Гасай, в свойственной для себя манере, быстрым раскидистым шагом возвращался домой. Однако сегодня он передвигался быстрее обычного. Шел сильный дождь, который сердито стучал по старым гниющим крышам, будто бы нарочно ловчась пробиться в каждый сухой уголок, но даже он не мог побороть жуткий запах мочи.
Удивительно то, что Гасая волновал больше не сам запах или обосанные вещи, а глубокая обида на своих одногруппников. В своей истеричной и трепетной манере он материл их, воображал, как избивает каждого словно храбрый японский воин, отсекая голову за головой. Мыслительный процесс протекал настолько страстно, что обрывки слов и фраз невольно вырывались сквозь озлобленные губы: «сумасшедший» - подумал он, остановившись. Сохранив остатки самоконтроля, он искренне не понимал, за что его обоссали. Казалось бы, сегодня утром это и возможным не представлялось, даже несмотря на то, что мочеиспускание происходит не в первый раз.
Снова горячая струя, снова обида и молчаливый взгляд в пол.
Снова ненависть.

Несмотря на всю свою эксцентричность и эмоциональность, он направил скудные остатки сил на сокрытие своих чувств. Слишком неприятной была перспектива того, что о произошедшем узнает мать. О жуткой вони он, скорее всего, уже забыл.
Тогда это и не было важно, ведь у меня были планы на Гасая в тот день.

- Пойдёшь домой в таком состоянии?, - прозвучал созерцательный и необычно спокойный голос.
Я сидел на теплотрассе, ободранной и грязной. В знойном вальсе прохладного дождя от нее исходил пар, а метром ниже красавались десятки спидозных шприцов.
Гасай молчал. Неловкость ситуации заставила меня улыбнуться, в то же время солнцу удалось на миг пробиться сквозь грузные тучи и ярким отблеском мелькнуть в его завораживающих глазах. Длинные мокрые волосы словно праздновали всю его беззащитность. Я был уверен, что в тот миг не было на земле ничего сексуальнее, чем мокрый Гасай в нескольких метрах от меня...
- Опять обоссали, - наконец он промолвил, приостановив бешенное биение моего сердца.
- Я люблю тебя и таким, - с малой лишь каплей смущения.
Знал ли он? Думаю, давно догадывался. И не было момента для признания лучше, чем сейчас. И быть не могло, по крайней мере, так хотелось думать.
Жопа моя изрядно чесалась от стекловаты, которой была обита теплотрасса. Я, наконец, встал, медленно подошел к нему и с особой нежностью обнял - в тот момент мне было все равно, сколько людей обоссывали его пол часа назад. Мне просто хотелось, чтобы он знал - есть кое-кто, и кое-кто его любит.

Несколькими часами позже он уже мылся в моей ванной, пока я пытался отстирать его одежду.
Телевизор был повернут вертикально. На столе красовалась самая вкусная и близкая сердцу пидорашья еда разных мастей: салаты сплошь из майонеза, мясо с майонезом, майонез с майонезом.
Но мысли были совсем не о еде.
Терпение. Для приличия нужно посмотреть телевизор хоть немного, поесть... Мысль прервалась, как только чистый, все еще мокрый Гасай в одном лишь полотенце вышел из ванной комнаты. Самоконтроль закончился не успев родиться и я набросился на него, срывая мокрое полотенце.................................