В плесневелой комнате тихо. Лучики утреннего солнышка проходят сквозь высокое маленькое окошко и оставляют свой пыльный след. Гадкий фотон ударяется в глаз и отскакивает на стену, зацепившись за которую, перебирается вверх паучьими лапками. Там больно, очень больно.
Он режет себя, обливая оголенную плоть кислотой. Лишь гадкий запах поднимается выше, проникая обратно. На костяшках его пальцев огрубевшая кожа, трещины на которой напоминают влагалище черной тигрицы, с пухлыми губами и сладко розовой сердцевиной. Впрочем, слюна облегчает положение, как и всегда возвращая подвижность. Наверное, было бы здорово погрузить себя в моторное масло и навсегда лишить себя боли рвущейся кожи. Еще лучше погрузиться с головой, отказаться от привилегий белого мира. Еда бесплатная. Пить ее. Наполнить себя, наполнить сосуды черным, навсегда объединившись с прошлым. Если в море кинуть таракана, это будет море или бездушный рыжий? Вопрос риторический, тебе достаточно капли, чтобы отвергнуть в себе все людское.
Распятый, он смотрит из угла, по его лицу ползают. Он лил людям вино черное, жирное, обращал их в себя и сжимал, сжимал быстро, сжимал нежно. Эякулируй друг, шмальни в потолок или пусти очередной холостой. Осечки бывают, она поймет. Не поймет только тот самый, с рыбьими зубами, ведь уже давно ты дразнил с улыбкой, манил голодного, в пустыне желавшего лишь смазать пересохшее внутри.

Главное держись крепко и не отпускай, не дай выскользнуть. Перочинный ножик, подаренный мальчику на годовщину Хабаровского восстания отцом десантником, выручает в любой ситуации. Держись крепко, опускай! Смотри, как я крошу красную суку на кусочки. Это здорово, что мне хватило смекалки облить его кипящим. Ногтя достаточно, чтобы полностью оголить его плоть в течение минуты. А ведь там влажно, склизко.
Зеленый народный герой, спаситель голодающих и целитель стареющих. Опускай, отделяй куски друг от друга. Кружочки такие тонкие, возраст старухи уже не определить.
В углу Вагнеровская кувалда, ей размозжили голову беглому. Так и надо, в нашей столовой это порицают и презирают. Очевидно, лишь доведенный до крайности сумасшедший, гордо достанет из-за пазухи чесночный «Киевский» с белыми блестящими финозными вставками. Одно дело, тихо под одеялом, озираясь в темноте, грязными пальцами отрывать кусочки и класть их в пасть, другое дело, даже не скрывая хвастать награбленным среди идеологически убежденного братства. Лишь такая уверенность во враждебности колбасной палки, проникнувшей на охраняемую территорию, погубила его в тот день. Может, там и правда было склизко. Пусть так, да жалко мозг, навар пропал.

Возьми ее в две руки и раздави вонючего. Одного хватит, остальных оставь на потом. Высоко поднятая наболдашина незамедлительно опускается на подготовленное место и сок брызжет тебе в глаза, оставляя белое полупрозрачное полотно. Все-таки не холостой, тем и лучше. Красный, зеленый и гадкий в бадье. По кусочкам разделенные, истекают. Добавить рафинированного, или оставить так? Это не важно. Ты спешным движением опускаешь руку в протертые портки, оттягиваешь ствол и срезаешь быстрым движением шляпку молодого солдата. Фиолетовое мясо, вот чего точно не хватает. Кроши мелко и бросай туда, пока сознание еще рядом.
Это мясное рандеву.