружу. Мостика не было. Парень попробовал высунутся и осмотреться. Вокруг была непроглядная тьма. Воздух был холодным. Посмотрев вперед и увидел квадратик света на окне блока напротив.
Что то в голове всплыло. Из детства. Он вылезал на внешний мостик. Перила ограждали от падения в бесконечную черноту. Но за ней был другой блок, где наверняка жили другие люди. И только жирная черная полоса очерчивала границу.
Сейчас снова перед ним эта граница. Только за ней нет другого мира. Только смерть.
- Туда лучше не лезть, - прозвучал голос из душевой.
"Оно читает мои мысли? Если да, то чтобы я не делал, оно будет в курсе. Только толку от этого. Если выхода нет?
-Сынок, мы здесь, пока мы это допускаем. Мы здесь пока нас допускают.
Игнат старался игнорировать. У него в голове зрел план, как избавится от существа за дверью.
- Не надо этого делать. Только себе навредишь
Собрав немногочисленное тряпье и найдя маленькую отцовские спички.
Они еще сухие.
Отломав ножку от стула и смотав тряпье, Игнат принялся их поджигать. Противогаз и перчатки были готовы. Только огонь сможет очистить.
Тряпье загоралось с трудом.
-Зачем ты это делаешь?
Игнату было все сложнее и сложнее не отвечать ей.
Раздался шум за гермодверью. Нелюди сменили голоса и стали обращаться к кому то другому. Другой в ответ стрелял в них.
"Ликвидаторы уже этаже?" от этой мысли он вспотел еще сильнее. Тряпье зажигалось с трудом.
-Почему ты это делаешь? Как ты можешь желать мне смерти?
- Почему ты унижалась перед ней?
Игнат не выдержал.
- Семья это единственное что у нас есть. Ее не выбирают. С этим живут.
- Зачем нужна семья, если она с тобой обращается как с дерьмом?
- Иначе ты просто погибнешь. Без семьи ты останешься без всего. Потому и надо держаться ее.
- Они сами меня отторгли. Они и тебя бросили, когда ты захворала. И при этом виноват я. Я ничтожен и я виноват в том, что ты умрешь.
-Тогда зачем ты хочешь убить меня?
-Я не хочу, чтобы ликвидаторы сожгли меня. Я пытаюсь выжить
-За что им сжигать тебя?
-За тебя. За то, что ты больна и заразна. Ты опасна.
-Я лежала там все было нормально?
-Я не знаю уже...
Игнат голос надрывался. Тряпье загорелось. Он подошел к двери в душевую. Раздался стук в гермодверь.
- Откройте, это ликвидаторы.
Игнат открыл душевую. Мама стояла вся бледная и с грустными глазами смотрела на горящее тряпье на ножке стула
Рука его не могла подняться. Он выпустил ножку с горящим тряпьем на залитый водой пол.
Упал на колени и обнял маму. Она обняла его и сказала.
-Давай уйдем отсюда.

Отчет: В ходе ликвидации последствий самосбора на 376 этаже была обнаружена гермодверь из которой сочилась вода. Вскрыв ее была обнаружена затопленная наполовину жилъячейка. Следов самосбора не было замечено. Было обнаружено открытое окно в соседний блок, но мост там был сломан а окно до недавнего времени было запечатано. В жилъячейки жили двое. Взрослый мужчина и его мать числящаяся инвалидом. Следов или тел не было обнаружено.